Николай Плевако - Полнолуние
— Ладно. Бог с ним. Оприходуем мед в колхозную кладовую, как давеча говорили, — сказал Захар.
Чоп мотнул головой:
— Пусть он сгорит! Не повезу в кладовую.
Захар понял, что спорить бесполезно.
— Садитесь, Парфен Иосифович. Доярки обрат заждались. А там видно будет.
5
Сайкина прошиб пот, полдня он убил, копая в сарае яму. Уже трудно было выбрасывать землю — зачистил стенки, дно, выкинул на бугорок лопату, с трудом вылез, осыпая сухой, хрупкий глинозем и друзгу, на четверть покрывшую в старом сарае пол.
В доме Варвара горбилась над швейной машинкой, глянула из-под руки на вошедшего мужа. Месяц уже, как они, съездив вместе на базар, примирились, жили вроде ладно.
— Кто за тобой гнался? — удивилась Варвара взъерошенному виду Сайкина.
— Я в сарае яму выкопал. Надо туда дорогие вещи спрятать. А то ненароком устроют проверку.
— Здравствуйте, я ваша родичка! Какие у нас дорогие вещи?
— Да хоть в сундук загляни. Добра на полколхоза хватит. Моль уже поела.
— Не бреши. Я нафталином пересыпала.
— Сундук я все-таки закопаю.
Сайкин направился в кладовую, где стоял древний, обитый железом сундук. Варвара бросила шить и побежала следом.
— Там мое приданое. Не тронь!
Но Сайкин уже держал сундук в руках и, увертываясь, упрямо пробирался к двери. Варвара уцепилась сзади за полу его пиджака, уперлась — ни с места. Сайкин бросил сундук на пол, поднял крышку, выхватил из груды барахла толстый отрез плюша:
— За мои деньги куплен. Зарою!
— Да ты что! Типун тебе на язык. — Варвара отняла плюш, прижала к груди.
— Тут у тебя еще три. — Сайкин достал шелк, полотно и какой-то блестящий материал. Варвара отняла у него и эти отрезы.
— Пусть у того глаза лопнут, кто на чужое добро позарится!
— Пойми ты, чудачка, что из-за этого барахла в случае проверки неприятностей не оберешься.
— Годами наживалось! К сундуку я никого не подпущу. Зарывай свои костюмы, а мое, женское, не тронь.
— Муж и жена — одна сатана. Вдвоем нам и отвечать.
— Бери другое, а это не дам.
Сайкин достал из сундука шубу.
— Зароем!
— Такие вещи в землю? Сгноить? Да ты что!
— Может, оставишь в хате и чувал с каракулем? Не зарывать же мне пустой сундук?
— Дай сюда шубу!
— Тю, сумасшедшая баба!
Пыля, по всем швам затрещала изъеденная молью шуба, и Сайкин с оторванным рукавом полетел на пол. Озверел, взял в охапку сундук. Но Варвара снова уперлась ногами в пол, уцепилась в мужа обеими руками и — не удержалась, поползла следом.
Прежде ссоры между ними были молчаливые: надуются, воротят друг от друга носы весь день, а теперь— как порох от искры. А ссорились больше всего из-за вещей, из-за денег. Казалось, Варвара задалась целью ободрать Сайкина как липу. То ей надо шубу с каким-то модным мехом, то сапожки городские, то костюм английский, точно такой, как у соседки, хотя в гардеробе уже нельзя было протолкнуться от Варвариной одежды. Ругаясь, она не стеснялась соседей, голосила на всю ивановскую, даже нарочно распахивала окна на улицу, чтобы люди знали, как она недружно живет с мужем.
— Не тронь сундук! — кричала Варвара, повиснув на Сайкине.
— Отчипись, сатана…
— Что же это в доме моем делается, люди добрые? Ратуйте!
— Отчипись, говорят тебе! — Сайкин попытался локтем оттолкнуть Варвару, но она заголосила как резаная:
— Убивают! — И снова повисла на Сайкине. — Не пущу! Не пущу, хоть зарежь!
Сундук грохнул на пол, вывалилось все его пестрое содержимое. Варвара чихала, ползая на коленях по полу, торопливо собирая вещи, но они не вмещались в руках, вываливались. Раз пять она клала поверх охапки сползавшие яловые сапоги Сайкина, осерчала, швырнула их от себя. Сапоги угодили в таз с помоями. На лице Сайкина повисли картофельные очистки, кожура от помидора и еще черт знает что. Несдобровать бы Варваре, да тут из кучи вещей выпала фотография— веселое девичье лицо, толстые русые косы.
— Что за краля? Как она сюда попала? — Варвара подозрительно покосилась на мужа.
— Какая еще краля?
— Не придуряйся! Ишь старый хрыч!
— Глупая-преглупая ты баба. Довоенная фотография!
Но Варвара не поверила и пуще прежнего набросилась на мужа. В ней вдруг закипела ревность.
— Брехло! — потрясала она фотографией перед лицом Сайкина и сыпала бранью, какой он никогда прежде от нее не слышал. — Чья фотография, говори сейчас же!
— Лида это, сирота. Хотел на ней когда-то жениться.
— Какая еще сирота? Что ты мне сиротами голову морочишь всю жизнь! — взъерепенилась Варвара. — До тех пор в дом к тебе не переберусь, пока Ленкиного духа там не останется!
Сайкин так ничего и не смог доказать Варваре, плюнул и ушел к себе, думая с горечью: «Верно говорят: по старому мужу молодая жена не тужит…»
* * *Но и у Варвары не клеилась дружба с Сашей, душой она чувствовала, что отдалялась от парня. Так иной раз пловец только коснется дна и побежит к желанному берегу, как обратное течение, словно путами, обовьет его ноги, не даст сделать вперед шага. А очередной вал накроет с головой и утянет в море. И чем быстрее удалялся спасительный берег, тем отчаяннее становилась Варвара. Ни мужниных кулаков, нм бабьих пересудов она уже не боялась и, увидев как-то Сашу с Еленой, ходила сама не своя, а на скирдовании соломы во всеуслышание погрозилась выцарапать глаза той, кто посмеет завлечь ее дружка. Она выкрикнула это в то время, когда мимо скирды проходила Елена, и нетрудно было понять, к кому относилась угроза.
«Вот, Саша, больше встречаться нам не следует», — насмешливо сказала Елена, поведав о выходке Варвары. Саша долго не находил себе места, возмущаясь бесцеремонностью свинарки. Что он, раб какой? Навеки привязан к постылой Варваре?
Окончательно она разонравилась ему на свадьбе дружка, во время шествия от жениха к невесте. Вместе с баянистом оторвалась на добрый десяток шагов от гостей, вытанцовывала вдоль улицы с косынкой в руке, красная, разудалая, похотливо вертя бедрами, то вплотную подходя к баянисту, то пятясь от него, и не жалела каблуков: земля дрожала от дроби «казачка» по укатанной дороге. Гости только ухмылялись, покачивали головами: «Ай да Варвара! За ней не угонишься!»
Варваре было наплевать, что она на виду у всего хутора, что ее веселье, хоть и свадебное, чересчур вызывающе.
И еще дед Чоп подлил масла в огонь, когда сказал за столом с осуждением: «Не все, парень, бери то, что легко взять. Чаще всего это бывает не лучшее…»
Притихло. Набухшим выменем повисло над степью бело-дымчатое облако. Вода в речке полированно-гладкая, и слышен далекий скрип арбы, понукание возницей волов: «Цоб-цобе!»
Под старой дуплистой ветлой Варвара обрывала листочки с нагнутой книзу гилки и жаловалась Саше:
— Руки готова на себя наложить — до того тошно, Саня!
— Чем тебе помочь, не знаю.
— Давай хоть на неделю раз видеться.
— О чем ты говоришь!
Саша нетерпеливо ерзал ботинком по краю дупла, осыпая труху. Он турнул каблуком, нога провалилась в дупло. Саша с трудом, выворачивая колено, освободил ногу, сморщился от боли.
— Прощай!
— Уходишь?
— Ухожу.
— Насовсем?
— Насовсем.
— И совесть тебя не мучит?
— А ну тебя…
— Подожди. — Лицо Варвары заблестело от слез, она подняла на парня красные глаза: «Неужели уйдешь?» Снова из-за речки в предгрозовой тишине послышалось далекое «цоб-цобе». Совсем потемнело.
— Без тебя мне не жизнь… Куда мне деваться, горемычной, — застенала Варвара сквозь слезы. — Утоплюсь. Вот сейчас, прямо с этого обрыва.
— Побоишься.
— Не веришь? — Варвара одержимо пошла к обрыву. «Врет. Не бросится», — подумал Саша, но увидел бледное лицо Варвары и такую решимость в глазах, что испугался и схватил ее за руку:
— Отложи до другого раза.
— Уйдешь? — Варвара остановилась, но еще вся тянулась к обрыву. Саша разгадал нарочитость в ее порыве. Так торгаш на толкучке делает безразличный вид и уходит от покупателя, чтобы набить цену на товар.
— Расстанемся. И навсегда! — сказал Саша твердо. Казалось, ничто не могло поколебать парня.
Варвара сразу сникла:
— Не жалко бросать такую?
— Какую?
— В положении.
— В каком еще положении?
— А вот в таком: скоро принесу тебе в дом ляльку, рыжую и голубоглазую, как ты. Нянчи!
Саша хотел улыбнуться, и не мог.
— Любишь кататься, люби и саночки возить.
Сашу качнуло, нижняя губа нервно задергалась.
Того и гляди хватит удар.
— Испугался? А побледнел как! Да я пошутила. И без тебя обошлась бы, сама воспитала ребенка. Не бойся!
Варвара вздохнула, по-матерински погладила мягкую руку парня, перебрала тонкие пальцы с длинным ногтем-лопаткой на мизинце:
