Василий Ардаматский - Суд
— Не ошибаетесь? — удивился Ростовцев. — Он мне не так давно говорил, что идет на хозяйственную работу в медицинскую академию.
— Он передумал, — рассмеялся Кичигин. И уже серьезно: — Возьмите-ка на себя предварительный разговор с ним. Заметано?
Этот их разговор длился более двух часов, рождавшееся дело они обговорили, общупали со всех сторон. И поделили сферы: Кичигин взял на себя организацию всей системы получения необходимых запасных частей, а Ростовцев будет организовывать спрос…
Сумерки над акваторией порта сгустились, зажглись огни на бакенах и в окнах домов на той стороне, когда они наконец, условившись обо всем, покинули веранду.
Возвращались в город на «Волге» Ростовцева. Он вел машину уверенно, небрежно и все время посматривал на Кичигина, ему не нравилось, что тот всерьез не похвалил его за идею, и он знал железную хватку Кичигина — оглянуться не успеешь, заберет все в свои руки, и тогда ходи у него на привязи.
Ростовцев выехал на обочину и остановился.
— Что случилось? — точно проснулся Кичигин.
— Послушайте, Кузьма Аверкиевич… а вы понимаете, что я предложил гениальное дело?
— Только догадываюсь, Александр Платонович, — зевнул Кичигин.
— Ни черта вы не поняли, — огорченно вздохнул Ростовцев. — Ну, к примеру, как наши будущие дела именовать на прокурорском языке?
— Взятка…
— Но у нас с вами будет особый случай взятки, — продолжал, все более оживляясь, Ростовцев. — У нас вообще все будет в полном законе! Единственное нарушение, что всякую там технику, по плану занаряженную в Ивановскую область, мы перекинем в Сидоровскую. Во-первых, кто сказал, что государственный план свят от грехов и в Сидоровской она не нужна больше, чем в той? А во-вторых, количество передвинутых нами запасных частей в масштабе государства — это ноль с палочкой. А главное: и в Ивановской и в Сидоровской областях трудящиеся строят коммунизм, им одинаково нужны запасные части. Что тут делать прокурору? А, Кузьма Аверкиевич?! Классика! А?
— Классика, классика, и вы — гений, — смеялся Кичигин. — А только работа прокурору есть, поскольку будет взятка. Не забывайте об этом, прошу вас.
Ростовцев смотрел на него и думал: вот мутный мужик, может горло перегрызть и при этом смеяться. И вроде все ему легко.
Ростовцев в общем правильно видел Кичигина, только легкость его он преувеличивал, это был человек умный, хитрый и жестокий. Но его жестокость, может быть, была не чертой характера, а гранью деловитости… Лет десять назад, когда он работал еще не в министерстве, однажды в Крыму на отдыхе он познакомился с одним ученым, ректором большого института и вовлек его в хитро придуманную авантюру со строительством дач. Он очень ловко воспользовался его именем, бланками и печатью его службы. Дело развивалось вроде успешно: профессор подписывал заявления, письма и всякие ходатайства от себя, от института, в результате лето не прошло, и три великолепных дачных участка на берегу озера были получены. Профессор ездил их смотреть и остался очень доволен. Почему и кому будут строиться сразу три дачи, профессора не заинтересовало. Закипела стройка — кичигинская дача была уже подведена под крышу и в ней осталось сделать полы, на даче профессора были возведены только стены. Надо сказать, что обе дачи строились в основном на деньги профессора, на свою дачу Кичигин взял у него в долг. Третий участок вообще был таинственный — кто-то обвел его аккуратнейшим белым штакетником, но участок оставался в девственном виде. В один прекрасный день Кичигин продал свою немного недостроенную дачу директору комиссионного магазина, мало того, сумел продать и нетронутый участок. Все это выяснится позже, когда профессора вызовут в ОБХСС и он узнает, что все это дачное предприятие — гнусная авантюра, узнает он там и о том, что его недостроенная дача накануне сгорела. Профессор уверял, что ему ничего не известно о жульничестве, а если оно все же было, то это мог делать только Кичигин. Следователи показывали ему документы, где кичигинских следов не было, но на каждом стояла профессорская подпись. И только тогда он понял, что каждой своей подписью он помогал жулику остаться безнаказанным.
Профессора свалил тяжелый инфаркт, после которого он уже не поднялся. Материально пострадал директор комиссионного магазина, а против Кичигина улик никаких. Некоторое время спустя вдова профессора, случайно встретив на улице Кичигина, бросилась к нему и стала умолять вернуть деньги, взятые у них в долг. Смотря ей в глаза веселыми серыми глазами, Кичигин сказал жестко: «Вы, гражданочка, явно заблуждаетесь, я никаких денег у вас не брал. Ах, вы хотели сказать, что я брал у вашего мужа? Но позвольте, как же я могу рассчитаться с покойником?» Он пошел дальше, посмеиваясь, ведь сейчас он сказал святую правду — у этой бабенки он никаких денег не брал. А баба меж тем хороша собой… Кичигин оглянулся, но толпа уже смыла профессорскую вдову.
Этот, как назвал Кичигин, «экзерсис между делом» был уже довольно давно, сейчас он на такое не пойдет. После той дачной авантюры он с помощью школьного однокашника, ставшего ответственным работником, устроился в Министерство автомобильной промышленности, довольно быстро сделал там заметную карьеру и теперь был вторым человеком в очень важном отделе. Образование у него имелось, и работать он умел. Знал, как показать свою работу получше. Но жулик он был закоренелый и нечестную добычу денег оставлять не собирался. Однако именно из истории с профессором он сделал для себя очень важный вывод — в аферы, которые могут быть видны другим, не лезть, любое «левое» дело должно быть похоже на честное. Так будет и в этом возникающем сейчас предприятии — поди отличи честную служебную бумажку от нечестной, если разница у них будет только в одном-двух словах?
Чем больше Кичигин думал об этом новом деле, тем оно больше ему нравилось, хотя еще далеко не все его сложности и опасности были ему сейчас ясны, пока ему не нравилось только то, что идею «родил» Ростовцев.
Возле Большого театра Кичигин вылез из машины, сказал, будто ему надо взять билеты в театр, и помахал Ростовцеву:
— Будь…
Когда машина завернула на проспект Маркса, Кичигин прошел в садик у театра, отыскал там свободное местечко на скамейке — ему хотелось, подумать о деле одному.
Да, все-таки очень сладкое может быть дело… очень… Одна горчина — Ростовцев. Надо будет потом от него отделаться. Пусть он организует спрос, позже можно будет всю его сеть перехватить. А по своему объединению он особенно полезным быть не может. Кичигин сам не знал, за что он не любил Ростовцева, но один его сладкий вид портил ему настроение. Сколько раз был с ним в одной упряжке, а не любил. Насколько уверенней он себя чувствовал, если бы мог подключить в дело вместо Ростовцева своего друга Залесского. Впрочем, тот может хорошо пригодиться и находясь там, в своем Донецке.
Ладно, черт с ним, Ростовцевым, в этом деле гораздо важнее рядом иметь начальника оперативно-диспетчерской службы Горяева, в этот отдел стекается очень полезная информация. Главная задача — подпрячь бы кого из министерства повыше… члена коллегии… Начальника производственного главка Пастухова? Нет, сюда соваться нечего, он — бессловесный раб службы, производства, с ним же ни о чем нельзя поговорить, кроме как о коробке скоростей или заднем мосте, он вообще святое дитятко рабочей окраины… Да, только намекни ему, он же убьет не разговаривая, что будет у него в руках, тем и убьет. К тому ж он и давно болен… А если его зама Сараева? А что? Кичигин сощурясь смотрел на уже залитую огнями Театральную площадь, не замечая, как вдруг посыпался из черного неба крупяной снежок… Все гуще была толпа у театральных подъездов.
Ну, так что же Сараев? Попробовать? И снова Кичигин напряженно думал… Почему-то ему казалось, что Сараев последнее время что-то тоскует и на этом его можно качнуть… Что, если придумать для него какую-нибудь карусель? А может, бабу ему подсунуть? Каруселью у Кичигина называлось организованное им веселье для друзей. Кичигин был жуликом с фантазией. И деньги любил тратить с фантазией. Мог, например, созвать гостей, напомнить им, что сегодня предпасхальная ночь, и пригласить всех к заутрене. А на улице уже ждут несколько заказанных им заранее такси, и вся компания едет на заутреню в Загорск. А разговленье потом в каком-то придорожном ресторане, где уже накрыт стол и странные цыгане поют под баян…
Однажды он сказал Ростовцеву:
— Я бы не мог, как вы, зашивать деньги в матрац…
— Это ж почему же не могли бы? — съерничал Ростовцев.
— Сгибаться же надо, спина заболит, — совершенно серьезно пояснил Кичигин, но Ростовцев его яда не почувствовал.
Да, очень они разные — Кичигин и Ростовцев. С тех пор, когда они провернули выгодные гешефты с «Майбахом» и со старыми такси, прошло немало лет. Ростовцев казался Кичигину опасно легковатым, не очень серьезным человеком, чересчур доверяться которому не следует. Но Кичигин не знал о весьма смелых и масштабных делах, в которых Ростовцев участвовал, работая на юге, и когда его напарником был Залесский.
