Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 2)
— Ничего, клянусь тебе, буду жив, я обрублю ему его пышный хвост! Если не сделаю этого — имя сменю. Или ты не знаешь, каков я?.. Клянусь тобой, братишка, я не оставлю тебя, пока ты жив… Я сейчас обеими руками ухватился за учебу. Кроме того, я крепко подружился с телефонистом Аскером. Наш клуб в его руках. Он мне пообещал, говорит: я вытащу тебя на сцену в немой роли.
— Как это — в немой?
— Ну, наверное, я буду немым…
— Почему же немым?
— Это не твоего ума дело, Кара. Дай мне сначала выйти на сцену немым, а потом они услышат мой голосок!
— Выйди, выйди, Сары! Когда собака чувствует за собой силу, она и волка одолеет.
— Сейчас самый благоприятный момент, Кара. Демиров — это правда, справедливость. А там, где правда и справедливость, бояться нечего. Сегодня мы — сироты, бедняки, а завтра, если будем стараться, действовать, станем одними из первых. Поэтому будем стараться работать, учиться, бороться.
Перед зданием райкома братья распрощались. Оба были в радужном настроении. Сары пошел в райком, а Кара двинулся дальше, к себе в столовую… Ободренный наставлениями Сары, он сразу же начал задирать нос перед поваром Мешади Мовджудом, а увидев председателя месткома, усатого буфетчика Ганбаргулу, налетел на него, как норовистый петушок:
— Ты почему не заботишься о нашей учебе?… Мы тоже хотим ходить на курсы, ай, товарищ местком!.. Ганбаргулу начал оправдываться:
— Товарищ Нейматуллаев дал слово, что откроет для нас отдельные курсы… Днем здесь будет столовая, а вечером курсы.
— Нет, — возразил Кара. — Мы хотим заниматься на курсах при клубе. Пусть у нас откроются глаза!.. Там нам будет лучше, там — клуб!..
— А разве вам кто-нибудь здесь закрывает глаза, ай, Кара?! Почему ты не хочешь, чтобы курсы были при столовой? — вилял Ганбаргулу.
— Нет, нет, мы хотим заниматься только на курсах при клубе — твердо стоял на своем Кара. — После работы я буду уходить в клуб на курсы, а грязную посуду пусть моет жена Нейматуллаева. Всему свое время. У нас восьмичасовой рабочий день! Ясно вам, товарищ местком?
На шум голосов прибежал повар Мешади Мовджуд, начал урезонивать юношу:
— Молчи ты, Кара, молчи!.. Потом нам всем будет худо от твоей болтовни.
Долговязый председатель месткома недоуменно смотрел на Кару и качал головой. Юноша, задрав голову вверх, спросил вызывающе:
— Ну, ты понял? Дошло до тебя, товарищ местком?
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Рабочий день Демирова начался с того, что он вызвал Сары и строго-настрого наказал ему никого не пропускать к нему в течение получаса. Ему надо было сосредоточиться, собраться с мыслями и составить повестку дня для очередного бюро райкома. Вопросов, требующих решения, накопилось порядком.
"Что же будем обсуждать?" — думал он, листая свой рабочий блокнот с записями, обращая внимание на фразы, густо подчеркнутые красным карандашом: "Сельскохозяйственные работы", "Уборка урожая", "Вопросы просвещения", "Строительство дорог", "Строительство школ", "Благоустройство деревень", "Здравоохранение", "Проблема кадров (специалисты)", "Работа комсомольских организаций", "Обучение молодежи", "Отправка молодежи на учебу в высшую школу", "Открытие в райцентре хозяйственного техникума", "Расширение телефонной сети", "Снабжение деревень книгами и газетами", "Ликвидация банды Зюльмата"…
Эта фраза была подчеркнута дважды, рядом стоял большой восклицательный знак.
Демиров распечатал новую коробку папирос, закурил. По кабинету поплыл голубоватый дым. Задумался. Затем опять принялся листать блокнот.
"Собрать работников милиции, побеседовать с ними. Повести решительную борьбу со взяточничеством…"
Взял чистый лист бумаги, написал:
"1. Сельскохозяйственные работы…
2. Вопросы просвещения.
3. Ликвидация банды Зюльмата".
Позвонил. Вызвал заведующего отделом Мирзоева, протянул листок:
— Отдайте отпечатать, это повестка дня бюро.
— Есть, товарищ Демиров. Только не маловато ли вопросов? — спросил Мирзоев.
— Нет, — твердо сказал Демиров и зажег погасшую папиросу — Этого достаточно.
— Я вот почему… — неуверенно начал Мирзоев. — За время вашего отсутствия накопилось много дел. Есть новые постановления и решения Центрального Комитета. Нехорошо, если мы задержим их обсуждение.
— Решения Центрального Комитета следует не только обсуждать — их надо прежде всего выполнять, — спокойно сказал Демиров.
— И все-таки было бы неплохо вкратце ознакомить на бюро товарищей… Так всегда было.
Демиров достал из ящика стола папку:
— Всё — здесь. Но мы для этого соберемся особо. А сейчас потрудитесь отпечатать повестку дня.
Мирзоев смешался, даже покраснел, сказал виновато:
— Я хочу, чтобы у нас документы не скапливались…
— Даю вам слово, это нам не угрожает, — улыбнувшись, ответил Демиров и добавил: — Конечно, лишь при условии, если каждый из нас будет быстро и добросовестно исполнять порученное ему дело. Вам кажется, что три вопроса мало? Уверяю вас, если мы хорошо их подготовим, то и результаты получим хорошие. Главное — результаты.
— Да, особенно с этим Зюльматом… — вставил Мирзоев.
— Все три вопроса очень важные, жизненно важные. Вот и обсудим их. У вас еще есть что-нибудь?
— Товарищ Демиров, с утра поступило несколько телеграмм.
— Принесите их, пожалуйста.
Мирзоев вышел, передал машинистке повестку дня и вернулся в кабинет Демирова с телеграммами. Тот начал просматривать их, комментируя вслух:
— Так, это из Центрального Комитета — относительно осеннего сева… Наркомпрос тоже не забывает нас, интересуется положением с учительскими кадрами и как идет подготовка к учебному году… А это что?.. Из статистического управления… Это?… Баку интересуется, почему наш райпотребсоюз тянет с составлением баланса, просит нашего содействия. Вот так-так!.. Удивительно!.. Выходит, это Нейматуллаев голову мне вчера морочил?… Вот так акробат, фокусник! Ажурный баланс…
— У него натура такая, товарищ Демиров, — пояснил Мирзоев.
— Плохая натура. Плохо вы его учили здесь.
— Это он всех нас учил, давал уроки… Учил и учит…
— Какие уроки?.. По балансу?..
— Нет, по тому, как горлом брать и зубы заговаривать.
— Почему же вы позволяли? Лично вы, товарищ Мирзоев…
— Что я мог сделать? Я — человек маленький…
— Маленький человек… — Демиров на мгновение задумался. — Неприятные слова. Вам не кажется?.. — Не дожидаясь ответа, продолжал: — Вот телеграмма из Центрального Комитета комсомола, о политучебе комсомольцев… Этот вопрос тоже надо вынести на обсуждение предстоящего бюро. Сделайте, пожалуйста, исправление в повестке дня. И вызовите ко мне нашего комсомольского вожака. Илдырымзаде. Побеседуем с ним.
Он вышел из-за стола, прошелся по кабинету.
Приоткрылась дверь, бесшумно, как тень, вошел Сары.
— Что тебе, кто там еще? — спросил Демиров.
— Вас хочет видеть Худакерем Мешинов.
Секретарь обернулся к Сары:
— Пусть подождет немного.
Сары вышел в приемную, показал рукой на ряд стульев у стены, сказал с достоинством:
— Присаживайтесь, пожалуйста, товарищ Мешинов. Худакерем порывисто сунул руки в карманы галифе, сверкнул глазами на юношу:
— Долго это протянется, дорогой?
Сары в ответ только пожал плечами. Мешинов начал наливаться гневом:
— Ты что — тоже зафорсил?
Он, не вынимая рук из карманов, направился к двери кабинета, намереваясь распахнуть ее ударом ноги. Сары оказался проворнее, бросился к двери, загородил дорогу. Мешинов, с трудом сдерживая себя, отошел к ряду стульев, которых было ровно семь, сел посредине, развалясь, далеко отставив длинные ноги.
— Мы сами виноваты, — процедил он сквозь зубы, — сами виноваты, что даем дорогу таким, как ты…
Сары демонстративно отвернулся от Мешинова. Тот, взбешенный такой невиданной наглостью юного поколения, сорвался с места и вышел на улицу. Увидев Нейматуллаева, который шел наверх, окликнул. Нейматуллаев подошел к нему.
— Э, папиросу! — попросил Мешинов.
Нейматуллаев угодливо раскрыл перед ним коробку "Казбека", улыбнулся:
— Хоть сто папирос. Кури одну за одной на здоровье, дорогой Худакерем. Тебе сразу же станет легко, хорошо…
Мешинов взял одну папироску, а затем и всю коробку, сунул ее в карман. Нейматуллаев протянул ему коробок спичек.
— Ну, вот видишь, друг, нет нам здесь места… — начал он сочувственно, догадываясь по мрачному виду Худакерема, что у того на душе. — Не ценят нас. У некоторых людей к этому Сары, желторотому цыпленку, который только вчера вылупился из яйца, гораздо больше почтения, чем к тебе, красному партизану, защитнику советской власти. Обо мне и говорить нечего. Вот вы все болтаете, что я проедаю кооператив. Дорогой мой, если бы я был такой обжора, я бы, в дверь не пролазил. А ты посмотри на меня, во мне всего-навсего три пуда. Разве это вес для мужчины? Я весь высох на этой работе, моя кожа прилипла к костям. А люди дали мне прозвище — обжора. Что же я ем, что я съел?.. Если я, как говорят люди, обжираюсь, почему тогда я сохну, как табачный лист? А сохну я, дорогой мой, оттого, что нет условий для работы. Клянусь честью, нет!.. Клянусь верой, нет!.. Это, во-первых. А во-вторых, Демиров уже зажал нас, но и этого ему мало — он хочет скрутить нас в бараний рог!
