Владимир Христофоров - Пленник стойбища Оемпак
— Вот. Сладкий. Может быть, кофе или чай с сахаром. Не удалось попить, а я пробую…
Заглянул в коробочку и бережно вынул ремни офицерской портупеи. Они были совершенно белесыми, лохматились по краям. От неосторожного движения рассыпалась петля возле позеленевшей кнопки.
— Все? Ага, перочинный ножик. — Тельман Ивтэкович повертел ржавую железку с кусочком оставшегося перламутра. — Давай документы.
В полиэтиленовом пакете оказалась буро-зеленая полевая сумка. Один угол и целлофан, прикрывавший карту, сгорели, но сама карта сохранилась. Сквозь темные пятна проглядывала извилистая линия и надпись: «Алдан». Река. Вот город Якутск. И все. Через весь лист карты с востока на запад протянулась прямая красная карандашная линия. Конец ее обрывался сгоревшим краем.
В папке полуистлевших, слипшихся документов трудно было что-либо разобрать. Но когда она распалась надвое, обнажилась корочка комсомольского билета. Председатель райисполкома осторожно его раскрыл — на месте фотокарточки сплошное темное пятно. И вдруг он радостно воскликнул:
— Прочесть можно! Га-ра-нин… Евг… Евгений, значит. Фед… Ясно, Федорович. Гаранин Евгений Федорович. Выдан… Ленин… Ленинград, конечно! А? Зацепка!
— Может быть, и Ленинабад, — сухо поправил начальник милиции. — Мы тоже рассматривали. Больше, к сожалению, выяснить не удалось. Зря трогаем все это, на экспертизу надо послать.
— Не обижайся. Я об этом не подумал, а ты не сказал. — Тельман Ивтэкович хотел развернуть вчетверо сложенный лист дешевой бумаги времен войны, но передумал. — Отправляйте все. Здесь, кстати, что?
— Заявление в загс.
— Вот как! Что там?
— Просит зарегистрировать брак с некой Лоскутовой Варварой… Отчество разобрать не удалось, как и название загса…
— Да-а… И война шла, и люди еще успевали жениться. Вещи передайте школьникам, нет, пожалуй, в пэтэу — там у них есть кружок «Поиск».
— Искать вроде бы некого. Несостоявшуюся жену как-то неудобно, своя, может быть, жизнь… Родители? Вряд ли живы. Дети?
— Значит, так рассуждаем. Гаранин — офицер, время на училище плюс время на практику. Сюда брали опытных летчиков. Выходит, ему было от двадцати пяти и выше. Родителям, следовательно, сейчас под восемьдесят или — за, если, конечно, учесть их предельно молодой возраст, когда они поженились. Да, сомнительно. Все равно надо искать. Могут быть братья, сестры. Когда летите туда?
— Сейчас и летим. Часа через два. Я договорился с райсельхозуправлением, они планируют залет в бригаду. Вы, конечно, с нами?
Тельман Ивтэкович опять вспомнил бархатистые сопки и летнее небо, подумал о звонке из Анадыря, достал из кармана расческу и аккуратно провел ею по вискам. К нему снова вернулась давняя тоска по тундре.
— Я просто по долгу службы обязан быть там.
С ними полетел начальник геологической партии, той, которая обнаружила самолеты. На центральной усадьбе совхоза выгрузили ящики с препаратами для обработки оленей, свежую почту, яблоки.
Дальнейший путь лежал строго на северо-запад, где за синей зубчатой стеной Главного хребта плотно и неподвижно лежали мрачноватые кучевые облака. Тундра внизу уже по-осеннему бурела, и лишь бесчисленные блюдца сизых озер окружала выносливая полярная трава осока. Потом стали попадаться черные каменные останцы, вылезшие наружу в далекие геологические эпохи. Тундра постепенно всхолмливалась, вершины сопок были усеяны ровными темными пятнами с еще более темной точкой посередине. Ни дать ни взять, маленькие кратеры. Такое увидишь лишь в зоне вечной мерзлоты: дождевые ручьи летом постепенно просачиваются внутрь земли, растопляют мерзлоту, увлекая в глубину осыпающиеся плоские камешки.
Вертолет тряхнуло. Тельман Ивтэкович открыл глаза, удивился внезапно нахлынувшей дремоте. Они вошли в облачность. Сквозь пряди тумана проступал Главный хребет, на карте обозначенный одной жирной ломаной линией, множился по бокам островерхими горами и покатыми сопками, жуткими гигантскими сколами. Природа, работая здесь, наверное, находилась в состоянии беспричинной ярости и потому создала территорию, совершенно непригодную для жизни человека.
Минут через десять вертолет с большой осторожностью коснулся колесами каменистого грунта.
— Та-ак, — протянул радостно Тельман Ивтэкович, трепетно втягивая прохладный воздух. Необжитые скалы и сопки были частью земли, где он родился и вырос. Вот почему председатель райисполкома оглядывал их по-хозяйски, с чувством некоторого превосходства над своими спутниками, глаза которых с детства привыкли к мягким изгибам холмов России.
Начальник геологической партии сунул карту в полевую сумку и показал на высокую сопку.
— Далековато топать. А ближе сесть негде. Надо идти по этому склону.
Командир вертолета, сообразив, что здесь обещанным получасом не обойтись, нервно поглядывал то на часы, то на небо, забитое раздувшимися, готовыми вот-вот пролиться дождем облаками. Он знал, куда и зачем пойдут эти люди, и тоже вызвался пойти с ними.
Шли минут двадцать в очень быстром темпе, намеренно взятом командиром вертолета.
Широкий кусок плоскости крыла заклинило между двумя валунами. Рваные алюминиевые края. В мелкой сетке трещин некогда зеленая краска. Рыжеватый силуэт пятиконечной звезды. Авиационный мотор, на котором хорошо был виден заводской номер. Его они нашли сразу у подножия сопки. Он лежал нелепо смятый и обгоревший. От удара мотор скатился вниз. На вершине сопки был сложен гурий.
— Это «Дуглас» — транспортный самолет, — сказал председатель райисполкома. — Должен быть второй мотор.
Мотор и второе крыло они обнаружили по другую сторону сопки. Там же лежали лопасти винта, оплавленная кабина. На щитках приборов стояли английские обозначения. Дата выпуска — 1942 год.
— Товарищи, да что же мы, елки-моталки, стоим как истуканы! Надо искать. Всюду. Каждый клочок земли, каждый камень осмотреть надо…
Первым закричал командир вертолета:
— Часы! Часы нашел!
Это были карманные часы с монограммой на обратной стороне крышки. Стекла не было, но стрелки показывали 11 часов 15 минут.
В хвостовой части фюзеляжа обнаружили кобуру с пистолетом, уголок лейтенантского погона, сильно обгоревший деревянный чемоданчик с оторванной крышкой, пуговицы со звездочками, кусок солдатского ремня, половинку бинокля, зажигалку…
Командир вертолета вежливо торопил. Найденное сложили в рюкзак и так же быстро, почти бегом, начали спускаться к вертолету. Тельман Ивтэкович задержался, рассматривая странный предмет, торчавший из щебенки. Это была женская туфелька с тонким ремешком и высоким каблучком. Такие носят и сейчас. Он видел, что это — туфелька, но не верил своим глазам. Не могла быть здесь туфелька, никак не могла быть. Может, в самолете находилась женщина, скажем, радистка? Но при чем здесь туфелька? Не в туфлях же летали… Тельман Ивтэкович сунул находку в карман.
Второй самолет лежал в восемнадцати километрах на северо-восток, в долине большого ручья. Обломки корпуса и крыльев — на левом берегу, кабина наполовину уже в русловом песке.
— Вынужденная посадка, — профессионально заключил командир вертолета. Он покачал головой. — Заставить здесь садиться могла лишь самая крайняя необходимость.
Начальник милиции снял фуражку и не знал, куда ее деть.
На правый берег ручья упал груз: лопасти винта, обогреватели, канистры.
Беглое обследование подтверждало догадку геологов. Летчики второго самолета могли остаться в живых: их или кто-то подобрал, или они сами добрались до базы, расположенной в восьмидесяти километрах. Или погибли в тундре. Не было ни останков, ни личных вещей членов экипажа.
Прошел год.
— Здравствуйте. Я — Лоскутова. — Очень полная женщина, высокого роста, в необъятном плаще мышиного цвета приблизилась к столу и крепко пожала руку Тельману Ивтэковичу. — Ну и лестница у вас, голову можно свернуть в два счета!
— Вы?
— Я. Жена летчика Гаранина. Варвара Кирилловна.
Тельман Ивтэкович решил про себя, что и сам бы догадался, кто эта женщина с красными склеротическими жилками под усталыми глазами. Почему? Трудно объяснить. И не потому, что с месяц или чуть более назад он подписывал вызов на Чукотку Лоскутовой. Просто всю эту зиму разговоры с сыном Маратом только и вертелись вокруг истории с найденными самолетами. Может быть, поэтому седьмым чувством, как только Лоскутова переступила порог кабинета, он понял — это она.
Ребята из ПТУ, где учился Марат, энергично и настойчиво принялись за поиски родственников летчика Гаранина. Собрали обширный материал по перегону самолетов по трассе Аляска — Сибирь, завели переписку с бывшими летчиками, организовали у себя музей боевой славы.
