Василий Шаталов - О дереве судят по плодам
Я увидел надвигающийся с моря дождь, тяжелым дымом лежащий над водой.
Я представил себе грузинский духан, столик, и за ним молодых людей, покорителей Колхиды. И как живой прозвучал голос инженера Габунии:
— Двести сорок дней в году здесь лупит непрерывный дождь.
Другой добавил:
— Пламенная Колхида!
Дементьев меня поразил. Не часто встретишь людей, которые вот так бы, как он, знали «презренную» прозу. Стихи — другое дело. Во всяком случае, такого человека, как он, я меньше всего ожидал увидеть в Головном, небольшом поселке, у истоков Каракумского канала.
— У вас отличная память, — польстил я Дементьеву, — но причем тут Колхида?
— Да нет же! Дело тут не в памяти, — махнул он загорелой рукой. — А в том, что «Колхида» — эта книга великого мастера. За это я и люблю ее. И еще за то, что эта книга обо мне, о моей молодости.
До приезда в Туркмению. Дементьев жил в Грузии и работал на Потийском заводе, строившем землесосы. Вместе с такими, как инженер Габуния, он мокнул под проливными дождями. В топкой малярийной долине реки Риони прокладывал каналы, осушал Колхиду.
И вдруг — письмо из Туркмении с просьбой приехать и помочь в монтаже землесосов. Дементьев приехал, помог и… остался здесь навсегда.
Но какая разница в климате!
Там, в Колхиде, 240 дней в году лупит беспрерывный дождь, а здесь, на туркменской, земле, 240 дней в году жарит горячее солнце.
Когда первая очередь Каракумского канала была проложена, Дементьева назначили начальником первого строительного участка с конторой в поселке Головное. Здесь он поселился и принялся за дело.
А дела не простые.
По трем подводящим головам (так специалисты называют водозаборные рукава) воду Амударьи надо подавать в канал. Подавать беспрерывно. Каждый день. Каждый час. В любую погоду. Ночью и днем.
Подача бесплотинная. Она осложнена тем, что уровень реки все время скачет: то высок, то низок.
Амударья одна из мутных рек мира. За год в подводящих «головах» она откладывает миллионы кубометров ила. Их надо неустанно чистить, углублять и расширять…
А канал растет, становится все шире, полноводней, могучей. А массивы земель в зоне канала растут. Значит, нужно ежегодно увеличивать подачу воды, строить защитные дамбы.
Река, с норовом. Возьмет да вильнет в сторону от подводящих голов. Однажды на целый километр к правому берегу удрала. И там, где еще недавно закручивала воронки, с плеском, шумом и шипеньем летел к Аралу мутный поток, теперь вдоль берега широкой полосой лежала сухая глинистая рябь.
Тогда в работу включился земснаряд «303». По глинистой ряби он проложил глубокую протоку и опять соединил великую Аму с Каракумским каналом. И так много, много раз.
Еще до встречи с Дементьевым я познакомился а экипажем земснаряда, где начальником Николай Антонович Красницкий. Мы поднялись с ним на верхнюю палубу могучего земснаряда, соединенную со светлой, широкого обзора, багермейстерской кабиной. Земснаряд стоял в створе одной из подводящих голов, носом к Амударье. С двух сторон этого створа возвышались сизые горы намытого ила. Но углубление головы продолжалось — весь корпус земснаряда был охвачен легкой нескончаемой дрожью, из трубы к подножью серого увала била черная пульпа.
По высокой палубе гулял амударьинский ветер, он нес прохладу и свежесть. А какой вид открывался отсюда на просторы Амударьи! Паводок на ней был в разгаре. Разлившись на несколько километров, река стремительно неслась на север. Сколько мощи и величия было в ее бегущей шири! Сколько было в этом страшной, захватывающей дух, стихийной красоты!
Правый берег был далеко и едва различим. Вода вдоль него блестела, как стекло. И об это стекло неистово дробилось солнце. Но чем ближе к стремнине, тем она становилась темней и спокойней. А у самого входа в створ подводящей головы она разливалась живой розовой рябью.
По краям палубы стояли белые скамейки, а на ее середине такой же белый стол. Мы сидели за ним и вели беседу. Больше говорил Николай Антонович, а я слушал и кое-что записывал в блокнот. О Красницком я был наслышан еще до этой встречи — добрая слава о нем давно уже идет по республике. Но увидел его только теперь. Это был высокий стройный человек, похожий на ловкого, сильного, хорошо тренированного спортсмена. Энергичное, почти круглое лицо было в ровном речном золотистом загаре, который так подчеркивал синеву его внимательных глаз. На нем была сиреневая сорочка с закатанными рукавами и одноцветные легкие брюки. Такими же здоровяками, как на подбор, были и члены его экипажа. Николай Антонович относится к той категории людей, которых отмечает постоянство. Он первым вступил в единоборство с рекой и первым начал подавать воду в канал в таком количестве, в каком она нужна народному хозяйству республики. С тех пор он уже многие годы бессменно несет эту нелегкую вахту.
Прежде чем проститься с Красницким и отправиться в Головное, я еще раз взглянул на бурный амударьинский плес и лишний раз убедился, что не зря народ назвал ее Джейхун — Бешеной. Нет, не зря.
…Да… 303-й нам крепко помог, — вспоминал Дементьев заслуги земснаряда. — Если бы не он, быть большому скандалу. От Амударьи всего можно ожидать. Это такая сильная и своенравная река!..
— Интересно, когда же, наконец, удастся ее обуздать?
Дементьев улыбнулся, повеселел. Очевидно, вопрос, заданный мною, его волновал не меньше, чем меня.
— Обуздать Амударью, — повторил он мои слова, как бы взвешивая их, — задача не из легких, конечно. И все же ее решают упорно. Эта работа началась еще в 1962 году. В нее вовлечены пятнадцать научно-исследовательских и проектных институтов страны. В результате, как вам известно, создан проект Кизыл-Аякского гидроузла. Кроме этого на Амударье и ее самых крупных притоках планируется строительство нескольких десятков мощных гидростанций. Вкратце о гидроузле.
Сергей Георгиевич встал возле кресла, над которым висела карта Туркмении.
— Вот здесь, — палец Дементьева коснулся желтого пятна на карте, которое снизу огибала лиловая жилка Амударьи, — вот здесь, в скальном выступе Пулизиндан, река пробила русло, почти неизменившееся на протяжении столетий. В этом месте стремительный бег Амударьи должна укротить плотина Кизыл-Аякского гидроузла. В ней двадцать пролетов. За одну секунду они могут пропустить четырнадцать тысяч кубометров воды. Какое зрелище!.. Представьте себе эту лавину, эту массу бушующей, вылетающей из пролетов белопенной воды!..
Дементьев говорил горячо, увлеченно, обрушив на меня целый каскад любопытных данных, ярких красноречивых цифр. Все запомнить было невозможно. Да и вряд ли это нужно. Но главное, я, кажется, запомнил.
Передо мной как бы слегка приподнялась завеса будущего, которое рождалось сегодня, в спорах, в борьбе мнений, в безмерном, кропотливом труде. Я узнал, какая мощь интеллекта, многовекового опыта, знании брошена на покорение суровой стихии Амударьи. Доказательством тому — проект Кизыл-Аякского гидроузла. Дементьев подробно и долго говорил о составных частях этого грандиозного сооружения.
Я слушал его и настойчиво думал о том, когда и на чем я отправлюсь вниз, по каналу, путешествие по которому было давней моей мечтой. С этой целью я и приехал в Головное. К сожалению, регулярного судоходства на канале нет и неизвестно, когда будет, и я не знал, найдется ли у Дементьева для меня транспорт. Катер у него был. Это на нем я ездил на земснаряд к Николаю Красницкому. Но ведь этот единственный катер, наверняка, нужен строителям. Как же быть? Неужели придется вернуться в Керки, а оттуда — в Ашхабад, так и не повидав канала?
Дементьев, поглядев на меня, видимо, понял мою озабоченность.
— Ну, а теперь расскажите о ваших планах. Чем намерены заниматься? — спросил Сергей Георгиевич.
— Мои планы зависят от вас, — уклончиво ответил я.
— Вы хотите поехать вниз, по каналу?
Я кивнул головой.
— И далеко?
— Хотя бы до Часкака.
— А дальше как же?
— На перекладных.
— До самого Ашхабада?
— Да.
Сергей Георгиевич подошел к открытому окну, за которым белым пламенем пылал летний полдень, был виден правый берег канала, заросли камыша, и громко крикнул:
— Хемра!
Прошло несколько секунд, но на зов Дементьева никто не отозвался. Дементьев крикнул еще два раза. Лишь после этого из-за откоса левого берега появилась стройная фигура паренька-туркмена, в тельняшке и синих джинсах. Направляясь к белому домику конторы, он шагал плавно и мягко. Заклепочки на его модных брюках резко сверкали под солнцем. Во внешности и в походке было что-то от молодого верблюжонка.
Хемра зашел в контору и вопросительно взглянул на начальника участка.
— Знакомьтесь, — сказал Дементьев, — Хемра. Моторист глиссера. Поедете с ним. Парень он надежный. Хемра с независимым видом окинул меня взглядом, и я еще больше убедился в его сходстве с молодым верблюжонком: небольшой с горбинкой нос на продолговатом лице, длинные ресницы и гордые полуприкрытые глаза.
