Борис Пармузин - До особого распоряжения
Количество адресов Асакура сократил.
- Может провалиться, - объяснил он. - Зачем рисковать.
Ачил провалился и потянул за собой «своих людей». Муфтий рвал и метал. Японец был внешне
спокоен, продолжал работать с Кадыром.
Второй агент трижды побывал в консульстве, в кабинете Асакуры.
- Турксиб, - показывал на карту японец. - Здесь вы должны побывать. Нас интересует дорога, ее
возможности, ее работники. Хорошо бы там найти друзей.
Кадыр даже на карту смотрел со злостью.
Асакура говорил немного. Но Махмуд-бек подозревал, что в районе Турксиба готовится крупная
диверсия. Кадыр сделает первые шаги, прощупает ту дорожку, по которой пойдут более опытные агенты.
Словно догадываясь о мыслях Махмуд-бека, секретарь посольства однажды разоткровенничался:
- Нам очень важно знать об этой магистрали буквально все. В случае... - Он не досказал - «войны» и
ребром ладони резко провел по линии дороги. - Тогда нужно будет перерезать. Короче говоря, там
должны сидеть наши с вами люди, господин Махмуд-бек.
Кадыр благополучно перешел границу, и удача долго сопутствовала агенту.
Японец был доволен. Радостно потирал сухонькие ладошки и муфтий. Из Парижа от Мустафы
Чокаева пришло благословение на сотрудничество с японцами. Бородка муфтия все чаще задиралась
вверх.
- Вы можете и отдохнуть, - великодушно разрешил Садретдин-хан. - Давно не были у своего книжника.
- Да я бы не прочь, - согласился Махмуд-бек.
Вечером в конторе Аскарали спокойнее. Меньше посетителей, можно полистать книги, почитать стихи.
Если заглянет непрошеный гость - не беда. Аскарали не любит длинных разговоров. Он быстро
покончит с визитом.
В кабинете уютно. Непременный запах крепкого кофе и старые книги располагают к приятной беседе.
Аскарали знает и любит литературу, читает наизусть стихи восточных поэтов. Клиенты прощают купцу
эту его странность.
- Сейчас будет кофе, - объявил хозяин, - располагайтесь, уважаемый Махмуд-бек. Вы правы, Хафиз -
блестящий поэт. Несмотря на свою нищету, он щедро дарил города за родинку красавицы.
- Это поэзия.
- Да... - согласился Аскарали и, понизив голос, добавил: - Сейчас наши родные города здесь
продаются уже по-настоящему. И кто торгует!
Аскарали поставил перед гостем чашку кофе и стаканчик с ледяной водой. Как в Стамбуле.
- Пейте, Махмуд-бек.
- Да, торговля идет, - согласился гость. - Но этим продавцам все меньше верят.
- Хозяева приберут к рукам кого нужно. Лидеры туркестанской эмиграции станут подставными
фигурами.
- Это заметно уже сейчас.
Аскарали подошел к окну, затем открыл дверь в первую комнату, чтобы было видно, если кто войдет.
Взяв одну из старых книг, он наклонился к гостю:
57
- Кадыр благополучно возвращается домой. Ему дадут возможность дойти до границы. Возьмут на
глазах у встречающих. Вы тоже будете встречать?
- Вероятно.
- Ну что ж, пейте... кофе. Не спешите. Чувствуете, какой аромат?
Опять кто-то открывает дверь. Всякий поселившийся в караван-сарае считает своим долгом навестить
процветающего купца.
Секретарь японского посольства Асакура искренне переживал провал Кадыра:
- Надо же... Когда он столько сделал...
Асакура был уверен, что советские пограничники задержали агента случайно.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
В старом дореволюционном путеводителе по Средней Азии я нашел следующие строки:
«Постройка среднеазиатской дороги производилась частями при самых разнообразных условиях.
Первый участок от Узун-Ада до Кизил-Арвата (217 верст) строился в 1880-81 годах.
Высочайшее соизволение на постройку этой дороги последовало 25 ноября 1880 года.
27 мая 1895 года последовало Высочайшее повеление о сооружении железной дороги на средства
казны от Самарканда до Ташкента с ветвью на Андижан».
Путеводитель откровенно говорит о значении среднеазиатской дороги: переброска войск и развитие
торговли.
В 1930 году в журнале «30 дней» были опубликованы путевые очерки Ильи Ильфа и Евгения Петрова
о поездке на Турксиб в составе группы советских и иностранных журналистов.
«Как видно, многие стремятся сейчас побывать в Средней Азии.
Вероятно, поэтому московский букинист ни за что не дает дешевле десяти рублей «Туркестанский
край» Семенова-Тянь-шаньского».
И дальше так же весело:
«Имеется еще несколько поджарых брошюрок на русском языке о мечети Биби-Ханым и о городище
Афрасиаб, но купить их можно только в Самарканде под голубым куполом усыпальницы Тимура из рук
чалмоносного служителя культа.
В итоге - десять рублей переходят к букинисту, а «настольная книга для русских людей» - к советскому
путешественнику. Из этой книги он ничего, конечно, не узнает о теперешней жизни среднеазиатских
республик».
Жизнь менялась удивительно быстро. Огромная стройка - Турксиб - была событием для всей нашей
страны.
Сейчас, когда мчатся скорые поезда с комфортабельными вагонами, проносятся тяжеловесные
составы, странно будет выглядеть попискивающий паровозик. И уж совсем странно вспоминать
караванные пути. Но мне доводилось путешествовать с караванами, доводилось жить в странах, где
железные дороги считают метрами.
Новая магистраль соединила два огромных края - Туркестан и Сибирь. Мне рассказывали, что к
рельсам подходили старые люди и гладили металл, осторожно, словно маленьких детей по головкам.
В тридцатом году появились стихи Гафура Гуляма, которые выразили чувства миллионов людей:
И теперь по нему,
По пути, что так стар,
Вереницей летят эшелоны,
Мчится хлеб, и железо, и лес,
И руда
Днем и ночью, как неотвратимый,
Неуклонный,
В грудь врага устремленный
Удар,
Чтоб скорее покончить с врагом
Навсегда,
Чтоб исчезла беда
Без следа,
Чтоб не запахом крови и гари,
А свободы дышали ветра,
Обвевая счастливые эти года...
Из разговоров с японскими дипломатами стало ясно, что они разрабатывают план нескольких
диверсий. Цель одна: в случае войны прервать движение по Турксибу - отрезать Сибирь и Дальний
Восток от всей страны.
ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ
58
Муфтий скептически относился к «святым людям». В плохом настроении называл их босяками или
шарлатанами. Он брезгливо морщился, когда видел шумную толпу во дворе караван-сарая, старался
побыстрее проскочить мимо дервишей, бродячих табибов и предсказателей.
Устроившись на новой квартире, муфтий сказал:
- Уже ради того, чтоб не слышать этих шарлатанов, нам нужно было давно перебраться сюда.
Махмуд-бек выразил сомнение: в караван-сарае легче встречаться с нужными людьми.
Садретдин-хан одобрительно посмотрел на своего секретаря:
- Вы правы, сын мой. Меня, кстати, радует, что вы стали серьезно обдумывать каждый поступок.
- Я хотел сказать об этом раньше. Но, вероятно, японским друзьям неудобно бывать в караван-сарае.
- Да, да, сын мой. Они познакомились со мной на улице. Я просто сохранял в тайне наш разговор.
На улице произошла и еще одна встреча.
Вначале муфтий шарахнулся в сторону, по-женски испуганно замахал руками:
- Идите, идите...
Махмуд-бек узнал по ярким, но оборванным одеждам двух странников, упорно торчавших под окнами
Аскарали. Муфтий принял их за гадальщиков. Из-под живописных лохмотьев у оборванцев выглядывали
кривые жилистые ноги. На плечи одного, несмотря на жару, небрежно брошена потертая шкура барса.
Лица - смуглые до синевы. Странники приблизились к муфтию. Старику некуда было деться. Он
прижался к забору.
Встреча произошла в узкой улочке, ведущей к узбекской мечети, маленькому жалкому сооружению.
«Гадальщики», несомненно, поджидали муфтия. Он ежедневно приходил в мечеть, почти в одно и то же
время.
«Барсовая шкура» осматривал переулок, а второй «гадальщик», громыхая какими-то железками,
резко наклонился к муфтию:
- Муттахидал муслими.
Садретдин-хан давно не слышал этого пароля: «Воссоединение мусульман».
- Откуда вы, дети мои? - удивился муфтий.
- Из Индии, от ваших старых друзей.
В конце переулка показались сгорбленные фигурки верующих-эмигрантов. Их всех хорошо знал
