Александр Чаковский - Невеста

— Все это изложено в материалах следствия, — заметил Пивоваров.

— Разумеется. Но меня интересуют сейчас не формальные подробности. Я не прокурор и не проверяю следствие. Меня интересует чисто человеческая сторона дела. Точнее, я хочу составить впечатление о характерах обвиняемых.

— Вы могли сделать это во время судебного заседания.

— Совершенно справедливо. Ко некоторые вопросы возникли у меня уже после суда. Впрочем, — Митрохин улыбнулся, — если вы хотели сказать, что я не имею официальных полномочий спрашивать вас, то, конечно, вы правы. Мне следовало бы обратиться в городской суд или в прокуратуру…

— Нет, почему же? — более дружелюбным тоном сказал Пивоваров. — Если я могу быть чем-то полезен…

— Спасибо. Итак, меня интересуют характеры обвиняемых. Вы, вероятно, успели их изучить…

— Конечно, — согласился Пивоваров. — Откровенно говоря, Харламов сразу произвел на меня отрицательное впечатление. Хотя, — торопливо добавил он, — это не оказало никакого влияния на дальнейший ход следствия. Все же мне достаточно было пяти минут, чтобы понять, с кем я имею дело.

— Ясно, — как бы не сомневаясь в правоте Пивоварова, кивнул Митрохин. — Значит, впечатление сразу сложилось плохое. Но почему?

— Я почувствовал в этом парне одного из нынешних юнцов, самоуверенных, заносчивых, наглых… Теперь много таких развелось.

— Значительно больше, чем нужно, — усмехнувшись, отозвался Митрохин. — Все же было бы хорошо, если бы вы помогли мне уяснить, почему Харламов произвел на вас именно такое впечатление.

— Пожалуйста, — сказал Пивоваров. Он уже почти убедился, что Митрохин просто старый чудак, каких немало среди пенсионеров, и радовался, что его смутные опасения оказались напрасными. Он почувствовал даже нечто вроде симпатии к Митрохину. — Представьте себе: этот тип чуть не убил человека. Вы думаете, это его взволновало? Нисколько! Его взволновало совсем другое — то, что я обратился к нему на «ты»! Я, человек, который в два раза старше его!

— Так, — снова кивнул Митрохин. — Значит, он обиделся на то, что вы обратились к нему на «ты». Что же дальше?

— Дальше? Во время следствия он придумал наивную версию, что не заметил наезда, хотя слышал удар о крыло машины.

— Потом?

— Потом я опросил Васина.

— Какое впечатление произвел на вас Васин?

— Прямо противоположное. Был очень удручен, на вопросы отвечал вежливо. Я сразу понял, что произошло. Права у Харламова действительно были, но шоферского опыта — никакого. Такие парни вечно канючат, чтобы им дали подержаться за баранку. Васин и дал. Разумеется, это не умаляет его вины.

— Васин слышал удар о крыло машины?

— Он ехал в качестве пассажира, мог задуматься, не придать значения…

— Слышал или не слышал?

В том, как это было сказано, Пивоварову почудилось недоброе, и он бросил на Митрохина настороженный взгляд. Но Митрохин спокойно протирал платком очки.

— На очной ставке, — отчетливо сказал Пивоваров, — Васин категорически утверждал, что не слышал. И что Харламов его ни о чем не спрашивал.

— А Харламов утверждал, что спрашивал?

— Ничего он не утверждал, — пожал плечами Пивоваров.

— Зачем же потребовалась очная ставка?

Пивоваров опять посмотрел на Митрохина настороженно и с досадой подумал, что дал втянуть себя в разговор, который ему меньше всего хотелось вести. Но отступать было поздно. Всякая попытка уклониться от беседы или прервать ее наверняка вызвала бы подозрения у этого въедливого старика…

— Процессуальные нормы требуют, — назидательно сказал Пивоваров, — прибегать к очной ставке во всех случаях, когда в показаниях граждан, привлеченных к следствию, есть противоречия.

— Не будем касаться процессуальных норм. Поговорим о Харламове. Подтвердил ли дальнейший ход следствия то впечатление, которое вы составили о нем на Воронинском шоссе?

— Целиком, — ответил Пивоваров.

— А как вы расцениваете поведение Харламова на очной ставке?

— Как вызывающее. — Пивоваров хотел ограничиться этим, но не сдержал раздражения. — Харламов не мог не понимать, что обличен, и поэтому вел себя вызывающе. Его поведение на очной ставке связано со всем его обликом. Между прочим, на производстве его тоже характеризовали отрицательно.

— Кто именно?

Пивоваров закусил губу. Он совершил явную ошибку. Ни к чему было упоминать об этом. Ни к чему! Он помолчал, обдумывая ситуацию.

— Я имею в виду официальную служебную характеристику, — наконец ответил он.

— Помню, — сказал Митрохин. — Представитель Энергостроя, защищавший Васина, тоже не сказал ни одного доброго слова о Харламове.

Пивоварову показалось, что Митрохин вполне удовлетворен ответом. Но смутная тревога все-таки не оставляла его. Так или иначе, он правильно сделал, что не сказал о телефонном разговоре с Волобуевым. Упоминать о нем сейчас было бы бестактно, хотя выводы следствия полностью совпали с тем мнением о Харламове, которое высказал Волобуев, и упоминание об этом еще раз подтвердило бы правильность этих выводов. Но внутренний голос подсказывал Пивоварову, что, умолчав о разговоре с Волобуевым, он поступил правильно. Более того, и в дальнейшем он не должен касаться этого разговора. По крайней мере до тех пор, пока не уяснит себе намерений Митрохина.

— Видите ли, Алексей Михайлович, — словно отвечая на мысли Пивоварова, медленно сказал Митрохин. — Я хочу, чтобы вы ясно поняли смысл моих вопросов. Бывают случаи, когда молодой человек совершает проступок, который… как бы это сказать… не согласуется со всем его поведением в прошлом. Вы меня понимаете?

— Вполне, — с готовностью ответил Пивоваров. Ему нравилось, что разговор начал приобретать несколько отвлеченный характер.

— Я немного знаком с биографией Харламова, — продолжал Митрохин. — Он сирота, воспитывался в детдоме. Характер у него, видимо, всегда был нелегкий. Но ни хулиганом, ни лжецом он не был никогда. А теперь, якобы из озорства, взял руль, сбил человека, не оказал ему помощи… Между прочим, как вы все-таки считаете, почему он взял руль?

— Вы же сами только что сказали, — ответил Пивоваров, — из озорства.

— Да-да, конечно, из озорства, — повторил Митрохин и вдруг задал вопрос, который заставил Пивоварова вновь насторожиться: — Как, по-вашему, Васин был абсолютно трезв?

— Вы хотите сказать, Харламов?

— Нет, именно Васин.

— Разумеется.

— Насколько я помню, в деле не было акта медицинского освидетельствования.

Такого акта в деле действительно не было.

Доставив Харламова и Васина в райотдел милиции, Пивоваров думал только о том, как бы поскорее от них избавиться. Не застав его на работе, Лина могла после двенадцати ночи позвонить в гостиницу, где он тогда жил. По правилам, следователь, конечно, должен был направить задержанных на медицинское освидетельствование. Но врач медпункта, где обычно проводились такие освидетельствования, заболел. Посылать задержанных на проверку за двадцать километров в областную больницу значило потерять не меньше двух часов. К тому же Харламов и Васин производили впечатление абсолютно трезвых. Особенно внимательно Пивоваров присматривался к Харламову: ведь это он сбил человека. Можно было поручиться, что парень трезв. Чтобы не терять времени, Пивоваров решил обойтись без освидетельствования.

Теперь он отлично понимал, что это может быть поставлено ему в вину. Впрочем, только в том случае, если кому-то покажется, что виновные недостаточно наказаны. Но не похоже, чтобы Митрохин хотел того, что на юридическом языке называется ожесточением наказания.

— За рулем был не Васин, а Харламов, — напомнил Пивоваров. — Он был абсолютно трезв. И Васин тоже.

— Предположите, что Васин выпил незадолго до рейса. Харламов узнал об этом и взял руль, чтобы выручить товарища. Это изменило бы ваше отношение к нему?

— Нисколько, — не понимая, что могло означать такое предположение, ответил Пивоваров. — Тогда Харламов должен был принять все меры, чтобы Васина не пустили в рейс.

— Ну, а если Харламов узнал об этом уже по дороге? Когда они ехали по шоссе? Что тогда?

Пивоваров пожал плечами.

— Тогда, — сказал он раздраженно, — Харламову следовало довести машину до ближайшего постового милиционера и сдать ему Васина.

— Отлично. Рассмотрим ситуацию несколько более подробно. Я просто хочу уяснить себе кое-что. Предположим, Васин выпил. Совсем немного. Допустим, у него был повод. Нарушение налицо, согласен. Однако, как я уже сказал, сейчас меня больше интересует человеческая сторона дела, нежели чисто правовая.

— Это противопоставление не вполне правильно, товарищ Митрохин, — поучительно заметил Пивоваров.

— Вы правы и на этот раз, — с едва заметной иронией согласился Митрохин, — но разрешите на минуту отвлечься от правовых норм. Только на минуту. Скажем, по легкомыслию Васин не придал значения тому, что немного выпил. Сел в машину. Рядом Харламов. Они поехали. Вдруг Харламов ощутил, что от Васина попахивает спиртным. Он спросил: «Ты выпил?» Васин признался, что утром в его жизни произошло радостное событие, поэтому он малость выпил. Тогда Харламов и взял руль. Если бы их случайно остановил милиционер и обнаружил, что от шофера пахнет спиртным, это имело бы для Васина серьезнейшие последствия. Поэтому Харламов и попросил Васина поменяться местами. Водительское удостоверение было при нем. После некоторых колебаний Васин согласился. Дальше произошло то, что вам известно. Что вы на это скажете?