Лидия Вакуловская - 200 километров до суда... Четыре повести

— Верю, — ответила Таня. Помолчала, потом сказала: — Я слышала, вы были судимы.

Он удивленно сдвинул брови и вдруг весело сказал, ослепительно блеснув зубами:

— Ну нет, меня пока от таких передряг бог миловал. Если, конечно, и вы помилуете. — Он встал с пола и, перекладывая со стула на стол письма и фотографии, сказал: — Смотрю я на вас, смотрю и думаю: до чего же вы глупая девчонка!

— Это почему? — скорее обиделась, чем возмутилась Таня.

— Потому что всерьез занимаетесь стряпней, именуемой делом о растрате Копылова.

— Но ведь у вас действительно недостача, — спокойно возразила Таня.

— Действительно! — повторил он. Потом подошел к ней, остановился напротив и, сложив на груди крепкие руки, спросил: — Значит, первому акту ревизии, где есть эта самая растрата, суд верит, а второй, где ее уже нет, считает липой. Так, что ли?

— Какой второй? — не поняла Таня. — В деле один акт, акт о недостаче.

— Ну, это вы бросьте, — нахмурился он. — Была повторная ревизия, и вы об этом знаете.

— Повторная? — удивилась Таня. И, внезапно догадавшись, спросила: — Вы погасили недостачу?

— Ну и лихо же вы меня разыгрываете, — усмехнулся он и с той же усмешкой продолжал: — По-моему, в акте черным по белому написано, что первая ревизия была без меня, что я уезжал в бригады, что товарищи ревизоры упустили из виду чердак склада номер два, где сушилась эта самая пушнина в количестве ста тридцати шкурок песца и восемнадцати лисьих шкурок, из чего и получилась так называемая моя растрата и прочая чепуховина. Ну, а потом, как водится, кладовщик Омрай вспомнил о чердаке, созвал новую ревизию, и уважаемые ревизоры чистосердечно признали свою ошибку. Так что вы на это скажете?

Таня смотрела на Копылова и по мере того, как он говорил, чувствовала, что дело в потрепанной синей папке, не дававшее ей почти два года покоя, расползается по швам и лопается, как мыльный пузырь, и что вообще никакого дела нет и, вероятно, не было. Столь простое объяснение истории синей папки обезоружило ее и повергло в замешательство.

— Ну, так что вы на это скажете? — снова спросил он, но на сей раз как бы с укоризной.

— Не знаю… Я акта повторной ревизии не видела… и вообще… Кому вы его посылали?

— Вам, конечно, — убежденно сказал он. — И не я посылал, а председатель поссовета Вуквутагин.

— Мне? — изумилась Таня.

— Ну, прокурору, какая разница?

— Прокурору? Когда?

— Как когда? Сразу. Точнее, недели через три после того, как убрался этот молокосос.

— Какой молокосос?

— Ваш следователь — Седов, Седых, как его? К тому же пакет отправили заказной почтой, так что все ваши вызовы на суд считал и считаю ненужной формальностью.

— Странно… — в раздумье сказала Таня, мысленно пытаясь как-то связать в одно вполне убедительное объяснение Копылова с отсутствием в деле акта повторной ревизии. — Странно… — повторила она. — Не могла же почта пропасть?

— Запросто могла, — фыркнул он. — Отправляли в мешках на нартах. Каюр задремал, один мешок свалился в сугроб — и весь сказ.

— Может быть… — ответила Таня, все еще продолжая мысленно отыскивать какие-то более убедительные объяснения случившемуся. — Хотя… Значит, у вас есть с собой копия акта?

— Копия? — удивился он. — А на кой черт мне нужна копия?

— Значит, у вас нет копии? — уже более твердо спросила она.

— Ну для вас я сто копий мог бы притащить. Жаль, раньше не знал. Может, вы хотите, чтоб я по пуржишке в Белый Мыс прогулялся?

— Я этого не хочу…

— Слушайте, сказать вам честно? — вдруг подошел к ней Копылов.

— Честно? — насторожилась Таня. — Да, да, пожалуйста.

— Плюньте вы на свои суды, возьмем билеты и махнем с вами куда-нибудь на край света.

— Как — махнем? — спросила она, не поняв в первое мгновение смысла его речи.

— По воздуху, конечно, — усмехнулся он. И неожиданно взял ее руками за плечи, легко приподнял со стула и, удерживая ее чуть-чуть на расстоянии от себя, сказал с несвойственной ему серьезностью: — Вы мне нравитесь. Я не шучу, и все время хочу вам об этом сказать.

— Пустите! — возмутилась Таня. — Вам не кажется, что это… — И запнулась, не найдя нужного слова.

— Хамство? — подсказал он и спокойно ответил, отпуская ее: — Не кажется. Я у вас спросил: «Можно сказать честно?»

— Спокойной ночи, — бросила Таня, направляясь к двери. Но на пороге остановилась и оглянулась. — И часто вы пользуетесь таким примитивным методом?

— Каким?

— Предлагаете малознакомым девицам уехать или улететь с вами?

— Не часто, — ответил он, подходя к ней. — Послушайте, Таня…

— Спокойной ночи, — повторила она сухо и захлопнула за собой двери.

Как только она вошла в боковушку, Копылов стукнул ладонью в перегородку и громко сказал:

— Спокойной ночи. И считайте, что я сморозил глупость.

12

Однако ночь для Тани прошла в беспокойных мыслях. Она не сомкнула глаз. И мешала не пурга, по-прежнему бесновавшаяся и содрогавшая дом. Получалось так, что с той минуты, когда она попала в Светлое, она неотступно думала о Копылове. Почему? Потому, что всякий раз он представал перед нею лишь с какой-то одной стороны, заставляя ее то злиться, отчего он не едет, то изумляться, встретясь с ним в избушке, то переживать мучительный страх, когда она решила, что он бросил ее в торосах, то сочувствовать ему, узнав о печальной судьбе его отца, то вдруг поверить ему и тут же снова засомневаться, то презирать за беспардонное донжуанство, как случилось в последнюю минуту.

Впрочем, в эту последнюю минуту, когда ей стало ясно, что никакого дела Копылова больше не существует и остается лишь положить в папку акт повторной ревизии, а потом формально, так сказать, для порядка вынести решение о прекращении дела и навсегда сдать синюю папку в архив, — когда ей стало это ясно и Копылов начал вдруг говорить какие-то несуразные слова о полете на край света, в ту минуту она больше негодовала на себя, чем на него.

Так случалось и раньше. Стоило ей появиться в кино или на концерте, как тут же к ней привязывался какой-нибудь ферт. И соседи и подружки по институту говорили, что она красивая, но Таня полагала, что красота вовсе не является поводом для знакомства с первым встречным.

«Позавчера этот прораб Василий норовил влезть в дом, сегодня Копылов ведет себя не лучше, — думала она. — Неужели я похожа на легкомысленную дурочку, с которой можно обращаться как угодно?»

И хотя Таня в своих размышлениях объединяла их, она не могла не признаться себе, что Василий и Копылов — отнюдь не одно и то же. По совести говоря, этот так называемый подсудимый интересовал ее. Она не относилась к нему равнодушно.

«Наверно, потому, что у него трудная жизнь», — подумала она, объясняя самой себе это свое робкое признание.

Но странно, Михаил не вызывал у нее ни чувства сострадания, ни жалости. Казалось, он был вырублен из какой-то сверхтвердой породы, налит той особой силой, которая обладает необъяснимым свойством притяжения. Прошло всего два дня, как она встретила в избушке Копылова, а сколько раз она меняла мнение о нем! Но на сей раз ее мнение, казалось, утвердилось окончательно. И главное — она верила Копылову. Ей ни разу не пришла в голову мысль, что Копылов мог обмануть ее и что никакого акта повторной ревизии не существует. Она только недоумевала, почему этого акта нет в деле…

А за окном пела, плакала, билась о стены дома пурга. От окна дуло холодом. За перегородкой слышались размеренные шаги — Копылов тоже не спал. Возможно, и он раздумывал о всяческих превратностях человеческой жизни.

13

Пурга оказалась недолгой, сил у нее хватило немногим больше, чем на сутки. Стремительно отбушевав, она к утру стихла.

Таню поднял все тот же стук кулака в перегородку.

— Вас там не замело случайно? — громко проговорил за стеной Копылов. — Давайте решать, что будем делать. Я ухожу.

Таня сразу же вспомнила о суде, который должен все-таки состояться, быстро зажгла лампу и стала одеваться.

Копылов расхаживал по кухне, ожидая, пока она выйдет. Он был в телогрейке, торбасах, малахай держал в руке.

— Ирония судьбы! — горестно развел он руками. — Молил бога закрутить пургу на недельку, а она, бестия, в сутки уложилась. К тому же и снегом не побаловала. — И без всякой паузы спросил: — Так какие будут на мой счет указания, товарищ судья? Учтите, к вечеру аэродром разутюжат и первым самолетом я отчалю.

— Да, пожалуйста, — ответила Таня. — Я только должна рассмотреть дело в вашем присутствии. Это недолго. Но прежде мне еще надо связаться с Белым Мысом.