Анатолий Рыбин - Трудная позиция
— Ясно. А вы мне этого раньше не говорили.
— Так я же вообще, товарищ генерал, решил поставить вопрос о Красикове еще до рапорта. Он и мне, и командиру взвода заявлял о своих намерениях. А тут просто лишнее подтверждение. И я прошу, товарищ генерал, избавить дивизион от неприятностей.
— А я прошу дать мне возможность поработать с Красиковым, — сказал Крупенин решительно и настойчиво.
— Ну все! — Генерал поднял руку и сердито хлопнул ладонью по столу. — Педсовет пока проводить не будем. Подождем. Ясно? — Он посмотрел в сторону Осадчего и прибавил внушительно: — А если Красиков будет продолжать выкидывать свои фортели, отчислим безо всякого разговора.
Когда Вашенцев, Крупенин и Корзун ушли из кабинета, Осадчий сказал генералу:
— Ох и Вашенцев!.. Отколол номер. И вас-то в какое положение поставил.
— Да, подвел он меня, — ответил Забелин сумрачно.
— Он всех подвел, Андрей Николаевич. С ним бы на партийном бюро потолковать следовало.
Забелин посмотрел на полковника так, словно только что увидел его, и возмущенно вздохнул:
— Не пойму я вас, Артемий Сергеевич. То вы призываете не спешить, получше разобраться, а то вдруг о партийном бюро заговорили. Странно...
— Значит, молчать будем?
— Ну а что же? Кричать на весь округ? А я, хотите знать, сочувствую Вашенцеву и уверен, что нам еще придется столкнуться с этим Красиковым не раз.
— Не знаю, придется или нет, — сказал Осадчий. — Но меня беспокоит больше Вашенцев.
Правда, беспокоил Осадчего и сам Забелин с его снисходительным отношением к Вашенцеву. Только пока об этом он ничего не сказал ему.
* * *Вечером Забелин вернулся домой усталый, будто с тяжелых учений. Усталость пришла после того, как он отменил заседание педсовета. Дело было, конечно, не в самом этом факте. Отменял он подобные заседания и раньше, и не один раз. Но раньше отменял сам, по собственной убежденности, ни в чем не сомневаясь. А сегодня вышло так, будто кто-то другой принял за него решение, а ему ничего не оставалось, как согласиться.
Дома Забелин застал одну Надю. Она играла на пианино.
— Ты хочешь, наверное, ужинать? — не отрывая пальцев от клавиш, — спросила Надя.
— Пока нет. — Андрей Николаевич, чтобы не мешать дочери, прошел к своему столу и развернул газету.
Он смотрел в газету и с горечью думал, как все-таки нелепо все складывается. Ему почему-то вспомнились обидные слова командующего войсками округа после случая с Саввушкиным: «Вы не держите руку на пульсе училища, генерал Забелин. Отсюда и неожиданность такая». Забелин в душе был убежден: не в руке и не в пульсе дело, а в новом командире батареи, которого кадровики, не разобравшись, подсунули училищу.
Сейчас, чтобы получше все взвесить, Забелин попробовал представить, а что было бы, если б батареей командовал, например, не Крупенин, а такой офицер, как Вашенцев? Саввушкин, безусловно, был бы тогда отчислен по первому рапорту, а Красиков — по первому своему разговору. И полковник Осадчий не имел бы, наверное, причины возмущаться действиями командира дивизиона.
«Ох, этот Осадчий, Осадчий! — тяжело вздохнул Андрей Николаевич. — Нет чтобы помочь Крупенину побыстрей освоиться на новой должности, так он сам его с толку сбивает. И Вашенцев тоже хорош. Почему, он, действительно, не сказал сразу, откуда появился у него рапорт? В конце концов можно было решить все без рапорта. А теперь... Ну будь на месте Вашенцева другой, я бы, конечно, всыпал, не постеснялся...»
Забелин не заметил, что дочь подошла,к нему и неслышно притаилась за спиной. Он ощутил ее руки на своих плечах и щекочущее дыхание у самого уха.
— Ты, слышал, что я играла, папа?
Андрей Николаевич улыбнулся. Он знал почти все вещи, которые исполняла Надя, но сегодня она играла что-то совершенно незнакомое. И хотя мысли его сейчас были далеки от музыки, он понял, что играла она, вероятно, свое, только что сочиненное.
— Тебе понравилось? — продолжала допытываться Надя.
— Обожди. Уж очень быстро ты меня атаковала. Я ведь не музыкант, чтобы так вот, сразу, и оценить. — Андрей Николаевич взял дочку за руку и вывел из-за кресла. — Ты скажи мне прежде, на моем столе хозяйничала?
— Да, папа, я все письма разложила в папки и убрала в стол.
— А вот здесь лежали два свежих, от Суханова и Птахи, с фотографиями?
— Они тоже в столе. Я же знаю, если ты сделал пометку синим карандашом, значит, надо положить в синюю папку, а если обыкновенным — в желтую. Правильно?
— Правильно. Ты прямо как начальник штаба у меня. Только фотоснимки надо вынуть и отдать в третью батарею Крупенину, для стенда. Там эти орлы учились. Да, кстати... — Андрей Николаевич оставил папки и вместе со стулом повернулся к дочери. — Ты что же, с Крупениным рассорилась окончательно?
— Рассорилась, папа. А ты почему спрашиваешь?
— Да так просто.
— Ты, наверное, хочешь что-то спросить о нем?
— О нем-то? Да нет, ничего. — Андрей Николаевич встал и вместе с дочерью вышел из кабинета в большую комнату. — Ну давай, Надюша, сыграй мне еще раз, а я послушаю внимательно. Добро?
Надя с удовольствием села за пианино.
В прихожей стукнула дверь, раздался голос Екатерины Дмитриевны:
— Без меня, значит, концерты задаете? Мило, мило с вашей стороны!
— Иди скорей, Катя, — позвал ее Андрей Николаевич. — Дочь музыку сочинила.
Екатерина Дмитриевна посмотрела на раскрытую нотную тетрадь, и на лице ее проступил румянец.
— Ох, Надюшка, Надюшка, когда же ты успела... с больной ногой-то?
— А она уже не болит, — весело отозвалась Надя и стала играть, слегка покачиваясь на стуле.
Екатерина Дмитриевна замерла у двери и, словно забыв обо всем, радостно сказала:
— А ведь получилось!..
Когда-то в юности Екатерина Дмитриевна сама готовилась быть пианисткой и даже мечтала о карьере на сцене. Она закончила успешно музыкальную школу в небольшом украинском городке Мельне и поступила в музыкальное училище, но тут началась война, и при первой же бомбежке в ладонь ей попал небольшой осколок. Рана оказалась незначительной и очень скоро зажила. Рука на вид осталась вполне нормальной. И лишь три средних пальца утратили ту подвижность, которая требуется для игры на фортепиано. Долго тосковала Екатерина Дмитриевна по своей погибшей мечте, старалась поправить пальцы физкультурой, массажами, но ничего из этого не получилось. Тогда Екатерина Дмитриевна решила стать врачом-терапевтом. Но и здесь ее ожидала неудача — боязнь практических занятий по анатомии. Затем она перешла в педагогический на отделение, иностранного языка и стала, как она любила теперь называть себя, «русской англичанкой». Сейчас она преподавала английский язык курсантам училища, работала, как и все, со старанием, но той страсти, что была у нее к музыке, к новой профессии уже не было. С того дня, когда стала учиться музыке Надя, к Екатерине Дмитриевне словно возвратилась ее молодость. Каждый новый успех дочери необыкновенно волновал ее.
— Чудесно! — воскликнула Екатерина Дмитриевна, как только Надя закончила играть свое сочинение. — Это что-то в духе северных мотивов Грига. Да, да... Ну, в общем, нужно обязательно показать. Ах, бог ты мой, кому же показать?
— А может, лучше без опекунства?.. — сказал Андрей Николаевич.
— Почему без опекунства? — не поняла его Екатерина Дмитриевна. — Я уверена, что это успех.
— Все равно лучше, когда успех заявляет о себе сам.
— Ну, это не ново. Я уже слышала. А помочь дочери мы все-таки должны, это, святая обязанность родителей.
— Не спорьте, пожалуйста, — сказала Надя. — Я знаю, кому показать, и сделаю это сама.
— Правильно, молодец, Надежда, — похвалил отец и, повернувшись, торопливо ушел в свой кабинет.
— Ох, как вы быстро спелись! — обиженно вздохнула Екатерина Дмитриевна и принялась доказывать, что поддержка никому и никогда еще не вредила, что даже некоторые большие композиторы в юности были замечены влиятельными людьми и потому очень быстро приобрели известность.
Но Андрей Николаевич уже не слышал ее. Он стоял посредине кабинета и, пощипывая пальцами подбородок, опять думал о своем. А может, все-таки не напрасно говорил ему тогда командующий о пульсе...
19
Прошло три дня после разговора в кабинете начальника училища, и все это время Вашенцев думал об одном: удастся ли ему пресечь безобразия в своем дивизионе или нет. Он надеялся, что генерал Забелин не будет ему препятствовать. Наоборот, скажет спасибо за восстановленный порядок. Да и с педсоветом, наверное, было бы все иначе, не вмешайся в это дело капитан Корзун. Не знал он раньше, что любезный сосед его таким чистоплюем оказаться может.
Сегодня в дивизионе на шесть часов вечера было назначено заседание партийного бюро. И на этом заседании Вашенцев решил проработать Крупенина, дать понять ему, что терпеть беспорядки он все-таки не намерен. Майора не смущало то, что вышла неприятность с рапортом Красикова. У него был другой рапорт — крупенинский, не менее, как ему казалось, легкомысленный и безответственный.
