Илья Маркин - На берегах Дуная
Положение гвардейцев осложнялось еще и тем, что в последние дни непрерывно валил густой, мокрый снег, стояли непроглядные туманы и авиация ничем не могла помочь своим наземным войскам. Трудно было с боеприпасами и горючим. Накопленные запасы были израсходованы в ходе наступления, а разлившийся в зимнем паводке Дунай до предела сократил возможности подвоза.
Накануне Нового года разведка перехватила радиопереговоры гитлеровского командования, из которых можно было понять, что в районе чехословацкого города Комарно, перед правым флангом гвардейской армии, сосредоточивается крупная группировка немецко-фашистских войск для удара на Будапешт.
Эти данные еще более обострили обстановку. Советское командование бросило все силы разведки на уточнение полученных сведений. Однако прошло несколько дней, и никаких новых данных о сосредоточении войск противника в районе Комарно получено не было. И, наоборот, на левом фланге армии, почти в сотне километров от Комарно, противник все ожесточеннее и яростнее переходил в контратаки, стремясь по наиболее удобной местности прорваться к Будапешту.
В этой сложной, противоречивой обстановке нужно было принимать новое решение. Подготовкой данных для этого решения и был занят весь штаб гвардейской армии. Всю тяжесть работы принял на себя начальник штаба генерал-лейтенант Дубравенко. К нему стекались сотни самых различных сведений, и он, взяв себе для помощи Аксенова, сутками сидел, анализируя, уточняя, определяя главное и второстепенное, отыскивая ответы на десятки самых неожиданных вопросов.
— На левом фланге непрерывные атаки, а на правом — тишина, — задумчиво повторял он, глядя то на сидевшего напротив него Аксенова, то на карту оперативной обстановки, — на правом — тишина! Тишина!
Это последнее слово он повторял уже много раз, придавая ему различные оттенки. То «тишина» звучала у него успокоительно и ровно, то вдруг наполнялась тревогой и ожиданием неизбежной опасности, то слышалась иронически, как насмешка над кем-то, не верившим, что действительно на правом фланге установилась самая настоящая тишина.
— Так тишина, говорите? — наклонясь к Аксенову, повторил он, и по этому вопросу Аксенов понял, что начальник штаба не верит в возможность действительной тишины там, на дунайском берегу, восточнее города Комарно. — А на левом фланге непрерывно атакует, непрерывно, — врастяжку проговорил последнее слово Дубравенко и смолк, в раздумье склонив стриженую голову.
Помолчав, он привычным движением крутнул ручку телефона и вызвал начальника разведки.
— Как поисковые группы? Четырех взяли? Что показывают? А не обманывают они?.. Внешний вид не всегда характеризует искренность человека, тем более пленного… А как венгры?.. Неплохо, к утру до двух сотен наберется. Особенно обратите внимание на работу немецких радиостанций. Хорошо.
Дубравенко положил трубку, придвинул раскрытую тетрадь и своим четким, ровным почерком записал:
«31.12.44 г. 21.40. Взято в плен четыре солдата. Один на правом фланге, два — на левом, один в центре. Подтверждают старые данные. О подготовке наступления на Будапешт ничего не знают. На нашу сторону перебежало 97 солдат венгерской армии. О подготовке наступления также ничего не знают».
В свою рабочую тетрадь Дубравенко записывал все, что происходило на фронте. Тетрадь была незаменимым помощником для начальника штаба. В любое время он мог получить из нее нужную справку.
— На левом фланге активничает, а на правом ведет разведку — и никаких признаков подготовки наступления, — в раздумье проговорил он и, скрипнув стулом, снова склонился над картой.
Огибая все поле, от чехословацкого города Комарно на восток извивалась голубая полоска Дуная. Пройдя через заросший лесом невысокий горный кряж, Дунай поворачивал на юг и двумя широкими рукавами устремлялся к Будапешту, где снова сходился в одно самое узкое на этом участке русло и за городом рассекался сорокапятикилометровой полосой острова Чепель на два потока. Один, западный, — основное русло Дуная — по ширине был равен Волге, а второй был чуть поуже Оки при ее впадении в Волгу. За островом Чепель потоки снова сходились в один и мощным разливом, шириною более километра, катились к границам Югославии.
Генерал Дубравенко неприязненно думал об этой реке. Не замерзающая в своем основном течении, в зимние и ранние весенние месяцы она была злом для войск, снабжение которых шло только через нее. Все мосты гитлеровцы взорвали. С первыми заморозками по Дунаю поплыли груды мокрого льда и снега. Они срывали понтонные мосты, и переправляться можно было только на паромах, буксируемых катерами Дунайской речной флотилии.
— Оперативная группа летчиков вместе с вами? — спросил Дубравенко у Аксенова.
— Да. Начальник штаба группы и живет вместе с нашим заместителем начальника отдела.
— Можаева, — сказал генерал в телефонную трубку. — Товарищ Можаев, авиатор с вами? Дайте ему трубку. Как воздушная разведка?
Выслушав ответ авиатора, Дубравенко стал еще более строгим и сосредоточенным. Крупное лицо его порозовело, светлые глаза смотрели сердито, резко очерченные губы кривились в язвительную усмешку.
— В том-то и сложность, товарищ Орлов, что погода, погода благоприятствует противнику. Ясно, в такой снегопад трудно летать и еще труднее вести наблюдение. Но это не значит, что нельзя вести воздушную разведку. Прикажите летчикам спускаться ниже, к самой земле, и наблюдать, за каждым движением наблюдать. Противник явно готовит наступление, но где — мы еще не знаем.
Начальник штаба гвардейской армии оборвал разговор, взглянул на смуглое, с немного привздернутым носом и темными глазами лицо Аксенова и спросил:
— А вы как думаете, где будет наступать противник?
— Кратчайший и лучший путь вот отсюда, западнее города Секешфехервар. Местность ровная, удобная для действий танков, хорошая автомагистраль. И расстояние — менее пятидесяти километров.
— Верно, верно, все это верно. Только не всегда наступают по удобной местности. Помните, под Сталинградом? — лукаво улыбнулся генерал, и лицо его стало мечтательным и совсем молодым. — Местность на левом берегу Дона очень удобная, и реки форсировать не нужно. Бей по равнине и окружай сталинградскую группировку. А советское командование решило совсем не так. Ударили мы с донских плацдармов, затем форсировали Дон у Калача, и в итоге — огромный успех. Вот вам и выгода местности. Главное — учесть все факторы: группировку противника, местность, положение своих войск. Диалектически решить вопрос.
Зазвонил телефон. Дубравенко взял трубку. Лицо его опять нахмурилось, глаза посуровели и стали темнее, правая рука порывисто придвинула тетрадь, и по чистой страничке забегал карандаш.
— Опять на левом фланге наступает?.. В атаку бросил больше двух батальонов пехоты и тридцать танков?.. А на остальном фронте и, главное, на правом фланге попрежнему тишина. Хитрят немцы, явно хитрят.
Дубравенко закрыл глаза, сжал ладонями голову и задумался. Потом грузно оперся о стол, циркулем зашагал по карте. Он морщил лоб, часто ерошил щетинистые волосы, время от времени звонил то в оперативный отдел, то начальнику разведки, то командующему артиллерией.
— Ну вот, кажется, и все, — взглянув на часы, встал со стула генерал. — Идемте, Аксенов, к командующему.
Алтаев вскинул негустые рыжеватые брови и прищуренными, не по возрасту задорными глазами пытливо оглядел вошедших.
Дубравенко, встретив взгляд Алтаева, на секунду задержался у двери, словно раздумывая, стоит или не стоит входить, и упругими шагами подошел к широкому столу, от края и до края застеленному картой.
— Садитесь, Константин Николаевич, — кивнул Алтаев на стул у противоположного конца стола. — Проходите, майор, что вы у двери застыли?
Аксенов, прижимая к правому боку папку с бумагами, неловко шагнул, зацепился носком сапога за край ворсистого ковра и чуть не упал. На лице командующего мелькнула и тут же угасла не то насмешливая, не то сочувственная улыбка.
— Ну что ж, Дмитрий Тимофеевич, послушаем начальника штаба, — полуобернулся Алтаев, и только сейчас Аксенов заметил члена Военного совета армии генерал-майора Шелестова.
Шелестов молча кивнул головой и придвинул стул ближе к командующему.
Дубравенко развернул свою карту.
Он кратко охарактеризовал положение армии, подчеркнул, что за счет ввода в бой крупных резервов противника в полосе армии создалось равновесие в силах, а по танкам противник даже имеет тройное превосходство.
Алтаев на углу карты чертил какие-то значки. Присмотревшись, Аксенов увидел линию обороны и синие стрелы, пронизавшие эту оборону.
Дубравенко также увидел рисунок командующего и, продолжая говорить, стал смотреть на него.
