Борис Пармузин - До особого распоряжения
размахивают факелами. Поразительное зрелище... А в апреле начнутся «вишневые танцы». Чтобы
понять нашу душу, нужно увидеть лепестки сакуры! - Секретарь консульства мечтательно прищурился,
откинул голову. - Эти лепестки не увядают. Они летят к земле. А легкий ветерок их поднимает. И они
будто танцуют, - он вздохнул. - Родная земля! Сакура... - Неожиданно японец рассмеялся: - Вам легко
запомнить мое имя - Асакура. Но, разумеется, для себя. В нашем деле нужно уметь и забывать...
Вот он и поставил рядом с собой туркестанского эмигранта. Они теперь связаны одной целью, одним
делом.
- Токио поможет вам в справедливой борьбе за освобождение родины.
- Мы очень признательны, господин Асакура.
- Но вам придется работать. Сейчас необходимо... - Секретарь консульства подошел к столу,
развернул карту Советского Союза и уже хозяйским тоном твердо заговорил: - Ваши люди должны
перейти границу. Надо там найти верных друзей, готовых в любое время выполнить приказ, каким бы он
ни был. Эти люди... - Асакура сжал кулак.
Секретарь консульства цитировал заученную наизусть инструкцию о действиях шпионов на
территории СССР. Японская разведка надеялась на фанатиков. Юноши, воспитанные на чужбине
озлобленными родителями, - самый подходящий материал. Из него можно лепить что угодно.
Разумеется, выпускать головореза с налитыми кровью глазами нельзя. Учитывается все: и внешность, и
ум, и хитрость. А главное - ненависть.
- Таких людей можно подготовить, - уверенно сказал Махмуд-бек.
- Будем готовить с завтрашнего дня, - завершил разговор хозяин. - О кандидатурах посоветуйтесь с
муфтием.
Асакура не стал предупреждать, какая ответственность за подбор агентов ложится на Махмуд-бека.
Город уже спал, когда секретарь муфтия и Нубутуси вышли из посольства. Всю дорогу они молчали. О
чем думает Нубутуси? Может, вспоминает «вишневые танцы»?
...В Самарканде много садов. Однажды подул ветер, и лепестки закружились в воздухе. Потом устало
опустились на курпачу, на раскрытые книги и тетради. Их было трое - молодых людей. И никто не
решился смахнуть лепестки. Весна упрямо напоминала о себе. От нее кружилась голова и расплывались
55
в тумане строки. Несколько лепестков он тогда сохранил в тетради с лирическими стихами. Стихи
посвящались цветущим деревьям и девушке.
Эта стихи так никто и не прочитал.
- Господин Махмуд-бек, - Нубутуси сжал его локоть, - вы куда?
- A-а... Простите. Задумался. - Махмуд-бек улыбнулся. - Если бы не вы, то прошел бы мимо дома.
- Желаю спокойной ночи, - поклонился японец. - Передайте мои добрые пожелания господину
Садретдин-хану.
В последнее время, после встречи с японцами, муфтий изменился. Чертовски выносливый старик! И
сила воли большая. Другой бы или спал, или беспокойно метался по комнате в ожидании новостей, а
муфтий даже не поднял головы. Он дописывал письмо.
- Вот наброски, сын мой, - показал на листок Садретдин-хан. - Это напоминание нашим друзьям.
Завтра займитесь ими. А теперь поведайте мне, что была за встреча у вас.
Муфтий слушал Махмуд-бека очень внимательно, изредка кивая головой, будто секретарь
подтверждал его мысли.
- Нужны два человека, молодых... - повторил муфтий. - Найдем таких, сын мой. Завтра будем решать.
Сейчас отдыхайте. Я вижу, мы начинаем работать по-настоящему. Отдыхайте.
Махмуд-бек заснул только на рассвете. Снились ему сады Самарканда и тетради со стихами.
Аскарали угощал своих гостей.
- Чашка кофе - это долгий, рассудительный разговор, крупная сделка и просто возможность
поразмышлять над жизнью. Ясно, уважаемый Махмуд-бек?
- Ясно, - засмеялся гость.
- Впервые я увидел, как пьют кофе в Стамбуле. О!.. Эта процедура заслуживает уважения. Я только
начинал свой путь торговца. За чашкой кофе состоялась сделка. Ох и крепко меня нагрели!
- Чему же вы радуетесь? - хмуро проворчал купец-туркмен.
Ему не нравился преуспевающий Аскарали, турецкий кофе и, главное, цена, которую назначил
Аскарали. Но купец ничего не мог поделать: большую партию товара здесь иначе не продать.
Приходится совершать оптовую сделку.
- Чему радуюсь? - переспросил Аскарали. - Это был хороший урок для меня.
Купец отодвинул чашку.
- Что вы! - воскликнул Аскарали. - Сейчас очень трудное время. Я должен перебросить этот товар
через границу. За это тоже нужно платить. Войдите в мое положение.
Купец еще долго торговался, но наконец решил отдать свой шелк. К кофе он не притронулся.
Нахлобучив огромную лохматую папаху, туркмен с достоинством поднялся, взял со стола камчу с
великолепной ручкой, стеганул по голенищам сапог.
- Я вас жду, Аскар-бек.
- Пришлю своего человека, - поправил хозяин.
Купец хмыкнул и, повернувшись, пошел вразвалку.
- Еще на год хватит, - задумчиво произнес Аскарали.
- Вы жестоки, - сказал Махмуд-бек. - Настоящий делец.
- Что поделаешь? Иначе нельзя. Вон как передернулся, когда я пообещал человека прислать. Он-то
сам вынужден ходить!
- А если вы восстановите против себя эмигрантов, весь город?
Хозяин конторы положил руки на стол, наклонился. Лицо у него красивое. Густые брови над черными
глазами. Между бровями упрямая складка. На лбу несколько ранних морщин. Они особенно заметны,
когда Аскарали задумается.
- Город? Это понятие растяжимое. Я имею дело только с подлецами, - сказал он серьезно. - И ну их к
черту! Поговорим о книгах.
Он покосился на узкое окошко. Под ним устроились странники из Индии в ярких, кричащих, но
поношенных одеждах.
- У вас есть что-нибудь новое? - поинтересовался Махмуд-бек.
- Найдется. Вот взгляните, - кивнул на стол Аскарали.
Из небольшой стопки Махмуд-бек выбрал томик Хафиза.
- Редкая книга.
Махмуд-бек перелистал страницы, остановился на популярной газели:
Дам тюрчанке из Шираза
Самарканд, а если надо -
Бухару! А в благодарность
жажду родинки и взгляда.
Зазвонил телефон. Аскарали снял трубку. Опять деловой разговор.
- Простите, - извинился хозяин конторы, - работа.
56
- Понимаю. Не прячьте далеко этот томик. Я скоро зайду. - Махмуд-бек тоже покосился на окно и
вложил в книгу клочок бумаги.
- Милости прошу, - сказал Аскарали.
- Трудно с вами. Всегда вы заняты.
- А вы пейте кофе. За одной чашкой можно решить сотни вопросов. Так делают в Стамбуле.
Кадыру было двадцать пять лет. Он родился и вырос в Андижане. В памяти остались счастливые дни,
всегда солнечные. Отец имел несколько лавок на базаре. В летние дни особенно бойко шла торговля
овощами и фруктами. Отец становился щедрым и давал мальчику деньги. Если бы та мелочь сейчас
звенела в кармане! В чужой столице отец не смог устроиться и за четыре года спустил все сбережения.
Кадыр помогал в караван-сарае купцам. Он грузил товары, поил, чистил лошадей и верблюдов,
выполнял любую грязную работу. Всех ненавидел. Бешено. Казалось, что какая-то невидимая цепь
сдерживает его до поры до времени. Но цепь уже натянулась до предела, вот-вот разорвется, и тогда
Кадыр натворит дел. Первому же купцу, который швырнет монетку в пыль, перережет жирную глотку.
- Таких людей надо вовремя приласкать, - сказал Асакура. - Осторожно приласкать. Они всегда
пугаются. Могут неверно истолковать ваши намерения. - Кадыра «спускал с цепи» сам секретарь
консульства. - Юноша симпатичный. Конечно, на родине его забыли. Но взгляд мне не нравится.
Тяжелый, злой. Не по годам. Пусть меньше смотрит на людей.
Кадыра готовили тщательней, чем первого агента - Ачила, тоже выходца из Андижана. Внешность
Ачила была мало привлекательна. На лице остались следы частых схваток, в которые легко и быстро
ввязывался горячий парень. Рос Ачил на коне, в шайке отца, немногочисленной, но коварной и
беспощадной. Отца убили в перестрелке. Ачил с дядей бежал за границу и вскоре был предоставлен сам
себе.
Ачил не очень понравился Асакуре. Японец поморщился, однако вслух своего мнения не высказал.
Муфтий дал Ачилу несколько адресов «своих людей». Агенту предстояло связаться с ними, а также
собрать шпионские сведения о новостройках в Средней Азии.
Количество адресов Асакура сократил.
