Таксопарк - Илья Петрович Штемлер
За двадцать лет работы на станции Кривцова запомнила множество историй. Ее ничем нельзя было удивить.
— Добро делать опасно. До синяков зацелуют, — не унималась Кривцова.
Стеша запихнула сумку в шкаф и направилась к столу принимать смену. Уложив свою мощную грудь на скрещенные пухлые руки, Стеша склонила к Елене широкое лицо.
— Что же ты, Ленка? У других он детей принимает, а своих не имеет. Что он тебе-то голову дурит? Взять его надо измором.
— Как это, Стеша? — улыбнулась Елена.
— Как-как. Как я, вот как… Оставляла ему выгодные заказы, оставляла. А потом, думаю, ну его к бесу! Пользуется ситуацией, понимаешь. Только конфеты на март дарит. И все! Перерубила! Он и взмолился. Привык, понимаешь, план за четыре часа делать. А тут покрутись, как все… Так что начинай, подруга. Расставляй силки. А потом — раз, и подруби. Как миленький придет… Ну, что передаешь по смене? Предварительные заказы есть?
— Семьдесят штук, — ответила Елена. — Шестьдесят к поезду и к самолету. Пять к театру. Пять по адресам.
— Маловато что-то. Не вытянуть нам декаду. А я с премии торшер присмотрела. Деревянный.
Стеша стянула с широких плеч черную кофту, повесила на спинку стула и сразу стала как-то полней в своем розовом платье.
— Жена таксиста и на свою премию рассчитывает? Смех! — донесся ехидный голос Кривцовой.
Стеша метнула на Кривцову презрительный взгляд.
— Григорьева моего не знаешь? Станет он кланяться за каждый медяк.
— Смех! — повторила Кривцова. — Ох, не могу!
— У человека несчастье, а ты смеешься, — произнес кто-то из глубины операторской.
Теперь все дружно рассмеялись. Лишь Никитенко сосредоточенно выискивал в ящике очередную фишку с номером таксомотора. Стеша не выдержала, доброе ее лицо расплылось в улыбке. И правда, кто поверит, что муж таксист, а денег нет.
— Не говори никому, Стеша, — не унималась Кривцова. — Люди подумают, что твой Григорьев любовницу дорогую завел.
— Кто? Мой Григорьев? — Стеша еще пуще расхохоталась. — Господи, хоть бы и завел. А то все не как у людей… Придет после работы, влезет в телевизор, только ноги торчат. Геморрой наживает. А с любовницей погулял бы когда-никогда по улице. Все же на воздухе… А что, Кривцова, не пристегнешь моего Григорьева, а? И тебе воздух нужен, гляди, тоща какая.
Кривцова сжала тонкие губы. Удар был точный и злой для старой девы. Елена укоризненно покачала головой.
— А что она? — не унималась Стеша. — Если человек честный, так вроде и ненормальный, да? Ладно. Справку составила?
Елена взяла со стола лист и протянула Стеше. Та бегло пробежала глазами.
— Так-так. Два происшествия? Маловато что-то.
— И третье было. В карты кого-то обыграли. Позвонил по связи. Видно, «скворечник» был открыт.
— В такси обыграли?
— Не сказал. И спросить я не успела, трубку бросил.
— Несколько лет назад такое дело раскрутили. В такси играли… Помнишь, Кривцова? — примирительно произнесла Стеша. Она не любила ссориться.
— Помню. В семьдесят третьем году было, — нехотя поддержала Кривцова. И ей ни к чему ссориться с начальником смены.
Елена вышла на улицу. Только сейчас она почувствовала, какая духота была в диспетчерской — прохладный воздух холодил ноздри, влажным компрессом студил лоб и щеки… Елена медленно двинулась к остановке автобуса, И тут она заметила Олега Сергачева. Он стоял у стены дома с каким-то свертком в руках. И улыбался. Недокуренная сигарета торчала в уголке рта. Расстегнутая у шеи белая рубашка придавала ему мальчишеский вид.
— Наконец-то, — произнес он. — Заждался. Думал, прозевал.
— Обещал вечером заглянуть. — Елена смотрела на Олега обычным своим, чуть насмешливым взглядом.
— Как видишь, не выдержал. Впрочем, и вечером можно встретиться. Если не поссоримся.
Они перешли улицу и свернули за угол, на проспект. По-утреннему немноголюдный, он казался более широким и просторным.
— Да! Тебя можно поздравить? — Елена взяла Сергачева под руку и улыбнулась.
— Спасибо! Сам не рад. Зашел сейчас в парк, все ржут. Вот! Подарили.
Он отогнул бумагу, и из свертка на Елену глянули распахнутые голубые глаза куклы.
— А что? Остроумно! — засмеялась Елена. — Не часто такое случается. Теперь с тобой неинтересно. Все ты знаешь, все ты видел. Даже самое тайное…
— А ведь верно, Ленка, — остановился пораженный Сергачев. — Черт возьми, если вдуматься…
Сергачев выплюнул окурок и покрутил головой. То, что произошло с ним в лесу, вдруг преломилось в ином плане. Не случаем, не эпизодом. А чем-то другим. Значительным и строгим. В сравнении с чем многое кажется маловажным.
Елена достала из сумочки зеркальце и внимательно себя оглядела.
— Встретил утром, после суточного дежурства. Я и накраситься как следует не успела.
— И хорошо. Товар лицом… Посидим где-нибудь, позавтракаем.
Ближайшее кафе было недалеко, через мостик, у кинотеатра.
У входа на мостик два каменных льва вцепились пастью в черные ленты перил, тараща выпуклые белые глаза. Мостик был узкий и крутой. И мужчина, идущий навстречу, четко вырисовывался на фоне золотистой кроны деревьев, словно в подзорной трубе. На мужчине была кожаная шоферская куртка и высокие модные ботинки. Коротко стриженные волосы с трудом удерживали на боку плоскую фуражку.
— Яша? — удивился Сергачев и громко крикнул навстречу мужчине: — Костенецкий! Персонально!
Мужчина раскинул руки и, приблизившись, обнял Сергачева. От куртки пахло крепким духом кожи и бензина.
— Здравствуй, Олег! Здравствуй, Лена! — Яша Костенецкий церемонно подал Елене жесткую ладонь. — Как вам это нравится? Встреча на мосту, а? С бывшим сменщиком.
— А не махнуть ли тебе с нами в кафе «Три поросенка»? Тут рядом. Позавтракаем, — предложил Сергачев.
— Фи, Олег. Ты никак не можешь избавиться от своих английских манер: завтрак в кафе, обед в ресторане. — И, решительно повернувшись, Костенецкий пошел с ними. — Сегодня я имел неплохое утро. — Он взял
