Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы
— Правильно!
— Верно говорит!
— Не торопитесь с заключением, — прохрипел Ходжабеков, хотел добавить еще что-то, но увидел, что Зухра Каримовна смотрит на него и замолчал.
— Ходжабеков обвинил меня в том, что я презираю Ашира. Да, я стал презирать его! Может быть, спросите почему? Ведь каждая свиноматка дает в год по три тонны мяса, благодаря этому колхоз может выполнить план по сдаче мяса. Но как только стал свинопасом Ашир, колхоз не имеет никаких прибылей, один лишь ущерб. Когда ни увидите Ашира, он всегда пьян. Удивительно, откуда Ашир берет деньги на водку? Не на колхозные ли деньги пьет? Не идет ли на водку корм для свиней?
— Возможно. Разве Ашир побрезгует кормом для свиней, у него аппетит — будь здоров! — добавил Туламат.
В зале раздались смешки.
— Здесь меня обвинили в том, что мое самовольничанье стоило колхозу двести тысяч рублей. Правильно, инициатива создания тонкошерстных овец принадлежит мне. Хоть Ходжабеков вначале был против, но правление поддержало эту идею. Если так, разве справедливо обвинять меня в самовольничанье? В первый год мы запоздали с искусственным осеменением: наступили ранние морозы. Поэтому наша затея не принесла пользы. Но в этом году все сделано вовремя, и прошлогодняя растрата окупится, уверяю вас. Теперь, если говорить о тех двухстах тысячах рублей, то я уточнил, сколько было куплено ягнят и телят с базара и сколько было получено с колхозников путем контрактации. По моим подсчетам, на покупку необходимого количества ягнят и телят была израсходована гораздо меньшая сумма.
— Вы хотите скрыть свою вину! Вам не удастся сбить членов партии с правильного пути! — Ходжабеков вскочил.
— Хорошо, проверим!
— Правильно, это надо проверить!
— Подождите, дайте мне закончить! — вдохновился Шербек, убедившись, что большинство на его стороне. — Товарищи...
«Кучкаров немного горяч, но в его выступлении чувствуется логика и знание дела, — подумала Зухра Каримовна, — чего нельзя сказать о выступлении Ходжабекова».
Многих председателей колхозов повидала за время своей работы Зухра Каримовна. Были среди них такие, кто пришел прямо от земли, и научные знания заменяла им большая любовь к своему делу, талант организатора. Такие председатели в свое время оказали большую помощь в колхозном строительстве. Но то время прошло. Сейчас колхоз — это сложное комплексное хозяйство, вооруженное новейшей техникой. И руководить таким хозяйством должен человек со специальным образованием, агроном, инженер-механик или зоотехник, знающий экономику колхоза, культурный, образованный человек. Здесь, на собрании, слушая выступления Шербека и колхозников, Зухра Каримовна все больше приходила к выводу, что Ходжабеков так же плохо разбирается в колхозном хозяйстве, как в свое время плохо разбирался в делах повсюду, где довелось ему работать.
...Собрание закончилось поздно. Ходжабеков вышел последним. Даже Саидгази не подождал его, поспешил уйти с теми, кто провожал Зухру Каримовну. Да, теперь уже ясно, что его карта бита. Предложение об исключении Шербека из кандидатов партии не поддержал ни один человек, даже Саидгази. А секретарь райкома прямо сказала в своем выступлении, что исключать из партии Кучкарова не за что. Но самое странное то, что она сказала о нем, Ходжабекове: «Мне кажется, что вы заболели болезнью «разоблачительства». Вы и раньше «разоблачили» немало невинных людей, продолжаете это и здесь в «Аксае». Пока есть время — лечитесь, потом будет тяжелее». И еще она сказала, что в таком многоотраслевом хозяйстве, как «Аксай», нужен председатель, который хорошо разбирается в колхозных делах и может зажечь людей своим теплом, своей энергией.
Через несколько дней после собрания Ходжабекова вызвали в райцентр. Вернулся он оттуда еще более хмурым, встревоженным и сразу же вызвал к себе Саидгази.
— Назарова реабилитировали, — сказал он, грузно опускаясь в кресло.
— А?! — Саидгази удивленно посмотрел на Ходжабекова.
Ходжабеков продолжал, не отрывая глаз от пола, будто разговаривая с самим собой:
— Говорят, скоро вернется. А в деле Шербека записано об отношении с дочерью Назарова...
Ходжабеков тяжело вздохнул.
— Эти двести тысяч рублей сводят меня с ума. Стоит прийти одной беде, как она тянет за собой другую...
— Э-э, я не узнаю вас, председатель, — ехидно улыбнулся Саидгази. — Чего вам бояться? Ведь все до копейки мы включили в книгу расходов.
— Ну, а если члены правления потребуют ревизии. Помнишь слова секретаря райкома?
— Не предсказывайте неприятности, братец председатель, как-нибудь обойдемся.
— Нужно бы что-нибудь предпринять... Я думаю так: на тех ягнят и телят, которых мы купили, нужно составить новую документацию. В этих документах мы поставим более убедительную цену. Тогда у нас останутся излишки — минимум тысяч сто. На эти деньги мы можем начать строительство теплого помещения для ягнят и свинарника. Так мы сразу заткнем рот крикунам, а в глазах районного начальства предстанем примером для других.
— Эти деньги, хи-хи-хи, уже давно истрачены... Все документы подписаны, и печать поставлена. Некоторые уже видели эти документы. Какие же могут быть пересчеты?
— Значит, ничего уже нельзя сделать?
— Ничего, братец председатель. — Саидгази заискивающе улыбнулся и, распрощавшись, ушел.
А Ходжабеков подумал: «И этот против меня!»
Когда он вышел из конторы, было уже совсем темно. На улице не было ни души, только со стороны чайханы доносилось негромкое пение:
Пусть никто, как я,Не будет осрамлен на свете...
Ходжабеков медленно шел по пустынной улице и в душе проклинал Саидгази. Этот человек столько времени прикидывался другом, а теперь поступает, как самый настоящий враг. Ждет только удобной минуты, чтобы вонзить свое скорпионье жало. Да, времена изменились. Разве прежде могла бы сказать ему женщина, глядя в глаза: «Вы заболели болезнью «разоблачительства»? Разве мог бы рассмеяться ему в лицо сопляк из прокуратуры, прочитав строчки из его заявления о том, что Шербек обвиняется в связи с дочерью преступника? Появились откуда-то слова «культ личности», и все вокруг изменилось... Он доплелся до дома и лег на одеяло, постеленное на террасе.
— Где вы так долго задержались? — спросила Якутой, кокетливо подбоченясь. Не замечая состояния мужа, она стала ласкаться к нему: — Мой бек, жена председателя сельпо купила себе жемчуг. До чего хорош! Она купила у того миловидного ювелира. Говорят, у него еще есть. Купите мне такой же...
— Оставь меня в покое!
— С другими женщинами вы ласковый, а дома тиран, да? Или, может быть, мне попросить Саидгази купить жемчуг?
— Скажи, скажи, пусть купит!!! Будьте вы прокляты! — Ходжабеков вскочил, глаза его налились кровью. — Живым хотите загнать меня в могилу! — Схватившись за голову, он бросился к двери. — Ты столкнешь меня в могилу, а Шербек закопает. Съели меня, проклятые!!!
Якутой стояла как вкопанная, глядя на мужа, и опомнилась только, когда услышала стук калитки.
Она думала, что муж сейчас вернется, но время шло, а Ходжабеков не возвращался. Якутой стала беспокоиться. Дойдя до калитки, она посмотрела по сторонам. Улица была темна и безлюдна.
Ходжабеков не вернулся домой в эту ночь. Не вернулся он и на следующий день.
В район сообщили, что председатель колхоза «Аксай» неожиданно исчез…
Глава десятая
В Аксай пришла весна. Ветер гнет высокие стройные тополя то в одну, то в другую сторону, проверяя, как они пережили зиму, не съедены ли изнутри червем. Аксай бурлит, бросается на прибрежные камни. Далеко разносится шум его водопадов. Греются на солнышке первые зеленые листочки. Природа, расстелив разноцветную скатерть, устроила весенний пир.
Суванджан пустил овец на траву и застыл, глядя на синие вершины гор. Его мысли были далеко, в ущелье Куксая, где живет Айсулу.
Со стороны Кзылджара вдруг послышался грохот — кто-то быстро ехал на телеге. Скоро телега приблизилась. Человек, сидевший в ней, нещадно хлестал лошадь.
«Да это же Ашир! Но почему он убегает?»
— Ашир! — крикнул Суванджан вдогонку, но тот даже не оглянулся.
«Куда это Ашир так торопится? — подумал Суванджан. — И что это навалено на телегу? Надо было его остановить. Эх, и простофиля же я!»
В этот день Суванджан вернулся в кишлак пораньше и сразу побежал в контору. В коридоре встретил Саидгази и рассказал ему о том, что видел утром.
— Мне кажется, он повез продавать корм для свиней. И потом мне послышался крик поросят...
— А ты видел их?
Суванджан растерялся. Нет, он не видел поросят, но он ясно слышал, как они визжали. И потом — почему Ашир не остановился, когда его окликнули?
