Мамед Ордубади - Подпольный Баку
- Я видела товарищей из Тифлиса, они передали мне письмо и очерк, напечатанный в подпольной газете. Я должна ознакомить вас с ними. Разыщите Павла, передайте, пусть он тоже приезжает. Это немного рискованно, так как за домом отца следят, но, мне кажется, сейчас жандармские псы ищут нас в другом месте. Мы перехитрим их. Кроме того, я давно не видела отца. Старику делается все хуже. Желтый стал, худой - кожа да кости.
Поздно вечером под покровом ночи в доме Сергея Васильевича собралось много народу. Пришел даже Мамед, который в последнее время по заданию Бакинского комитета РСДРП жил в одной из деревушек возле Закатал и вел агитационную работу среди крестьян.
Анна Дмитриевна угощала гостей черным хлебом, виноградом и инжиром.
Сергей Васильевич был потрясен, узнав об аресте Петра Монтина.
- Какие известия из Тифлиса? - спросил он Павла.
- Нового ничего не знаю.
- Товарища Ладо не выпустили?
- Выпустят, как же, жди!
- Стараются гады обезглавить рабочий класс. Хотят всех пересажать. Ребята, будьте осторожны. Эх, каких людей схватили!
Женя села на кровать к отцу, обняла его худые плечи.
- Это ничего, папа. Вожди потому и вожди, что они могут руководить теми, кто на свободе, даже из-за тюремных решеток. Печальное известие поручено мне передать вам, товарищи. Царские палачи даже Метехскую тюрьму посчитали не достаточно надежным местом для заключения Ладо... - Женя осеклась.
Ее слова насторожили присутствующих. Наступило томительное молчание.
Айрапет тихо спросил:
- Сообщили из Тифлиса? Неужели?...
- Да, товарищи, из Тифлиса, - ответила Женя, опустив глаза. - Мне передали письмо и очерк. Я хочу вам их прочесть.
Она подошла к столу и, достав из сумки газетную вырезку, стала негромко читать:
"Это случилось 17 августа 1903 года. Запомним эту дату, товарищи!
Солнце, поднявшись над высоким куполом Сионского собора, хранителя посоха святой Нины, сделанного из виноградной лозы, заглянуло в узкие, кривые улочки древнего Тифлиса, осветило крыши крытых рынков, похожих на подземные пещеры. Но сегодня его золотистые лучи не радовали сердца всех честных, простых людей.
Древний Тифлис, который был свидетелем многих исторических трагедий, кровавых, стоивших Грузии неисчислимых жертв; Тифлис, познавший ужасы нашествия гуннов, не раз слышавший топот коней хазар-завоевателей; Тифлис, тысячи сынов которого пали жертвами византийского оружия, освяшейного христианской церковью; Тифлис, чьи плечи познали удары монгольских плетей; Тифлис, поставленный на колени перед арабскими военачальниками, потерявший бесценные национальные сокровища в период завоевательных походов жестоких иранских шахов, переживший печальные дни нашествия турок-сельджуков; Тифлис, этот многострадальный город, сегодня со скорбью встретил солнечный восход...
Да, печален был лик солнца в этот день, похожий на те дни, когда много веков назад святая Шушаник в мученьях уходила в могильный мрак...
О, скорбный Тифлис, изнемогающий под гнетом царского сатрапа князя Голицына, - сегодня у тебя день траура!
Когда заключенные Метехской тюрьмы, стоя у окон с железными решетками, молчаливо помахивали руками и приветствовали этим жестом рабочих табачной фабрики, шедших домой, - прогремел винтовочный выстрел, заранее подготовленный царскими жандармами. И в ту же минуту перестало биться сердце выдающегося деятеля ленинской партии, отдавшего всю свою жизнь борьбе за освобождение рабочего класса от тирании; человека, который и в тюрьме, за толстыми стенами, не прекращал своей пламенной, кипучей революционной деятельности.
Этим человеком был Ладо Кецховели.
Навеки закрылись глаза нашего товарища, добрые и нежные, когда он был среди друзей, гневные, когда он разговаривал с врагами.
Нет больше в наших рядах бесстрашного Ладо, но навсегда останутся жить в будущей победе пролетариата бессмертные дела и мысли нашего доброго товарища".
Окончив читать газетную заметку, Женя на мгновение умолкла, окинула грустным взглядом собравшихся, которые были подавлены страшной вестью.
- Да, это случилось! - продолжала Женя. - Вот что нам пишут тифлисские товарищи: "Когда заключенных вывели на прогулку во двор Метехской тюрьмы, многие начали кричать: "Да здравствует Ладо!" Глаза всех были устремлены на окно его камеры. Тюремная охрана, часовые тщетно пытались навести порядок среди них. За решеткой показалось лицо Ладо. Заключенные в других камерах также припали к окнам. Ладо прокричал гулявшим внизу несколько приветственных слов, помахал рукой. Но вдруг прогремел выстрел - и его не стало..." - Помолчав, Женя сказала: - Неделю назад тифлисские товарищи прислали нам письменную характеристику на Ладо Кецховели, составленную жандармским ротмистром Руничем и пересланную в тифлисское жандармское управление. Рунич пишет: "Заключенный Ладо Кецховели до самого ареста занимался активной революционной деятельностью. Он - организатор подпольной бакинской типографии "Нина", в которой печатались прокламации и прочая революционная литература, распространяемая затем во многих губерниях России, главным образом - в Тифлисской и Бакинской. Это неоспоримый факт. Определенно известно также, что Кецховели вел агитацию среди воинских частей, призывая солдат к неповиновению офицерам, к восстанию против существующего режима. В ходе следствия выяснилось, что он вместе с некоторыми другими арестованными революционерами печатал в подпольной типографии прокламации, распространяемые среди воинских частей. Кецховели опасный преступник, деятельный, энергичный бунтарь, которому удалось такое трудное дело, как создание в большом городе тайной типографии. Созданная им типография действовала приблизительно в течение двух лет. Более того, эта типография, вернее, ее филиал действует и сейчас. Местонахождение этой типографии пока неизвестно нам..."
Немного погодя, Женя продолжала:
- У нас имеется копия другого документа, посланного Руничем в главное жандармское управление. Вот послушайте: "... На первом же допросе стало ясно, сколь большое значение имеет деятельность Кецховели для революционного движения. Именно поэтому было бы полезно принять особые меры в отношении этого человека, когда он будет отправлен в ссылку. Стоит ему вновь оказаться на свободе, как он при первой же возможности убежит за границу. Это не менее опасно, чем его пребывание в России, так как и за границей он будет заниматься революционной деятельностью, которая причинит нашим властям немало хлопот..." Все ясно, товарищи, - сказала Женя. Смерть Ладо не случайность, а подлое убийство, совершенное по замыслу царской охранки. Теперь я прочту вам прокламацию Тифлисского комитета РСДРП, выпущенную по случаю убийства нашего Ладо. - Женя стала читать:
"Товарищи! Неутомимый борец за свободу и революцию Ладо Кецховели убит в минувшее воскресенье в Метехской тюрьме. Вся его жизнь, начиная с юношеских лет, была примером непримиримой борьбы и протеста против царского гнета, за право человека жить в царстве свободы.
Еще в 1893 году он был исключен из Тифлисской семинарии за антиправительственную агитацию. После этого учился в Киевской семинарии, но и там не прекращал активной революционной деятельности, за что дважды подвергался аресту.
С 1897 года Ладо Кецховели становится деятельным организатором рабочего революционного движения в Закавказье. Он инициатор первой забастовки рабочих тифлисской конки. Ладо Кецховели был одним из создателей рабочей газеты "Брдзола".
Наш славный товарищ, неутомимый борец за свободу российского пролетариата, мы скорбно склоняем головы перед твоим прахом.
Товарищи! Все как один присоединимся к протесту против чудовищного убийства!
Все в один голос скажем так, как говорил Ладо:
Долой самодержавие!
Да здравствует демократическая республика!
Долой капитализм!
Да здравствует социализм!
Тифлисский комитет РСДРП"
XVII
Женя оказалась в затруднительном положении.
В последнее время болезнь Сергея Васильевича обострилась и ему пришлось бросить работу. На что должна была существовать семья? У Жени не было возможности устроиться куда-нибудь работать. Она не смела даже думать об этом. Девушка была слишком хорошо известна бакинской полиции. Поэтому последняя делала все, чтобы уличить и арестовать ее.
В этих условиях для Жени было очень удобно жить в доме командующего бакинским гарнизоном генерала Алиханова. Почти все свое время она проводила с Серафимой, горничной жены Алиханова.
Серафима, добрая молодая женщина, чувствовала, какую большую услугу оказывает она подруге, и была рада помочь ей хотя бы в этом.
Однако Женя знала: спокойная, без тревог и волнений жизнь не может продолжаться долго. На днях Серафима сказала ей, что собирается уезжать на родину, к родителям, и что поэтому Жене придется вскоре расстаться с гостеприимным кровом. Куда же Женя денется? Девушка думала не только о том, как ей спастись от преследований полиции, но и как прокормить стариков.
