Анатолий Черноусов - Экипажи готовить надо
И вот теперь, сидя в одиночестве у костра, Анна Петровна размышляет над словами старшего.
«Разве неправда насчет академизма? Разве не я сама вот уже восемнадцать лет из года в год говорю: посмотрите на этот плакат, здесь вы видите злаки. Это пшеница, это рожь, это ячмень… И разве неправда насчет неумения и нежелания?.. Ведь Света и Славик мои не умеют ничего. И теперь уже не будут уметь, потому что надо было с пеленок учить, требовать: возьми, надень, разрежь, пришей, приготовь, убери, вымой, включи…»
Тут Анна Петровна увидела слева в лесу мелькающие огни, несколько огней, и обрадовалась. Поднялась, чтобы разбудить Юрия Павловича, но в этот самый момент за спиной у нее затрещал валежник, послышалось дыхание и сопение, все ближе, ближе… Анна Петровна обернулась, и ноги у нее подогнулись.
Прямо на нее из-за кустов один за другим выскакивали какие-то волосатые существа. Они запрыгали вокруг нее, как в хороводе.
— Анна Петровна, Анна Петровна, скорей, скорей! Мы первые, мы впереди! Отмечайте, отмечайте!
— Как вы меня напугали, боже… — перевела дух Анна Петровна, с трудом узнавая своих пионеров и убеждаясь, что не шерсть на них, а болотная тина.
Старший вожатый, разбуженный шумом, позевывая, взял из рук Севы Цвелева, не рук, а настоящих лап, карту в мокром целлофановом мешочке и отметил все, что надо.
Снявшись с места, духи сгинули во тьме.
Тотчас же в круг костра ворвалась команда из отряда Тани Рублевой. А позднее и еще несколько групп, в том числе и девчоночьих, прошли через «огневую точку» у болота. Так что Анна Петровна и удивляться перестала. Она даже расстроилась и пожалела, что категорически запретила Славику участвовать в соревнованиях. Ведь приходил, просился. Ушел в слезах.
«Так же бы и пробежал, как эти, — корила она себя. — Рассказов бы дома было! Да и воспоминание на всю жизнь…»
Глава 40
Когда заполыхал восток, одна за другой команды стали возвращаться. Они, как и полагается, полностью выкладывались на последних метрах перед финишем, неслись к пасеке, к бледнеющим уже стартовым кострам, усталые, оборванные, мокрые. Отдавали повеселевшему Ивану истерзанные карты и сразу же попадали в окружение болельщиков. Те спрашивали, хвалили, утешали.
Ветераны на финише были вторыми и теперь рассказывали, разумеется, не без сгущения красок, как вбахались в болото и как выбирались из него. Нарасхват же у болельщиков был Боря, фантазия которого работала вовсю…
Неплохо пробежали девочки.
— Анекдот, Иванлич, — смеялась Мария Стюарт, бледная от усталости и от бессонной ночи: — Бежим ко второму пункту, навстречу девочки из старшего отряда. Вы, — спрашивают, — какой ищете? Второй, — отвечаем. И мы, — говорят, — второй, а где, думаете, он? Там, — показываем. Дуры, — говорят, — вы круглые! И ну дальше. А мы шагов через двести набежали на второй.
— Люда, Люда, — вмешалась Люся Иванова, — про кладбище расскажи…
— Да-а! — Пинигина округлила глаза. — Уселись отдохнуть, Иван Ильич. Люська к дереву привалилась, а мы кто как. Разостлали карту: где-то здесь, мол, старое кладбище должно быть… И так стало страшно! Люська как вскрикнет, мы — фонари на нее и… никакого дерева, а крест. И сидим, выходит, на могиле… Что тут было!
Хохочут. Теперь смешно, когда все позади. А сначала каждый шорох заставлял сжиматься сердце. Хотелось завизжать во все горло и — назад, к огню, к избушке, к людям!
Иван слушал и радовался. Ведь два месяца тому назад никак нельзя было представить их, девчонок, добровольно идущими по лесу, по ночному лесу!
Контрольный срок, однако, истекал, судьи должны были уже сниматься с точек, а двух команд все еще не было. Одна — Иринины мальчишки, другая — девочки из отряда Жени Петухова.
Снова Иван стал ходить взад-вперед в сторонке от табора и поглядывать на часы, снова в голову полезла всякая блажь. К тому же и утро начиналось ненастным, тучами заволокло зарю, и солнце, взойдя, тут же и скрылось за тучи.
Из лесу почти одновременно показались Таня с Петуховым и Ирина с Зоенькой. Ирину Иван попросил поднять отряд и повести к заливу, чтобы патрулировать у берегов, куда, возможно, выйдут заблудившиеся.
Вот и Анна Петровна со старшим идут, а с ними… а с ними Иринины мальчишки!
— Подобрали, — Юрий Павлович кивнул на команду. — Совсем не туда направлялись.
— А почему? — спросил Иван у командира, голубоглазого курносого мальчика.
— А! — махнул тот рукой. — Потеряли компас…
— Что, Иван Ильич, моих, говорят, нет? — спросил Женя Петухов.
— Нет, друг Женя, твоих пионерок.
— Ый, вечно эти!.. — вспылил Женя. — Не зря я их не перевариваю, девчонок…
«То-то и оно, — подумал Иван. — Не перевариваешь… Не научил ты их, наверное, как следует…»
Время подползало к побудному горну. Вот сейчас он затараторит там, в лагере, все начнут вставать, прибирать постели, умываться, построятся, пойдут к линейке. Начальник лагеря поднимется на трибуну и… что это? Нет старшего вожатого, нет доброй трети пионеров…
— Ну, я пойду, пожалуй, — сказал Юрий Павлович и кивнул в сторону лагеря. Думал он, видно, о том же, о чем и Иван.
— Да, Юра, тебе обязательно надо.
И еще постояли вожатые, молча поглядывая на опушку леса. Но оттуда никто больше не появлялся.
«Обрадовался! — ругал себя Иван. — Нашего, мол, полку прибыло… А нет, чтобы подумать, когда же это Петухов смог натренировать своих? Да и самого-то его надо было проэкзаменовать! Так нет, балдели, веселились… Теперь расхлебывай».
Костры догорали, пепел их остывал. Тучи не тучи, а так, какая-то мгла затянула небо. Пионеры спали вповалку или дремали, изредка поглядывая на вожатых. Еще можно было поспеть на завтрак.
— Уж теперь-то, — задумчиво сказала Таня, — пришли бы из любой точки, по-моему. Или сюда, или на берег.
Но из лесу больше никто не выходил, а от Ирины не было вести, что заблудившиеся появились у залива.
— Пожалуй, начнем прочесывать, — решил Иван.
Женя Петухов молчал. Уши у него горели.
«Надрать тебя за эти уши, — подумал Иван. — А заодно бы и меня, дурака».
Около сотни человек растянулись в цепь с интервалом десять — пятнадцать шагов и медленно двинулись, прочесывая лес, кричали, аукали. Так прошли в один конец, развернулись и прошли обратно. Снова развернулись. Девчонки и мальчишки еле волочили ноги.
Тогда-то прибежал посыльный от Ирины и сказал, что петуховская команда вышла к берегу, что у одной девчонки что-то там с ногой, идти она не может, подружки вынесли ее на себе. И еще сказал посыльный, что все они — и отряд Ирины Дмитриевны, и эти пострадавшие — двигаются теперь к лагерю.
Кое-как разобрались поотрядно и стали возвращаться. У лесных ворот к Ивану подошла ожидавшая его Зоенька и сказала, что девочку положили в изолятор, что врач темнит, не говорит ничего определенного, что прибегал в изолятор Вася и сказал: «Доигрались!»
— Ну, а ты-то сама что думаешь? — спросил Иван.
— А! — махнула Зоенька рукой. — Растянула, наверное, ступню, вот и вся нелада. Я, помню, сколько раз растягивала… с месяц поболит и перестанет.
Отряды разошлись по своим палатам, стали прибираться, умываться, готовиться к обеду. Все вроде успокоилось, жизнь вошла в обычную колею. В третьем же отряде во время обеда случилось то, чего могло и не случиться, назначь Анна Петровна в тот день других санитарных дежурных…
Глава 41
У входа в столовую, как всегда, когда проверяли чистоту рук, было столпотворение. Напомнив Люсе Ивановой и Люде Пинигиной об их обязанностях, Иван и Анна Петровна пробрались в зал проверить, все ли на столах, хватает ли на всех первого, второго и третьего. Пока пересчитали тарелки да бокалы, отряд почти весь был на местах, и только у входа в столовую между подружками-санитарами и двумя отрядными неряхами шло препирательство.
— Иван Ильич, вы посмотрите на их руки! — возмущалась Мария Стюарт. — Картошку можно садить.
Парнишки волчатами глядели на ретивых санитаров.
— Мыть! Немедленно! — распорядился Иван и возвратился к отряду, начинающему уже обедать.
Анна Петровна, сидевшая с краю, уставилась на столовскую дверь, и лицо ее слегка вытянулось. Обернулся и Иван. Там что-то произошло. Люся Иванова, красная и взлохмаченная, оттолкнула одного из нерях, шлепнула другого по голове. Мария Стюарт, закрыв лицо руками, спотыкаясь, бежала по направлению к палате.
Лавируя между столами, Иван быстро вышел из столовой, взял Люсю и взъерепененного парнишку за руки, спросил, в чем дело.
— А чё они обзываются! — пожаловался парнишка. — Еще тогда, в походе: «Нам сопливых не надо!..» И здесь…
— Что он сказал Пинигиной? — спросил Иван у Люси Ивановой.
Та, захлебываясь, рассказывала, а сама старалась достать своего врага ногой.
