Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - Вениамин Александрович Каверин

– Вы здесь в отпуске?

– Да. Приехал проведать мать.

«Все-таки нехорошо, – подумал Незлобин. – Все-таки скотина».

Первую ночь он проспал на полу, вторую, на раскладушке, которую предложили ему радушные хозяева Елены Григорьевны. Сестру он дважды не заставал дома, а когда пришел в третий раз, она отозвалась на стук, выглянула в коридор, сказала: «Ах, это ты, Димочка, подожди немного, у меня примерка», как будто они расстались вчера и не прошло четырех лет с тех пор, как он ее в последний раз видел. Он сел на стул в коридоре и стал думать о сестре. Она похудела, похорошела. Черные волосы, стянутые золотым обручем, небрежно раскинулись по плечам. Она всегда небрежно одевалась, зимой носила мужской треух, сдвинутый на сторону, ходила в красных валенках. Вадим Андреевич был далек от нее, у нее была своя жизнь, ни покойный отец, ни мать не имели на нее никакого влияния. В хороводе мужчин она выбирала то одного, то другого и, расставаясь с очередным любовником, всегда сохраняла с ним хорошие отношения. Она жила легко, беспечно. Дважды была замужем, первый муж застрелился, а второго она прогнала за ревность. «Он мне нужен, как рыбке зонтик», – сказала она, когда мать заступилась за второго мужа.

Все ей удавалось, Вадим Андреевич никогда не видел ее расстроенной или огорченной. Она ничего не читала и только из разговоров знала, например, что Лермонтов был убит на дуэли. В Ленинграде, где они жили до войны, она с восемнадцати лет жила отдельно от родителей. К ней записывались в очередь, и когда однажды знаменитый писатель позвонил ей, попросив срочно сшить платье для молодой жены, она сказала ему: «Вас много, а я одна».

Незлобин не знал, любит ли он сестру, но вот волновался, нетерпеливо ждал, хотел видеть и вдруг подумал, что может сделать для нее все, что она захочет.

Стройная молодая женщина прошла мимо него походкой балерины, постучалась к Ларисе, и вскоре две женщины вышли из ее номера, а она, снова выглянув, сказала:

– А теперь можно. Ну как ты? – спрашивала она, быстро целуя брата и глядя на него с нежностью большими голубыми глазами.

– Да ничего. Как видишь, жив и почти здоров.

– Какой ты молодец, что вывез маму, – продолжала она, очевидно совершенно забыв, что ничем не помогла матери, пока на нее не накричал любовник. – Все-таки большой город. Театр. Ты знаешь, кто сейчас мимо тебя прошел? – И она назвала две известные фамилии. – В. сказала: «Вас ждет интересный мужчина». А я как-то не замечала. Тебе идет военная форма. Ты, между прочим, кто? Я в этих звездочках не разбираюсь.

Незлобин засмеялся. Ему вдруг стало приятно, что у него такая красивая сестра и что она не может отличить лейтенанта от майора. Он рассказал, что полтора года прожил в Полярном, лежал в больнице, сестра что-то спрашивала, но, в общем, ей было, кажется, все равно, где он жил и от какой болезни его лечили. Она притворилась, что читала его корреспонденции. «А может быть, и читала», – подумал Незлобин, которому хотелось, чтобы она не только читала корреспонденции, но и похвалила их. Он пришел не вовремя и в разговоре несколько раз ловил ее взгляд на раскроенную лиловую материю, лежавшую на столе. Все-таки приехал брат, которого она не видела несколько лет, и с фронта, – она удержалась и не принялась за работу.

– Твоя Таля прелесть, – сказала она.

Незлобин удивился:

– Ты ее знаешь?

– Мы встретились у мамы. Ты это просто так или серьезно?

– То есть как это просто так?

– Объяснить?

– Не надо. Нет, не просто так.

– Ты счастливый, – вздохнув, сказала Лариса. – Все у тебя как у людей. И она счастливая. Серьезная, не торопится. Я только подумала: вот мы говорим целый час, и она не улыбнулась ни разу. Ты с ней натерпишься, а?

– Что ты хочешь сказать? Мы просто друзья. Она недавно потеряла мужа.

– Друзья-то друзья, – вздохнув, сказала Лариса. – Мы с Николаем Матвеевичем тоже друзья, а у него двое детей. И он через день – даже надоел – стоит передо мной, как лист перед травой. Хочешь, я для нее сошью что-нибудь?

– Не надо. У тебя и без того много дел.

– Ужасно. Просто рвут на части. Но я все-таки сошью. Она не собирается уехать?

– Не знаю. Я ее еще не видел. Она ведь медсестра, и ее послали в Краснокамск. Там отравление.

– Да что ты говоришь? – сказала Лариса, которая знала, что Таля медсестра и что в Краснокамске отравление, но забыла, как всегда сразу же забывала все, что не касалось ее и ее работы.

Балерина В., сказавшая, что Незлобин интересный мужчина, вернулась, и начался разговор, во время которого Лариса хотя и радовалась и ужасалась, но успевала что-то кроить и прикладывала куски лиловой материи и даже приколола к ее платью один кусок, чтобы узнать, идет ли ей этот цвет.

…Так случилось, что Незлобин впервые попал в артистический круг, – в гостинице жили и певцы, и балерины, и музыканты.

Балерины, с которыми он познакомился у сестры, заняли первое и второе места после отъезда Улановой, и зрители соперничали друг с другом, одни, ставя на первое место В., а другие – Д. В такое время спорить о том, кто лучше исполняет роль Жизели? Или кто с бо`льшим блеском исполняет роль Онегина – баритон С. или баритон В.? С интересом наблюдал Незлобин незнакомую жизнь, далекую от тревог и волнений войны.