Михаил Алексеев - Большевики
— Устрой старика хорошенько. Накорми. В наряд не посылай — пусть отдохнет.
— Пусти его ко мне… — попросил мужик, у которого был арестован отец.
— А у вас свободно?
— Места хватит.
— Ну, ступай, брат. Обсуши его. Да с допросами не приставайте… — Дядю Федосия увели.
Большая половина митинговавших партизанов уже разбрелась. Оставшиеся стояли, понурив голову:
— Так вот что, товарищи, — обратился к ним Арон. Вы видели и слышали. Если мне не верите, так своим односельчанам поверьте. А мое последнее слово к вам будет таким. Даю вам волю. Ступайте на все четыре стороны, если не хотите оставаться здесь и сражаться за свое добро, за Советскую власть… Но те, которые из вас останутся в лагерях, те… никаких у меня разговоров! Дисциплина должна быть! Сегодня ночью их в караул! Слышишь, председатель?! А если что — я церемониться не буду. Дело военное. Расстреляю!! Поняли, товарищи?!
— Поняли, — ответили два нерешительных голоса.
— Ну, так ступайте, товарищи.
Мужики по–двое, по–трое молча разошлись в разные стороны. Все время молчавшие Федор и Фролов заговорили разом.
— Нужно сейчас же посовещаться. Непременно… Потом нам нельзя быть не вооруженными. Ты, Арон, вооружи нас хорошенько.
— Ладно. Ладно. Пойдемте к себе и там поговорим.
Михеев шел позади всех и думал, что будет с отрядом через три дня. «Может быть плохо» — решил он.
* * *Между тем серая пленка туч стала разрываться в клочья верховым ветром. Клочья облаков стремительно помчались на север.
В просветах между ними показалось ясное голубое небо. Грязная глинистая вода в лужах пачкала эту голубизну в своих отражениях. Внезапно солнечный луч прорезал воздух, и вся поляна разом заискрилась, засияла блестками.
Совещались в маленькой землянке, где жила Феня с женою председателя. В землянке было тепло и душно. От грязного после дождя пола поднимались влажные испарения. На маленьких пнях и на вещевых ящиках сидели Арон, Федор, Фролов и Михеев. Фене нездоровилось. Она, бледная и неподвижная, лежала на целой горе сухой соломы. Чья–то рука накрыла ее по грудь полушубком. Свет падал в четырехугольное отверстие, служившее дверью. Лица у всех сосредоточились и напряглись.
— Товарищи, — начал Арон, — вопрос для всех ясен: не пройдет и несколько дней, как снова появится брожение. К тому же продовольствие, — говорит председатель, у многих на исходе. Я думаю, что за эти дни вряд ли сумеем получить откуда–нибудь поддержку. И поэтому нам нужно будет что–либо предпринять в ближайшее же время.
Помолчали. Слово взял Федор.
— Я предлагаю, — сказал он, — устроить налет на местечко. Надо попробовать. Если нам удастся, — а все же несколько шансов есть на успех, — если нам удастся разогнать гарнизон, захватить оружие то мы успеем устроить сразу же мобилизацию. Увеличить свой отряд до желательных нам размеров и уже, не останавливаясь, оперировать в районе. Я имею сведения, что в казачьих частях разложение. Возможно, что мы захватим губернский город. Конечно мы не задержимся в нем, но нанесем ощутительный удар в тыл противника. Когда же нас начнут жать, то мы опять уйдем в лес, захватив с собою оружие и продовольствие. Но даже если нам не удастся занять местечка, то и тогда нам будет больше пользы от выступления. Партизаны получат боевое крещение. Отряд спаяется кровью и тогда можно будет побольше выжидать в лесу.
— Я думаю, что против этого плана возражать не приходится, — резюмировал Арон: — план, можно сказать, единственный, только надо его разработать…
— Не совсем единственный, — перебил его Михеев. — К этому плану можно внести вот какое добавление. Эти три–четыре дня, пока будет подготовляться выступление, надо будет использовать, чтобы связаться с городской подпольной организацией. И согласовать наше выступление с ними. Короче говоря, предупредить их!
— Это тоже следует принять, товарищи, — согласился Арон. — Есть еще предложение? Нет. Следовательно, вопрос можно считать законченным. Теперь о мелочах. Вот одна из деталей. Кого послать в город?
— Я пойду, — сказала Феня. — Меня в городе мало знают, а я знаю многих.
— Нет, мы тебя не пустим, — возразил Арон. — Ты пропадешь там одна.
— Ты меня еще плохо знаешь, Арон. Я…
— И все–таки мы тебя не пустим, — прервали ее Федор и Михеев.
— Вот еще. Но почему?..
— Правда? Почину бы ей, на самом деле не пойти? — поддержал Феню Фролов. — Но не одной, конечно, я с нею бы пошел. Мне только побрить бороду под буланже, и никто не узнает. Документы достанем…
В это время взгляды всех уставились на светлый четырехугольник дверного отверстия. Слова застряли в горле.
На светлом четырехугольнике был виден красноармеец в полной военной форме: в шинели, с винтовкой и саблей, с большой красноармейской звездой на картузе. Безусое широкое лицо смеялось, В руках он держал пакет. Из–за его спины выглядывал председатель.
— Что это, наконец? — вырвалось у Арона.
Красноармеец вошел в землянку.
— Кто старший? — спросил он, обводя всех серыми глазами.
— Он старший — указал на Арона Михеев.
— Вот пакет. — Красноармеец протянул Арону грязный пакет.
— От кого? — с дрожью спросил Арон.
— От командира батальона войск Вохра.
Арон быстро разорвал пакет. Все, кто был в землянке сгруппировались вокруг него, давя друг друга.
— Ура! — вдруг закричал Арон, — я пророк… Вот и Красная Армия. Ура!!.. Далеко баталиона, голубчик?
— Верстов 20.
— Эй, председатель!.. Скажи, чтобы лошадей нам дали. Слышишь? Поедем встречать. А ты, Федор и Фролов, мобилизуй всех, кто в лагере. Поместите ребят. Пусть красноармейцам приготовят где спать… Да чтобы поесть было что. Костры зажгите — захотят обогреться!
Лошади были быстро поданы. Красноармеец, Арон и Михеев поехали мелкой рысью навстречу баталиона. Из под копыт лошадей разлетались во все стороны тысячи сверкающих брызг.
В несколько минут весь лагерь охватило радостное возбуждение. Поляна наполнилась людьми, говором, криками и стуками топоров.
* * *Феня, оставшись одна, подняли брошенную у ее ног бумагу, привезенную красноармейцем. Прочла ее. В ней значилось:
«Командиру Партизанского Отряда.
Предлагаю вам завязать связь с вверенным мне батальоном через штаб последнего. Желателен ваш личный приезд, дабы подробнее и категоричнее условиться по поводу совместных боевых выступлений, необходимость которых несомненна.
Командир Батальона:
За Военкома:»
Подпись военкома показалась Фене знакомой, но припомнить, чья подпись, она не могла.
Шли часы. Пришла с обедом председательша — тетка Марья — худая, костлявая, высокая женщина. Но Фени едва притронулась к пище. Ей не хотелось есть. Тетка Марья пожурила ее за то, что она не съела обеда. Прибрала нетронутую пищу и куда–то вышла.
Неожиданно на поляну стали долетать звуки громкой, стройной песни. «Уж не крестьяне ли так хорошо поют»? — подумала Феня. Но ей была видна вся долина, на которой работали сотни крестьян, и все они, оставив работу, повернулись в одну сторону. Звуки песни все усиливались. «Мотив знакомый» — решила Феня. Прошло еще несколько минут, и она уже слышала слова песни
«Так за Совет Народных Комиссаров
Мы грянем громкое ура! ура! ура!»
«Красноармейцы, — решила Феня. — Теперь наши дела пойдут успешнее».
Вот и красноармейцы. Она видит, как на поляну вышла стройная колонна, сверкающая иглами штыков. Ползет живая желто–зеленая лента. Впереди колонны четверо на лошадях. Двух Феня сразу узнала. «Арон, Михеев». Одного не видно — он спиною к ней разговаривает с Ароном. Четвертый верховой отъезжает в сторону и командует живой ленте. Феня слышит его отрывистые крики. Но слов не разобрать.
«А–а–а — о у–у–у — ом!»
Лента послушно поворачивается в разные стороны. Вот лента разорвалась на несколько частей и эти части разбрелись по поляне. Вслед за ними на поляну выехало около сотни кавалеристов. Ими командовал какой–то пискливый полный кавалерист. Кавалеристы прыгают с коней. Часть из них уходит в сторону с лошадьми, а другая часть расходится во все стороны. Поляна наполняется криками людей и ржанием лошадей.
Арон и Михеев слезают с лошадей, за ними командир и наконец, четвертый. Поворачиваясь, идут к землянке Фени.
«Ах!» — сдавленно кричит Феня. — «Неужели? Не может быть». — Она щиплет свою руку. Смотрит. Нет сомнения, это он. Ее любимый Петя. Все улыбаются, идут сюда.
«Ах!» Сердце у Фени ликует. Она быстро выскользнула из–под полушубка и точно окаменелая замерла на месте.
Вот они уже близко. Михеев и командир остаются у входа.
В землянку входит Борин, за ним Арон. Лицо у Борина манящее, ласковое.
