Евгения Шалимова - Ее старшеклассники
21 ноября.
Сколько раз я давала себе слово не встречаться с Игорем наедине, но поддавалась со- блазну его речей, рук, глаз…Тогда я решила сказать Шатрову, что у меня всё прошло, он мне уже неприятен. Написала записку. Поверил. А может быть, просто устал от моих метаний. Странно, совсем не защищал своё право на дружбу со мной.
В школе он шутил с девчонками, а я смотрела на него и думала: неужели ему не больно? Или он так искусно скрывает своё настроение? А если я просто ошиблась в нём? Сейчас он с прежним блеском в глазах говорит с другой девчонкой…Видимо, у Игоря всё кончилось, когда у меня разгорелось…Надо ходить в школу, видеть опостылевший, враз ставший чужим класс, надо заниматься, есть, пить, вставать и ложиться, учить уроки… А я не хочу! Я не хочу ходить по земле одна, без него, я не могу не видеть его, такого чужого, такого родного — мне просто хочется кричать от боли, Дневник! Как удержаться от непереносимого, безумного желания — умолять его вернуться? Я знаю, никогда не сделаю этого, но и жить так — нет сил…"
7. Классное собрание.
Декабрь в этом году выдался на редкость морозный, и потому Елена Владимировна любимый свой парк почти не видела. Однако в среду она отправилась в школу пешком. /"Первого урока нет, можно не спешить. Нужно обдумать весь ход сегодняшнего классного собрания."/
Парк встретил учительницу такой тишиной, такой завораживающей красотой, что она сразу же дала себе слово хотя бы дважды в неделю ходить пешком на работу. Прислушиваясь к скрипу снега под ногами, женщина неожиданно для себя вспомнила другое собрание, вернее, диспут. На нём "бешники", тогда ещё девятиклассники, обсуждали, каким должен быть современный человек.
Против ожидания, спор разгорелся сразу. У мальчишек оказалось столько сомнений, а назначенные втихомолку "провокаторы" так ловко исполняли свою роль, что страсти бушевали вовсю. Но, в основном, спор шёл по мелочам, в главном же сходились все: современный — значит глубоко идейный, в лучшем смысле этого слова, по-настоящему убеждённый, умеющий веско доказать свою правоту, знающий дело и творчески работающий человек… И вдруг среди этого единогласия раздался насмешливый голос Гали Реминой:
— Получается, коммунист — вот вам идеал, да?
— Конечно! — ответило несколько голосов сразу.
— Да коммунистов настоящих сейчас нет, все карьеру делают, из-за квартир в партию лезут!
Вмиг тяжёлая тишина повисла над классом. Все глаза обратились к Елене Владимировне. Ребята ждали резкой отповеди.
— А почему вы на меня смотрите? Разве самим нечего возразить? — удивилась учительница. Тишина точно взорвалась. На Галю обрушился вихрь возмущения. Кричали даже те, кто предпочитал отсиживаться молча в уголке. Ремина довольно улыбалась. Это было по ней: бушующий класс, разбуженный ею. Однако, когда страсти поутихли, она поднялась, подчёркнуто красиво изогнулась, опершись на стул, и небрежно изложила свои соображения:
— Ахи да охи — это чешуя. Фактики подавайте. Ну, у кого предки партийные? Что, они дома не скандалят? Водку не хлещут? Танька, чего молчишь? А ты, Верка? Не твой ли папочка после партсобрания вас ночью на улицу гонит спьяна? Да что говорить! Мой отчим каждый день рассказывает: тому квартиру вне очереди дали, этот себе дачу отгрохал — партийный! Все выгоды ищут! Нет теперь Давыдовых да Размётновых, те времена давно прошли! — девица торжествующе и насмешливо посмотрела на учительницу и села.
Елене Владимировне страстно захотелось встать и поставить все точки над i. Но в этот момент заговорила Наташа Чижикова. Ребята знали: её отец возглавлял самую крупную организацию стоителей в городе.
— Это мой папа строил дачу, но как?! Ты умеешь класть кирпичную стенку, Галя? Нет! А я умею. Ты знаешь, как закладывают фундамент? А я знаю. Потому что мы с папой всё своими руками делали! И стройматериалы он на свои деньги покупал, я из-за дачи без нового летнего пальто осталась, вы помните, в старом, коротеньком, ходила. Помню, как отец все выходные на эту дачу убивал и нас с мамой туда тянул… Трудотерапия, говорил. Да что дача! Когда его заместитель в какой-то аварии был виноват, отец на себя его вину взял и деньги платил за чужую халатность, потому что у того ротозея жена больная и трое маленьких детей на руках… — Наташа вдруг заплакала, и все вспомнили, как в восьмом классе она неожиданно отказалась ехать на экскурсию и на удивлённый вопрос Гриши Ломникова "У вас что, денег мало? Папочка, говорят, за двоих загребает!" ничего не ответила, только грустно покачала головой.
— Это исключение — твой отец, Натка! — выкрикнул вдруг тот же Гриша. — Таких единицы.
Стало опять очень тихо.
— Ах, единицы? — чуть слышно, но с такой болью в голосе проговорила Наташа, что все замерли. — У Лены кто родители? — она кивнула на подругу. — Всю жизнь по зову партии — на самые трудные участки. Сначала на целину, теперь — в наш город…
— Ха! — не унимался белобрысый Гриша. — Хорош трудный участок! Крупный город, роскошная трёхкомнатная квартира, телефон…Знаем!
— Да ты спроси, глупый, зачем телефон! Он больше по ночам звонит, отец Лены — главный механик строящегося химзавода. Утром в школу идём, Лена рассказывает, как ночью слышит знакомое отцовское "Сейчас приеду". Те-ле-фон! А ты знаешь, что эта семья с двумя маленькими детьми в самый отсталый колхоз уехала, когда призыв к коммунистам был? Городскую квартиру бросили, родных, друзей оставили, что ты понимаешь! А когда на целину первые комсомольцы поехали, Ленины родители были среди них!
Тут уж многие повскакивали с мест, и взъерошенный Костя, на ходу торопливо застёгивая ворот рубашки, бежал к доске:
— Брось, Гришка, не финти! Ничего ты не знаешь! У нас сосед, он немолодой уже, всю войну комиссаром прошёл, так он каждую весну всем старухам в улице помогает огороды копать! — заметил улыбки, обозлился. — А вы попробуйте, помайтесь, у нас глинистая почва, не очень-то легко!
Поднялся невообразимый шум, каждый пытался рассказать обо всём лучшем, что знали о коммунистах — не из книг, как утверждали ребята, а из самой жизни! /"Хорошо было тогда. Вдохновенные, горячие ушли ребятки с диспута. А сегодня как будет? Хм, детки уже не те. Скорей бы уроки кончились, все равно на уме одно собрание."/ И учительница, как всегда перед серьёзным выступлением, принялась прокручивать в уме свою речь.
На классный час, по заведённой с прошлого года традиции, никого идти не обязывали, потому прогулов не было, и ребята с удовольствием выступали на этих, обычно откровенных, коллективных встречах.
Слегка волнуясь, Елена Владимировна со звонком вошла в кабинет литературы, где привычно устроились на своих излюбленных местах её "бешники": возле учительского стола теребила свою пушистую косу Лиза, в углу, на галёрке, Ломников собрал тёплую компанию /"В ожидании учителя не грех и анекдотец рассказать!"/, Наташа в центре щебечущей стайки девчонок что-то пылко доказывала Томочке /"Агитирует за альтаирский отчёт"/, стройный Борисик мерил длинными ногами класс, повествуя о чём-то рыжему Костику, и только красавица Ремина равнодушно смотрела на далёкие заснеженные вершины старого парка. / "Почему она никогда не уйдёт с классного собрания? Ведь разрешено. Хочет быть в курсе событий. О чём мечтает? Не может быть, чтобы у девчонки в семнадцать лет не было мечты. А вдруг… театр?"/ Елена Владимировна ощутила знакомое ощущение открытия…
Во все глаза уставились "бешники" на свою руководительницу, когда она внезапно, прямо с порога, предложила поднять руку тем, кто мечтает стать актёром или актрисой. Головы поражённых десятиклассников завертелись, отыскивая, кто же поднял руку, а Елена Владимировна шагнула к парте Реминой, внимательно вглядываясь в лицо белокурой красавицы. /"Угадала! Как непроизвольно дёрнулась её рука, я видела! Как изумлённо посмотрела на меня девчонка, как, выдавая тайные мысли, заалели щёки! Неужелт я не ошиблась? Значит, сумею ей помочь!"/
Елена Владимировна предложила начать собрание, ответив одной шуткой на многочисленные вопросы о театрах, актрисах и знаменитостях.
Изложив коллективу свои соображения относительно целенаправленности учебных занятий и альтаирского отчёта, воспитательница предложила высказаться всем желающим. Первой выскочила Томочка, замелькала полненькая фигура между партами.
— Обо всех думать я не собираюсь, это не моё дело. Про себя скажу. Не знаю ещё, кем буду. Так зачем мне это сейчас надо — за двоих вкалывать? Успеется!
— Кто ещё будет говорить? — председательствующая Теплова выглядела совсем нейтральной.
— Я1 — встал рыжий Костик. — От всех альтаирцев говорю — надо отчёт. Что тут судить, не хочешь — не ходи. Если Томке нужды нет думать — не надо, а я, например, с Борисиком решил в строительный техникум готовиться, только на заочное.
