Борис Беленков - Крылатые и бескрылые
Сказав эти слова, он так пристально посмотрел ей в лицо, что она смутилась. Чтобы не выдать радости, откинулась на спинку стула и, высоко подняв голову, стала что‑то разглядывать на потолке. Просидев в таком положении с минуту, выпрямилась, спросила, зардевшись:
— Почему ты на меня так смотришь? Он промолчал, не отрывая от нее глаз.
Что же ты молчишь? О чем думаешь?
— Я просто радуюсь… Так уж?..
— Ты как роза — вся расцвела вдруг!
Наташа глядела на него прямо, немного щуря веки. Федор хотел отойти вглубь комнаты, но остановился, взял за плечи. Подняв голову, Наташа потеплевшим взглядом молча уставилась на него, усмехнулась. Позволила прижать себя к груди. Он еле улавливал ее притихшее дыхание. И ей приятно было слышать биение его сердца, испытывать такое ощущение, словно все в ней как бы переливалось во что‑то новое. Будто в ней уже начало зарождаться прежде неведомое, что‑то общее… Это чувство было еще смутным, но сознанию становилось ясно, что все это будет. Верила ― любима!
…На следующий день рано поутру с первым пароходом возвращались в город все, кто отдыхал здесь в выходной день. Уезжали супруги Веселовы. Наташа и Федор поднялись раненько, чтобы проводить их к причалу. Сестры пошли вперед, у них был свой разговор. Макаров и парторг немного отстали. Им тоже надо было кое о чем поговорить.
— Я о Власове… —первый начал Макаров. —Не думаю, что после всей этой передряги он останется прежним. Вот решил он перейти в цех. Это хорошо. Вы не думайте, Григорий Лукич, что я пускаю слезу, что я мягкотелый. Нет. Но я не забываю одного: Василий Васильевич конструктор. Пусть немного побудет в цехе рядовым инженером, а затем… Затем мы с ним сядем за новую работу!
Веселов покачал головой.
— Святой ты человек, Федор Иванович!.. Так и слышится в твоем голосе: «Мир вам, люди…» Много грехов у Власова. Долго их искупать придется! Подумать страшно — советский конструктор, которому государство так доверяло, едва–едва не оказался на службе у врага. Нет! Посоветуюсь, да и поставлю его перед всей партийной организацией, пусть коммунисты решат — быть ему в партии или не быть. Думаю, исключат.
Последние слова Веселов произнес тихо, на его лице появилось выражение досады.
— Ну, есть, Федор Иванович! — вздохнул он и положил руку на плечо Макарову. — Разберемся во всем. А ты отдыхай, набирайся сил. Впереди много дел!
В это время сестры остановились, подождали мужчин.
Саша взяла мужа под руку, с другой стороны Наташа. Они будто повисли на нем.
— О чем это вы спорили с Федором Ивановичем? — полюбопытствовала Саша.
— О весьма серьезной проблеме, — не задумываясь, ответил Веселов. — Понимаешь, какое дело. Бобров и Макаров собираются очень высоко подняться в небо. Вот мы и решили просить Наташу, как врача, подумать над специальным «высотным» меню для этих молодцов. Как ты смотришь, Наташа? Ведь их надо питать сейчас поосновательнее. Нет, я серьезно говорю.
— Принимаю поручение, — ответила Наташа.
— Ну, вот так! — взглянув на Макарова, подмигнул глазом парторг. — А ты сомневался, Федор Иванович. Только чур — во всем слушайся Наталью Васильевну!
Веселой гурьбой подошли к причалу, у которого уже стоял пришвартованный пароход с белоснежными парусиновыми тентами на верхней палубе.
Когда сестры прощались, Саша притянула к себе Наташу, поцеловала в щеку и шепнула на ухо:
— Значит, ты счастлива? Наташа, порозовев, кивнула головой.
— Очень!..
Глава двадцать четвертая
Когда Власов узнал о том, что партийное бюро предполагает в ближайшее время рассмотреть его персональное дело, покой опять покинул его. «В чем моя вина? ― по сто раз на день спрашивал он себя. ― Ведь я не более как жертва превратностей судьбы… Что делать? С кем посоветоваться? Кто поймет меня?..»Беседы с парторгом Веселовым и директором Соколовым ни к чему не привели. Оба ответили почти одинаково:
— Будем разбирать. Пусть коммунисты знают. Они и решение вынесут справедливое. Многое будет зависеть от тебя самого…
Власов решил посоветоваться с главным инженером, поговорить с ним, как со старым товарищем. Быть может, он скажет что‑нибудь разумное, развеет это отвратительное, иссушающее душу чувство страха.
В первый же воскресный день, сказав жене, что хочет пройтись по городу, Власов пошел к Грищуку.
— Позволите, Павел Иванович? — войдя в дом, с напускной развязностью начал он. — В засуху ищут живительный источник, в беде ищут друга. Нуждаюсь в вашем совете.
На лице главного инженера не отразилось удивления. Он знал, что раньше»Или позже Власов придет к нему. И все же слегка поморщился досадливо. В порядке вежливости полагалось бы подняться навстречу гостю, но он не сделал этого. Оставаясь в кресле, указал на стул.
— Садитесь, Василий Васильевич.
— Вы знаете о том, что меня будут слушать на партийном бюро? — без длинных предисловий спросил Власов.
— Знаю. Не только будут слушать, но и решение соответствующее будет принято, — спокойно ответил Грищук.
— Но ведь могут исключить из партии…
— Вполне.
Лицо у Власова вытянулось, глаза потемнели. Он едва сдерживался, чтобы не сказать что‑нибудь резкое, оскорбительное.
Грищук взглянул на него и подумал: «Глаза какие безумные! Еще хватит меня по голове чем‑нибудь, как адвоката…» Заговорил успокоительно:
— Однако, Василий Васильевич, ни при каких обстоятельствах не следует терять присутствия духа.
— Значит, вы меня считаете виновным? — упавшим голосом спросил Власов.
— Да, в том, что вы распустили нюни с этим мерзавцем Давыдовичем, считаю вас виновным. Дружбу завели с врагом, в душу свою позволяли заглядывать — это тяжкая вина.
Что можно было возразить? Власов тяжело вздохнул. В груди закипела злоба на этого спокойного человека.
— Однако, Павел Иванович, меня будут обвинять и в том, что я в самую трудную минуту разорвал с Макаровым… В этом‑то вы меня поддерживали?
«Вот куда гнет!..» ― подумал Грищук.
— Ну, батенька, — возразил он, — вы, пожалуйста, формулируйте наши отношения точнее. Я поддерживал и поощрял спор между двумя конструкторами, соревнование умов. Одно время мне казалось, что вы правы. Но вы не сумели доказать свою правоту, силенок не хватило. А Макаров это проделал с блеском. Вот так!
Теперь для Власова все стало ясно. Никаких надежд на главного инженера возлагать не было смысла: «Зачем я только пришел к этому барсуку?» ― горько упрекнул он себя. Все же решил задать еще вопрос:
— Павел Иванович, вы будете выступать на бюро?
— Очевидно.
— Но ведь ваш голос очень много значит… Грищук подумал немного. Затем придвинул к себе шкатулку с душистым табаком и стал набивать им трубку. Наконец заговорил неторопливо.
— Василий Васильевич, вы пришли ко мне за советом. Извольте выслушать внимательно. Я отлично понимаю, что вы в затруднительном, мягко говоря, положении. Понимаю, что вы ищете сочувствия и поддержки. Так вот — и то и другое вы найдете прежде всего у своего противника. Да, да — у Макарова.
— У Макарова? — воскликнул Власов.
— Да!
— Как это?
— А вот попытайтесь поговорить с ним по душам. Вы сказали, что мой голос много значит. Но голос Макарова в вашем деле может быть самым весомым. Да, да.
Власов почувствовал боль в груди. «Нет, не стану ползать перед учеником! Да он всю жизнь будет презирать меня!..»
— Вы, однако, правильно поймите меня, Василий Васильевич, — продолжал Грищук. Мой совет поговорить с Макаровым отнюдь не означает, что я советую вам лечь перед ним кверху лапками. Нет! Он сам этого не пожелает. Но я знаю, что он мечтает о дальнейшей совместной работе с вами.
Много горечи в душе уносил Власов после встречи с главным инженером. Но и светлое пятнышко появилось. «Значит, Макаров мечтает о дальнейшей совместной работе со мной?..» Эта мысль вселяла надежду, согревала остывшую душу.
Глава двадцать пятая
Две недели промелькнули, как один день, как один час. Наташе казалось, что время остановилось. Макаров ведь только что приехал. Они еще не успели насмотреться друг другу в глаза…
— Федя, ну объясни мне, почему ты такой неспокойный сегодня?
Они сидели рядышком на садовой скамье, тесно прижавшись друг к другу. Перед ними лежала цветочная клумба, будто огромная, изумительно расшитая подушка. К вечеру цветы ожили, наполнили воздух чудесным ароматом. Со стороны реки тянуло легкой прохладой.
Макаров обнял Наташу, точно хотел согреть ее, и задумчиво сказал:
— Я должен завтра утром уехать в город.
— Не понимаю, что это значит… — испугалась Наташа. — Объясни же! Там случилось что‑нибудь? На заводе неблагополучно?..
— Нет, не то. Понимаешь, завтра на партбюро будут рассматривать дело Власова. Я звонил. Григорий Лукич говорит, что мое присутствие не обязательно… Но я должен присутствовать. Не знаю, хорошо или плохо буду говорить, но обязательно выступлю.
