Морское притяжение - Олег Борисович Глушкин
— Валентин прав, — сказал он, закончив измерения, — надо обязательно выбрать крайнюю дорожку.
— И домик крайний, сырой еще, не сразу схватится, — заметил Петров.
— Можно водичкой сейчас намочить, — предложил Питилимов.
— Выдумаешь тоже, это нечестно, — прервал его боцман.
Они опять собрались в кружок, склонились друг к другу, договаривались, что будет делать каждый из них. Я отошел за домики и уже оттуда наблюдал, как бурно они спорят, как что-то упорно доказывает мой помощник, энергично размахивая руками.
А вечером, после работы, сводный оркестр пожарников города играл марши на заводском пустыре, и стройные ряды рабочих добровольных пожарных дружин равнялись на Адика Скрипченко. Адик поднес к губам мегафон, поздравил всех с началом заключительного этапа смотра. Болельщиков было хоть отбавляй: люди сидели на заводской ограде, на крыше недостроенного цеха, парнишки из ПТУ залезли даже на деревья.
— Ну и бездельников у нас, — сказал сидевший рядом со мной на ящике Виктор Сигов.
Я очень надеялся на победу наших ребят, ведь я фактически подвел всех, и теперь только победа могла спасти нас.
Наши были в последнем забеге. Все произошло в одно мгновение, Адик, наверное, даже не успел включить секундомер. Мой помощник растянул шланги, сразу же дали воду, мелькнул у домика Питилимов, поливал затухающий домик из огнетушителя Петров. Бурлящая белая пена буквально затопила домик.
— Ура! — закричал Сигов, не выдержал и бросился к домику поздравлять победителей.
На следующий день с утра только и было разговоров о соревнованиях. Нам в общем зачете досталось второе место, за это тоже премировали, и все были довольны. Я понял, что прощен, мой помощник улыбался, и, когда я послал его с бригадой помочь ремонтникам снять с «Загорска» винт, он не ворчал и не отнекивался — согласился сразу.
Когда я спустился на стапель-палубу дока и прошел к «Загорску», там уже застропили перо руля, и оно повисло на тросах. Казалось, что это парит над доком крыло огромного самолета. Стягивали его двумя шпилями, а сейчас должны были перестропить, чтобы взять краном и опустить на заранее приготовленные брусья. Командовал работой наш боцман, Валентин. Он стоял в отдалении, на дощатом кринолине, и был похож на дирижера, не хватало только фрака. Владимир Иванович наверху объяснял Зосе, как вывести стрелу крана, чтобы не задеть рештования. У шпилей ждали команд Валентина мотористы.
Снять перо и винт — дело нелегкое, бывает, что никакими съемниками и домкратами с места не сдвинуть, применяют даже взрывчатку. По взрывчатке мой помощник — главный специалист: сказывается партизанская школа.
А сегодня не пошел винт, перо руля легко сдернули, а винт ни в какую, искривился болт, и ничем его не взять. Владимир Иванович спустился по трапу, бисер пота на лбу, там, наверху, на башне, солнышко по-весеннему пригревает, а здесь, под кормой судна, сыро, в тени даже холодновато.
Решили мы этот проклятый болт срезать, потом новый выточим.
Когда винт сняли, я вернулся к себе в каюту, настроение у меня было отличное, все шло как надо. Правда, перебои эти со снабжением порядком надоели, Мы заявку дали — извольте обеспечить. Но, как говорит Курагин: «Хотите бездельничать, загубить порученную вам работу, сваливайте все на снабжение, ждите манны небесной, есть желание заработок рабочим обеспечить — доставайте где угодно! Это ваше дело!»
…С утра беспрестанно звонит телефон.
— Передайте Сигову, чтобы в двенадцать пришел в партком.
— Алло, Сигов? Нет? Передайте ему, что надо срочно дать сведения о передовиках.
Последний звонок был с соседнего дока:
— Алло, Виктор? А, это вы, Андреевич… У нас нет постоянного тока, пусть позвонит.
Я включил трансляцию и позвал Сигова. Нет у нас на доках человека, который бы разбирался лучше его в запутанных электросхемах. Для меня все эти сплетения — абстракция, электротехнику нам в институте давали как-то вскользь, а у него двадцать лет практики. С этого года Сигов — парторг цеха; выбрали его единогласно, и спуску он никому не дает.
Перед самым обедом Сигов зашел в мою каюту.
— Что, искали?
— Не я, тут тебе со всех сторон звонки.
— Я в райкоме с твоим капитаном разбирался.
— С каким?
— С Цивильским. Как мы не разглядели вовремя этого человека, не пойму. Представляешь, у него даже нет штурманского диплома, а вот умудрился в двух местах зарплату получать — он ведь еще и в портнадзоре числится! Иногда ни за что увольняем, а вот такого проходимца держали в цехе. Вон крановщицу — уволить, и все!
— Откуда ты знаешь?
— Да вот Тепнин рассказал. Это, конечно, работа Курагина, она ему — как бельмо на глазу, чтобы меньше разговоров было — подальше ее от завода.
— Я взял назад свой рапорт.
— Ну и правильно сделал, есть у нее, конечно, нарушения — сами разберемся, молодая еще, многого не понимает.
Обедать мы с Виктором пошли в центральную столовую. Двухэтажное здание столовой могло вместить в обеденный перерыв ползавода. Кругами вилась в большом зале очередь, было шумно. Начищенные подносы блестели и напоминали щиты. Доковских не было видно, мы встали в хвост очереди и продолжили разговор.
— Думаешь, мы правильно живем? — сказал Сигов. — Каждый честен для себя и считает, что на этом можно ставить точку. А это не все. Настоящая честность — когда дерешься за нее, когда идешь против непорядков, независимо от чина и ранга. Вот Тепнин, всем хорош, а когда плохо, кто разбирается? Ты да я. А он ни при чем. Думаешь, люди его уважают? Иногда и пожестче надо быть — не страшно, а ты и с уборщицей на «вы»…
Уборщицей на доке работает жена Сигова Таисия Ивановна. Когда он устроил ее к нам, мы узнали, какого цвета стены в каютах и как могут блестеть раковины и кафельные полы.
В свободное время Таисия Ивановна забирается на кран и Клава учит ее поднимать грузы и двигать стрелу. Сигов не хотел, чтобы думали, будто из-за него ей разрешают лазать на кран, и однажды сказал: «Непорядок допускаешь, у нее своя работа есть»…
Мы продвинулись к первому окну. Очередь была шумной, пристраивались друг к другу знакомые, рабочие из одной бригады,
