Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке
— Вот, — сказал он капитану, — презент. От нас.
— От кого «от нас»?
Павлов глупо и счастливо улыбался.
— Ты не идешь со мной?
Павлов покачал головой.
— А куда идешь? Уж не под венец ли?
— Угу…
— Что?! Опомнись! Ох… Так я и знал, — сокрушался капитан. — И зачем только я дал тебе тогда эту хризантему? Все от нее! Это же цветок новобрачных! Если б я знал! — Закончив страстный монолог, капитан деловито спросил: — Хорошенькая хоть?
— Во! — ответил Павлов.
Видать, в свое время капитан крепко вкусил прелестей семейной жизни.
— Домой-то когда? Рейс-то мой последний…
— Через неделю, самолетом.
Они обнялись.
…Перед отъездом, еще не веря своему счастью и страхуясь, он нагнетал страхи, проверял ее, чернил свою собственную действительность и образ жизни, рисовал мрачные перспективы времен освоения Севера.
— Скоро я вернусь и заберу тебя, согласна?
— Да.
— У меня все хорошо. Домик дощатый, маленький, чуть покосился. Но не продувает — он до трубы занесен снегом. А летом стены толем обобьем, ладно?
— Ладно.
— Льда для воды я запас, водопровода-то нет, но зато бочку внутри выкрасил масляной краской. Хорошей краской, голубой.
— Это хорошо, — сказала Марина.
Врал он вдохновенно, откуда только талант прорезался.
— Печка у меня дымит. Приеду, на всякий случай еще раз прочищу. Да ты не бойся: у меня два спальных мешка и три оленьих шкуры, не замерзнем. И чижи я тебе дам, а то по утрам все тепло выдувает и пол покрывается тоненькой корочкой льда. Ты не простудишься?
— Тут я иногда болела.
— Ничего, у меня врач в районе — лучший друг. Что еще? Да, угля я запас много. Но дров не успел. Ты не бойся, будем в магазине брать чукотторговские ящики, лучшей растопки и не надо. Видишь, как все у меня хорошо. Вдвоем легче будет. Поедешь?
— Поеду.
— Зарплата у меня хорошая, но сберкнижки, правда, нет. — Тут он не врал. — Зато консервов всяких, банок-склянок-железок припасено на год. В магазин бегать не надо. Сиди дома и вари. Правда, хорошо?
— Правда.
— Стирать лучше всего в бане. Я всегда там стираю, удобно — и паришься, и стираешь. Полезное с приятным. Правда?
— Не пробовала.
— Да, забыл. Книг у меня — о! Полно! — Глаза ее заблестели. — По минералогии, стратиграфии, геоботанике, сравнительному анализу, метеорологии, по проблемам Берингии, геофизическим методам…
Глаза ее потухли.
— Ты чего? Это знаешь как интересно? Что непонятно — я тебе объяснять буду.
«Куда я попала? — подумала Марина. — С кем я связала свое светлое будущее? Что скажет мама? Он же на двенадцать лет меня старше!» Но вместо этого, она просто сказала:
— Приезжай. Я буду тебя ждать.
— А еще у меня там есть хорошие друзья — Сережа и Дуняша. Они тебе понравятся. Ведь друзья — это главное, да?
Через несколько дней на самолете ледовой разведки рано утром он снова приземлился на аэродроме Залива Креста. Летчики сели заправиться и стартовать дальше вдоль побережья до Провидения, где и жил Павлов.
Попросив аэродромный «газик» («На полчасика, ребята!»), он рванул в поселок и постучал к Марине. Она жила с подругой. Открыла заспанная Марина.
— Одевайся. Быстро! Машина ждет!
— А как же на работе?
— Подруге все объясни, она на работе расскажет. Паспорт не забудь. Быстрей!
Марина бросила какие-то немудреные вещички в маленький студенческий чемоданчик.
— Вещей не бери, потом перешлют, или я за ними залечу. Сейчас некогда.
Они подкатили к самолету. Марина смотрела испуганными глазами на Павлова, на летчиков, на Ил-14.
Когда все расселись, Павлов предложил ей место у блистера, пока нет работы.
Через два часа садились в Провидения.
Подкатил почтовый вездеход. Водитель думал, что это рейсовый самолет. Но пилоты сказали, что рейсового сегодня не будет — низкая облачность, и вездеходчик собрался в поселок. Павлов его уговорил, помог устроиться Марине и сел за спиной водителя показывать дорогу.
Марина с интересом смотрела по сторонам. Никаких засыпанных снегом избушек вокруг не было.
Наконец подкатили к подъезду пятиэтажного дома.
— Вот твоя избушка, — сказал Павлов. — На третьем этаже.
Это была прекрасная однокомнатная квартира со всеми удобствами. Когда Павлов переступил порог квартиры, комнату он свою не узнал. Она была обклеена новыми обоями, на окнах вместо газет висели занавески, а сверху еще спускались разноцветные, веселые, под цвет обоев шторы. В комнате немудреная, но необходимая мебель, которой раньше не было. А на столе стояли бутылка шампанского и два бокала. Рядом записка.
Павлов вслух прочитал: «Как только войдете в дом, откройте шампанское, разлейте по бокалам, выпейте, а бокалы тут же разбейте об пол или порог. Желаем счастья. Сережа. Дуня».
Павлов сделал все в точности так.
Марина выпила, хряснула бокал об пол и в изнеможении от всего пережитого опустилась на постель.
Павлов выпил, швырнул бокал и… замер. Бокал не разбился. Павлов похолодел, а бокал крутнулся по полу, подкатился к порогу и там вдруг аккуратно переломился на две половины.
«Ух!» — отлегло от сердца.
И ремонт сделали, и порядок в квартире навели — все в отсутствие Павлова — Сережа с женой. Не потому, что были друзьями, а, наверное, чувствовали, что значит семейная жизнь для человека, который начинает ее во второй раз, и хотели хоть чем-нибудь помочь.
— Эх ты, голову мне морочил… — с укоризной сказала Марина. — Не верил, что люблю? Разве можно так? Я теперь ко всем словам твоим буду относиться подозрительно. Ты больше так не делай.
Потом было шумное застолье. Потом скромный свадебный пир.
А через три дня состоялся разговор.
— Я не сказал тебе главного. Тебе часто придется быть одной. Подолгу меня ждать. А это очень трудно.
— Не бойся, — сказала она.
И вот сейчас, когда Павлов с Сергеем на побережье, он напускает на себя напраслину только для того, чтобы уравновесить Сергея, чтобы не дать понять ему, что и, он скучает по Марине, что и ему хочется домой, но Сергей не должен об этом знать, иначе никакой работы не получится. Два ипохондрика в тундре — это чересчур много. Вот и развлекает он Сергея «мужскими разговорами», успокаивая в основном не его, а себя.
3Почти у самого моря тропинка тянулась вверх и вилась меж огромных каменных завалов. Она уводила от моря в сторону сопок к тундре. Здесь идти легче: все-таки, тропа не кочкарник, и, обогнув лагуну с юга, путники снова пошли в сторону моря по сопкам, пока неожиданно не остановились перед распадком, на одном склоне которого прилепилась избушка.
Издали она была незаметна, но Сергей знал о ее существовании и показал Павлову:
— Вон, видишь, домик хозяйки моржового лежбища.
— А где лежбище?
— Внизу, под обрывом.
Векет заметила их раньше, чем они ее.
— Здравствуйте! — раздалось за их спиной.
Они обернулись.
— Ой! — радостно вскрикнула она. — Сергей Поликарпович! Я и не узнала! — Она бросилась к Сергею. — Смотрю, не наши идут, чужие. Наши так не ходят. Совсем не узнала.
— Здравствуй, Юля, — обнял он ее, — здравствуй! А мы к тебе в гости. Знакомься, мой друг Павлов.
Павлов протянул руку:
— Здравствуй, красавица, здравствуй!
Она вспыхнула, зарделась, бросилась в дом.
— Я сейчас, за водой, чай пить будем!
С пустым ведром она пулей выскочила из дому и побежала вниз, к ручью.
— Ты вот что, — мрачно сказал Сергей, — не позволяй себе больше таких слов, как «красавица», и в таком роде…
— А что? Я что-нибудь не так?..
— Ну, понимаешь… — мялся Сергей, — она придет, ты поменьше смотри на ее лицо. Оно в шрамах, не очень заметных, но видных… Следы татуировки. Ну, раньше еще девочкам в чукотских стойбищах разукрашивали лица. Ты же видел таких старушек…
— Видел…
— И у нее так было. Это или украшение, или родовые знаки. Не знаю… Еще девочкой ей сделали… Выросла и не захотела носить. На материке в одном из институтов ей предложили снять под наркозом или местным обезболиванием, но тогда останутся шрамы и они будут видны… а если без анестезии, то чище пройдет операция… косметичней, что ли…
— И она согласилась?
— Да, дала подписку. Профессор ей все время говорил: «Ты кричи, доченька, кричи», а она только стонала, скрипела зубами и плакала. За всю жизнь столько не выплакала слез…
— Боже мой!
— Она очень хотела быть красивой, как всякая женщина… современной, что ли… И вот какой ценой ей досталось…
— Не думал я. Прости, Сергей…
