Павел Гельбак - ...И вся жизнь
— Вот, пожалуй, и все, что я могу вам сообщить. Если нет больше вопросов, то желаю успеха.
Ткаченко вопросов не задавал, ему и так казалось, что материала хватит на большой очерк, а не на крохотную заметку в подборке «Вчера в Западной области».
— Анатолий? Наконец-то! — недовольно крикнул из своего кабинета шеф. — Где это тебя нелегкая носила! Собкоры не прислали ни строчки, чем хочешь, тем и затыкай полосу…
Оставшись с глазу на глаз с белым листом бумаги, Толя оробел. Он лихорадочно стал листать блокнот, но тот хранил свою белизну. Репортер все еще видел лицо геолога, слышал его голос, но как это опишешь? «Солнцу и ветру брат» — четко написал он на верху страницы и подчеркнул двумя линиями. Это заголовок. А дальше, что же дальше… Главное — в недрах Западной области обнаружена нефть. Об этом и надо написать лаконичным языком фактов. А где факты? Он даже не знает, как это точно называется — нефтяной бассейн или нефтяной пласт. Геолог, кажется говорил, что обнаружен пласт. Бурят на глубину в 2000 метров. Какой он употребил термин? Ага, «глубокое залегание». Звучит здорово! Глубокое залегание нефти. Но хорошо это или плохо? А может быть, все-таки лучше начинать с самого начальника экспедиции, с людей, а потом уж рассказать о нефти? Да, конечно, это отец мог бы писать подвалы, рассуждать о людях, о их романтическом и таком нужном труде. Удел Анатолия — 30 строк. Что бы он ни выдумал, все равно вычеркнут, а первая строчка останется железной. «Вчера в Принеманск вернулась экспедиция геологоразведчиков. Они привезли радостную весть…» Как это не похоже на то, что говорил начальник экспедиции.
Дверь в кабинет приоткрыла Регина Маркевич:
— Толик, проверил жалобу?
— Нет еще, материал в номер сдаю.
Заведующая отдела писем разволновалась, — какой может быть материал в номер, когда там живой человек ждет. Бюрократы неизвестно куда заслали справку, а чиновники из редакции не удосужатся проверить заявление!
На шум вышел из своего кабинета Юрий Новак и принял огонь на себя. Заведующая отделом писем пригрозила перенести дальнейшую дискуссию на редколлегию, попутно поставить вопрос на партийном собрании о том, как некоторые коммунисты воспитывают молодежь, прививают ей наплевательское отношение к письмам, в то время как партия требует… Новак не дал досказать Маркевич, чего требует партия, решительно попросив ее не мешать работать отделу, ибо номер ждать не станет.
Едва закрылась дверь за Маркевич, как Юрий навалился на своего подшефного, разъяснив ему, что в редакции нельзя играть в бирюльки, а надо оперативно сдавать информацию, а к вечеру разобраться с этим чертовым письмом.
Возможно, упоминание о бирюльках, а возможно, тон заведующего вывели Анатолия из равновесия, он почувствовал, что теряет самообладание и сейчас сорвется. Стараясь подбирать слова наиболее мягкие, он ответил:
— По малолетству мне, конечно, не дано определить разницу между детским садом и сумасшедшим домом, но сегодня редакция мне больше кажется похожей на второе.
— Какое еще второе?
— Я имел в виду сумасшедший дом. Впрочем, возможно, я ошибаюсь. Очень может быть, что это и не сумасшедший дом, а богадельня, где находят пристанище разочарованные старые люди.
— Хватит, не умничай! Показывай, что написал. М-да, не много. «Солнцу и ветру брат» вычеркнем. Это не название. Назовем ясно и определенно: «Есть нефть!» Значит, сегодня вернулась экспедиция. Отлично. С этого и начнем, пожалуй. Вот так. А дальше просто: «В беседе с корреспондентом „Зари Немана“ начальник экспедиции…» Как его фамилия?
Не прошло и получаса, как информация строк на пятьдесят была готова. В секретариате не выправили ни одного слова и отправили в набор. Соколов вызвал автора и спросил:
— Все без трёпа? Ну, смотри, дело серьезное. Надо будет завизировать в инстанции, а то геологи наврут с три короба, а с нас потом стружку снимать станут. Помню, был у нас однажды такой случай: молодому репортеру для «подначки» подсунули заметку, что геологи откопали «тропик Рака», разыскивают «тропик Козерога», а он, чудак, сдал материал в секретариат. Вот смеху-то было…
— Невежественный репортер, — заметил Анатолий. — А о наших геологах надо очерк писать, а не фитюльку.
— Если дело верное, то и очерк напишем, и полосу дадим. А твоя заметочка вроде разведчика. Только ты обязательно завизируй у геологов или в Госплане, а я сам в обком позвоню.
Начальник геологического управления подписал информацию, вычеркнул лишь строчку о начале буровых работ. В промышленном отделе обкома партии посоветовали заметку не печатать — повременить.
Весь обеденный перерыв Анатолий продолжал заниматься подборкой. Хотелось есть, но не было минуты, чтобы сбегать домой. Решил стоически терпеть, пока не пришлют из типографии гранки, потом пойти пообедать. Гранки из типографии прислали лишь к пяти часам. А в шесть выяснилось, что подборка «Вчера в Западной области» слетает с первой полосы. На ее месте пойдет официальный материал, присланный ТАССом. Через час редактор решил вообще в номер подборки не давать — ничего путного не вышло, а заметки разбросались по всем полосам — на подверстку. Кончилось дело тем, что в номер попала лишь одна — самая крохотная и самая неинтересная информация о встрече ветеранов труда с молодыми рабочими. Подобных заметок, несмотря на свой малый стаж работы в газете, Анатолий написал добрый десяток.
— Не расстраивайся, старик. Завтра что-нибудь восстановим, — успокоил Новак. — А теперь топай домой. Вечером займешься проверкой письма. Кстати, Маркевич права. Всем нам надо более внимательно к письмам относиться. И хорошо, что Регина нам об этом напоминает.
— Займусь письмом, — коротко пообещал Анатолий.
2За дверью долгое и старательное шарканье подметок о половик. Павел Петрович облегченно вздохнул и сказал жене:
— Можешь успокоиться. Голодное чадо явилось. — И уже сердито спросил у появившегося в дверях сына: — Почему так поздно? Мать места себе не находит.
Анатолий бросил плащ и блокнот на диван и пожал плечами.
— Сам знаешь, работа в редакции беспокойная. Мама, есть хочу, как из пушки.
«Есть хочу, как из пушки». Глупое сравнение. Прямо нелепое. Ткаченко пошел к письменному столу. Прочитал написанное утром и скомкал листок: опять не то! Надо все заново писать. Брат героя так колоритно все рассказывал, а вот на бумаге получается сплав передовой статьи с беспомощной зарисовкой. Все утрачено, все! Слова — те же, что он произносил, — а вот звучат совсем по-другому.
В кабинет вошел сын. Сел на диван. Перелистал блокнот. Ткаченко бросил ручку.
— Тяжел корреспондентский хлеб?
— Скажи, отец, ты уверен, что из меня получится журналист?
— Ты же сам хотел им стать. Помнится, даже космонавту говорил о своей мечте.
— Детские грезы. А я тебя спрашиваю. Ты уверен, что из меня получится журналист? — повторил свой вопрос Анатолий и заглянул в глаза отцу.
— Если бы не был уверен, то не рекомендовал бы тебя в редакцию. Ты умеешь наблюдать, подмечать детали, чувствуешь слово, — и тут же передразнил сына, — «есть хочу, как из пушки». Фу, гадость какая!
— Вот видишь — гадость! Тебе хочется видеть во мне свое продолжение, и ты наделяешь меня несуществующими достоинствами. Спасибо, хоть «пушку» заметил.
— Какая тебя муха укусила? Говори, что не получается — помогу.
— Вот-вот: помогу, напишу за неразумное дитя, а может быть, у меня ничего не получается, ты об этом не думал?
— Перенесем этот весьма приятный разговор на другое, более подходящее время. Мне надо писать.
— Более подходящее — так более подходящее! — Анатолий набросил плащ и направился к двери.
— Куда? — с беспокойством спросила Тамара Васильевна.
— На свидание.
— Только не приходи поздно.
— Не волнуйся, мама. Свидание предстоит с дамой преклонных лет, весьма серьезной, которая пишет жалобы в редакцию.
3Пытка любовью. Какое святотатство, кощунство — ставить рядом такие слова, как пытка и любовь. Это все равно, что сказать «черное солнце». Солнце сияет, сверкает, ну, а любовь бывает лучезарной, нежной, пламенной, страстной… Правда, все эти эпитеты молодой Ткаченко знал не из опыта, накопленного в делах любовных, а так, заучил из лирических сборников стихов.
А вот «пытка любовью» — его собственное словотворчество. Это он придумал: после несостоявшегося разговора с отцом о призвании. Не нужно быть догадливым, чтобы определить, кто является жертвой любви. Да, да, это он, Анатолий Ткаченко, в общем-то нормальный, а может быть, даже и способный парень должен принимать мученичество из-за непомерной любви его нежнейших родителей. Впрочем, еще неизвестно, кто кого пытает этой самой любовью. Может быть, он сам выступает в роли палача отца и матери?
