Александр Андреев - Спокойных не будет
— Затем и еду в тайгу, чтобы попугать кое-кого.
— Не поедешь,— заявила я решительно.— Об этом я позабочусь.
Аркадий внимательно посмотрел на меня тяжелыми, цвета цемента глазами.
— Ладно. Пока я о тебе забочусь — делюсь с тобой. Самым лучшим кусочком — ножкой. Держи! — Он разломил курицу на четыре части, роздал всем.— Кефир будем хлебать по очереди.
Мы сидели на сложенном в стопку тесе, ели курицу, котлеты и запивали кефиром.
— Вкусно до невозможности! — сказала Эльвира и потянулась от сытого томления.— Теперь бы вздремнуть часок.— Она повалилась на бок, легла на шершавую доску, подсунув под щеку локоть и прикрыв глаза.
Но соснуть ей не пришлось. В дальнем конце двора кто-то ударил в подвешенный буфер, и он резко зазвенел.
— Девочки, впрягайтесь в носилки,— скомандовал Аркадий.— Живо!
Тело еще не отошло от усталости, и вставать было лень. Студенты опять заполнили всю площадь, двигались вначале вяло, с неохотой, но вскоре вошли в свой обычный темп. Замелькали носилки, покатились тачки, проплывали листы шифера, сухой штукатурки, доски, рулоны толя...
Досталось же нам сполна в тот день! Если бы не прозвучал сигнал, то не только нас, но и кое-кого из ребят свалила бы такая работка.
— Вадим прав.— сказала Эльвира.— Если так не один день, а два месяца, Женька?
Я отмахнулась беспечно.
— Привыкнем. Человек ко всему привыкает.
Мы расходились по домам с легкой душой, довольные тем, что задание было выполнено. Боря Берзер еще раз похвалил нас за старательность.
Ребята соображали что-то насчет кино. Но мы с Эльвирой задерживаться не стали, попрощавшись, дошли до метро «Павелецкая» и сели в троллейбус.
Дома мы сразу же прошли в ванную. Ах, какое это блаженство — после усталости, после пыли, ветра, уличной толчеи окунуться в прозрачную ласковую воду, зеленоватую и душистую от хвойного порошка! Тело становится розовым и невесомым, как пушинка, ресницы смыкаются от какого-то сладкого изнеможения, а сверху сыплется с шуршанием теплый дождь душа.
— Я не стану надевать резиновую шапочку,— сказала Эльвира.— Все равно завиваться придется. Неудобно только на улицу выходить.
— Ты останешься у меня ночевать,— сказала я.— Я тебя не отпущу.
Эльвира охотно согласилась:
— Мне у вас нравится. Позже позвоню и предупрежу своих.
Вскоре в ванную вошла моя мама, снисходительно улыбающаяся, домашняя, в халате, села на низенькую табуреточку. Следом за ней, чуть приоткрыв дверь, в щелочку проскользнула Нюша, принесла с собой детский стульчик, села у края ванны, попробовала пальцами воду.
— Не холодно?
Мама покосилась на нее неодобрительно.
— Отвори дверь, задохнуться можно.
— Простудишь детей,— проворчала Нюша, по дверь приоткрыла.— Не дует? Голову-то помыть?
— Что, у нее рук нет? — строго спросила мама.
Я ответила:
— Потом, няня. Я сама...
Мама приветливо улыбнулась.
— Ну, как мы провели такой великолепный весенний день?
Эльвира, брызнув водой, подняла порозовевшие руки и закинула их за голову, как богиня, голубые глаза томно повлажнели, и горбинка на носу как будто уменьшилась, сровнялась.
— Для кого великолепный, Серафима Петровна, а для нас — самый изнурительный. Мы разгружали вагоны. Цемент таскали.
— Вот еще новости! — воскликнула Нюша.— Мужики небось у ларьков пиво хлещут, а девчонки надрывайся за них. Работнички!
— Погоди,— остановила ее мама.— Что за нужда такая таскать цемент?
Эльвира рассмеялась:
— Это вроде генеральной репетиции перед премьерой спектакля.
Я несколько раз толкнула ее в воде пяткой, чтобы молчала. Но Эльвира не поняла.
— Тебе тесно? — спросила она и отодвинула ноги.
Мама насторожилась:
— Перед какой премьерой?
— Перед Сибирью.
— Сибирью? При чем тут Сибирь?
Нюша испуганно всплеснула ладошками.
— Час от часу не легче!
— Мы же после экзаменов в Сибирь едем,— объяснила Эльвира с нетерпением.— На все лето. Разве вы не знаете?
— Нет, не знаем.— Мама перевела взгляд на меня; чтобы не поднимать глаз, я зачерпывала в пригоршни воду и медленно выливала ее себе на грудь.— Ты тоже едешь?
— Да,— чуть слышно ответила я.
— Почему ты раньше не сказала об этом?
— Не успела еще. Сами узнали недавно.
— Что же это за поездка такая? — спросила мама.— И почему именно в Сибирь?
— Практика...
— Студенческий строительный отряд,— сказала Эльвира,— Студенты каждое лето выезжают. Настала и наша очередь.
— Эти поездки организуются на добровольных началах?
— В основном да, на добровольно-принудительных.
Мама встала, скрестила на груди руки.
— Я постараюсь, чтобы мою дочь к таким поездкам не принуждали. За тысячи верст, в глухомань, одну.., Нет!
— Не одну! — крикнула я.— Все ребята едут, девчонки!
— Счастливый им путь! А ты не поедешь. Чтобы мы тут с ума сходили!..
— Поеду,— сказала я упрямо.
Мама в бешенстве топнула каблучком о плитки пола.
— Нет! Слышишь?
Нюша, перегнувшись через край ванны, зашептала торопливо:
— Помолчи, дочка. Не говори ничего. Молчи. Гроза утихнет.
У мамы был отчаянный, потерянный вид, как у человека, вдруг утратившего власть над другим. Она не знала, что предпринять, не знала, как восстановить эту власть, и в такие минуты мне было жаль ее, и я бесконечно, до крика ее любила. Она выскочила из ванной, хлопнула дверью, бросив напоследок:
— Хватит мокнуть! Вылезайте.
Нюша принесла нам свежие мохнатые простыни, для Эльвиры — мою пижаму. Мы постояли немного под душем, потом, распаренные, прошли в мою комнату. Няня стелила постель на раскладушке рядом с моей кроватью. Эльвира, озадаченная поведением ламы, разговаривала почему-то шепотом:
— Я не знала, что твоя мать такая строгая. Почему она страшится Сибири?
Я усмехнулась:
— Там же Алеша.
— Ах да! Я все время забываю, что ты замужем. Вот уж некстати-то! Сама-то ты не забываешь об этом?
— Не забываю, Эля,— сказала я.— К сожалению это или к счастью, не знаю. Не так давно один человек — помнишь, мы встретили его у входа в институт? — просил выйти за него замуж. Григорий Названов.
— Неужели! — Эльвира затрепетала вся, напрягаясь.— Видный такой, красивый... Как же, помню. Я давно хотела спросить тебя о нем. Он сделал тебе предложение? Как это бывает, Женя, в каких словах? Я, наверно, никогда не испытаю такого счастья...
— Обыкновенно,— сказала я небрежно.— «Будьте моей женой. Пожалуйста».
Эльвира задохнулась от восторга.
— Так и выразился? Как красиво! А что ты ответила?
— Отказала.
— Такому парню?
— Нахал он. Знал, что я замужем... Алешу пытался унизить.
— Ты уж выдумаешь...— Эльвира, уперев локти в колени, обтянутые розовым шелком пижамы, положив подбородок на ладони, придвинула ко мне свое лицо.— Вот когда ты пожалела, наверное, что замужем?
— Представь себе, нет, не пожалела.
Эльвира откинулась на спинку кресла и произнесла с убеждением опытной женщины:
— Это потому, Женя, что Алеша был у тебя первым мужчиной.
Ее слова развеселили меня.
— Хорошо бы и последним,— ответила я.
— Ишь чего захотела! В наше время так не бывает.
Вошла Нюша с подносом в руках.
— Ужинайте.— Она поставила на столик тарелки с едой, остатки вина в бутылке.— Мать заперлась. С отцом не разговаривает, будто не ты, а он в Сибирь собрался. Алешка там, что ли?
— Там.
— Ох, вгонишь ты нас всех в гроб, Евгения, чует мое сердце.
— Няня,— взмолилась, я,— и ты заодно с ней?
— Я сама по себе. Только ты знай: без тебя тут жизни нет.
— А мне что делать? Погибать одной в этих четырех стенах?
— Закатишься туда за тридевять земель,— промолвила Нюша,— и прощай.
— Почему же — прощай? — Мне захотелось закричать на нее.— Вернусь.
— Вернешься... Так он тебя и отпустит.
Нюша, недовольно ворча себе под нос, вышла. Эльвира взглянула на меня встревоженными глазами.
— Вот переполох устроили!
— И не говори. Самой противно,
— Чего они от тебя хотят?
— Все очень просто, Эля, мама хочет, чтобы я никуда от нее не отлучалась, чтобы моим мужем был человек, по понятиям мамы, настоящий, с положением, солидный.
— Как все матери на свете!
— Вот именно. Она даже согласна на Алешу, хоть он и не в ее вкусе. Но и его она хочет прикрыть своим крылом. А он как раз и не желает под ее крыло. Вот в чем вся беда. Она убеждена, что, если я уеду в Сибирь, встречусь там с Алешей — и конец. Пропаду! Я ее понимаю: ей действительно нечем будет жить без меня. И разве я смею бросить ее?
— Да, весьма критическое твое положение Женька.— Эльвира сильнее вдавила себя в кресло.— Выпьем по глоточку для бодрости. Хорошо у тебя, чисто, одиноко, уютно...
