Василий Каменский - Василий Каменский . Проза поэта
Запел нарочно медленно, однотонно, слегка подвывая:
Затянулось небо парусиной.Сеет долгий дождик.Пахнет мокрой псиной.Нудно. Ох, как одиноко нудно.Серо, одноцветно-серо.Чав-чав… чав-чав…Чав-чав… чав-чав…Чавкают часы.Я сижу давно — всегда одна —у истертого, привычного окна.На другом окошке дремлетодинокая, как я,сука старая моя,сука — «Скука».С ней всю жизнь мы просиделиу привычных окон.Все чего-то ждали, ждали.Не дождались. Постарели.Так всю жизнь мы просмотрели:каждый день шел дождик…Также нудно, нудно, нудно.Чав-чав… чав-чав…Чав-чав… чав-чав…Чавкали часы.Вот и завтра это небозатянется парусиной.И опять запахнет староймокрой псиной.
Почти полмесяца шли дожди, зато после целую неделю я не мог выбраться из лесу, потому что пришли дивные, ясные дни, и я охотился.
Вот теперь настоящая осень — желтая и прозрачная.
Эх-хо! Что делается кругом.
Быстро спадывают золотые одежды со стыдливых березок и лип. Уж много оголенных совсем.
Издалека сквозь фиолетовую сеть верхушек можно красиво видеть алую рябину.
А что творится в птичьей жизни!
Масса уже улетело птах в другие заморские, теплые края. Остались только запоздалые, далекие путники и теперь торопятся страшно. Перелет их в разгаре.
Летают семьями, собираются в стаи, на поедях о чем-то звонко толкуют, улетают.
Над головой то и дело слышно то снегирей, то чечеток, то щеглов, то синиц, то клестов.
Глаза невольно посматривают на небо и частенько любуются четким, строгим треугольником журавлей высоко-высоко в небе или длинной вереницей диких гусей, которые так славно перекликаются в выси.
В лесу и на полянах появилось много незнакомых, пролетных птиц.
И все полны общих забот о своем далеком пути.
Я ходил по лесу и прощался со своими крылатыми друзьями до новой весны, благодарил их за прекрасные песни, за дружбу.
— Черт возьми, эй, друзья мои! — кричал я им, сняв шапку, — до свидания! Мы еще увидимся. Весной каждый из нас будет снова в своем гнезде, и мы снова будем вместе встречать с песнями солнышко. До свидания! Спасибо вам за любовь, за дружбу и за песни!
Дни стояли высокие, солнечные, тихие.
В лесу сквозь просветы далеко было видно, как кружились в воздухе падающие желтые листья, как откуда-нибудь пугливо пробегал заяц или с дерева на дерево ловко перепрыгивала белка.
И кругом был слышен малейший шорох. Под ногами шуршали листья, и дорогу быстро перебегали зеленые ящерицы.
На Извивушке была тоже осень.
По гладкой, холодно-прозрачной воде плыли желтые продолговатые листочки ивы. Иногда к ним подбегали серебряные стрелки и обклевывали их, блестя на солнце.
Мой дощатый плотик выглядел каким-то печальным, осиротелым, точно потерял что-то. Лето? Комаров нет. Это хорошо.
По утрам бывает легкая изморозь. Полуденное солнце не жжет. Дни стоят ясные, высокие, спокойные.
Вечереет рано. И потому вечера длинные, красиво задумчивые, золотые. После заката быстро темнеет и становится очень прохладно, сыро.
Ночи густо-синие, многозвездные.
Часто падают с неба звезды: успевай только загадывать желания, чтобы исполнились…
А пока я кончаю записки до весны.
Как птица перестает петь до весны свои песни, так перестаю писать и я: ведь эти строки для меня — тоже песни.
Мы проживем среди природы, может быть, еще с месяц — не больше. И этот весь месяц я посвящаю своей охоте.
Я уйду в глубокий лес и, как дикий зверь, буду бродить там и по ночам разводить огромные костры.
А там — пойдет снег, и мы с Россом поплетемся зимовать в теплую избу.
В деревне ждет меня школа, ждут маленькие и большие ученики; надо со всеми поделиться своей грамотой, своими мыслями.
Завтра Иоиль забирает с собой Пича и уходит домой — ждать меня.
Завтра же мы с Россом распростимся с землянкой и уйдем — котомка с запасами уже готова — лесовать в глубокую, дикую глушь лесов и озер.
Если встретим жадную росомаху, медведя или волка — посмотрим, кто сильнее.
Если не встретим — будет лучше, потому что так спокойнее будем кочевать, наслаждаться первобытной, дикой непроходимостью, так будем спокойнее дышать настоящим лесным духом, который так приятно пахнет столетними пнями, вечным мхом и гниющими листьями; и пахнет также сильными побегами и золотыми растущими надеждами…
Зима прошла.
На пригревах зазеленели проталинки.
Кончился долгий, снежный, печальный сон, холодный сон земли.
Пора вставать! Пора вставать!
Солнце! Солнце! Столько солнца!
Солнце в небе, солнце в каждой душе, солнце в каждой разбухшей почке дерева.
Хочется, закинув голову, куда-то безудержно бежать, кого-то встречать…
Весна! Весна!
За растаявшим Мартом пришел Апрель — месяц половодья.
Прилетели дикие утки, обрадовались половодью.
А над озимыми, ярко-зелеными полями целый день звенит жаворонок.
Развеснилась весна.
Распахнулись голубые ворота, высокие-высокие, выше неба.
Шумно вбежал в голубые ворота желанный гость — Май-месяц; за ним влетели с звонкими песнями птицы и рассыпались повсюду душистые, пестроцветные цветы.
И начался беззаботный Праздник Зеленой Жизни.
— Что такое Май-месяц?
Это — празднество Рождения Земли.
В этот счастливый месяц Бог создал Землю, и каждую весну в эти дни он спускается с неба и гостит у Земли.
Оттого, может быть, в майские дни так мудро просветляются человеческие души и сердца наполняются чистой, утренней любовью. А Земля наряжается в цветы, как невеста.
Или многоцветный Май — это одна беспрерывная, ликующая, радо-радостная Песня, которую поет сама Земля. И под эту дивную Песню звери парами рыскают по лесу, птицы вьют гнезда и каждый человек, тайно улыбаясь, говорит:
— Люблю…
Что же такое Май-месяц?
Это — одно солнечное, розовое утро, когда молодые, стройные березки-белоножки выбегают из рощ на зеленый простор лугов, берутся за ветки, как за руки, и пляшут, и кружатся чудесными хороводами по цветистой траве, сияющей росинками-радостинками.
Или, может быть, Май — это самая красивая, одна-единственная сказка, которую слушают вместе и букашки, и звери, и птицы, и люди, и все глубоко понимают ее — любимую.
Ах, Май, Май!Серебряные стрелки, серебряные стрелки!В полдень,на речушке Извивушке,на дощатом плотике,под зелеными грусточками,схоронившись от жары,я лежу.И, прислонившисьносом к самой воде,я гляжу на зеленое дно,и мне все ясно видно.Вот из-под плотикавыплыли остроглазыерыбки и,сверкнув серебром, убежали.Из-под камешкавдруг выскочили пузырьки,бусами поднялись наверхи полопались. Кто-топрошмыгнул в осокуи оставил мутный след.Где-то булькнуло.И под плотик пронесласьстая серебряных стрелок.Успокоилось.Рука течения сноваспокойно стала гладитьзеленые волосы дна.На солнечном просветесквозь кусты в водечто-то — мне не видно что —беленькое, крошечноезаиграло радужными лучами,как вечерняя звездочка.У! Из-под плотика выплылацелая туча рыбешек.И вот потянулись вперед,рассыпались, зашалили,точно только что выпущенныешкольники из школы.Ужо подождите учителя —старого окуняили учительницу —зубастую щуку,они вам зададут!Ото! Все разбежались.То-то. Кто куда?Потом все — откуда? —снова столпилисьи побежали дальше.Над головой веретешкопролетело, за ним кулик.Ветерок подул,закачались кроткие,зеленые грусточкинад речушкой —Извивушкой.Хлюпнула вода под плотиком,стрельнула серебрянаябыстрая стрелкаи запуталась в шелковыхленточках осоки.Ну вот… Ах ты!..Вот напугала дикая:чуть не в нос стрельнулашальная стрелка.Я даже отскочил.
Дни мелькают быстро, весело и пестроцветно, точно юркие, разыгравшиеся мальчишки один за другим перевертываются через голову.
С утра я начинаю на разные лады распевать песни, которые нигде не слышал, и сам придумываю слова и сейчас же забываю их.
Часто мы поднимаем спор с Иоилем:
— Иоиль, — кричу во все горло, — я старше тебя, разве ты это не видишь?
