Павел Федоров - Генерал Доватор

— Передать лично командиру полка. И немца отведешь. Ты схватил — ты и веди.

Построив эскадрон, Чалдонов широкой рысью двинулся на Подвязье.

До командного пункта дивизии штаб Доватора вел Поворотиев. Лейтенант был утомлен до последнего предела, а отдохнуть, как приказал Лев Михайлович, он так и не успел.

По лесу ехали бодрым шагом, без особых предосторожностей.

В темноте, дробясь и перемешиваясь с конской поступью, цокали подковы, звякали привьюченные клинки, доносился сдержанный людской говор, мелькали вспышки украдкой зажженных цыгарок. Узкая тропка, по которой двигался штаб, сворачивала то вправо, то влево, уходила все глубже в лес. Неожиданно Доватор наехал на круп стоявшего впереди коня. Сокол встревоженно остановился. Лев Михайлович разглядел в темноте силуэты всадников. Это были дозорные.

— В чем дело? — спросил Доватор.

— Болото, товарищ полковник...

Доватор выехал вперед. Следом за ним — Карпенков. Увидев Поворотиева, Лев Михайлович спросил:

— Куда заехали, ваше степенство?

— Он сам не знает, куда! — сказал Карпенков.

— Тут тропинка должна быть, — пробормотал Поворотиев. Он понял, что спутал ориентиры и заблудился. Вглядываясь в темный мрачный лес, он передергивал поводья, мучил коня, мучил молчаливо стоявших в ожидании людей, а больше всего — самого Себя. Не так страшна была яростная ругань Карпенкова, как молчание Доватора.

— Начальник штаба, ориентируйтесь, — сухо приказал Доватор.

Карпенков, проклиная все на свете, пригнувшись к передней луке, водил фонариком по развернутой карте. Но, казалось, легче было сосчитать на небе звезды, чем ориентироваться в кромешной тьме смоленского леса, с его сотнями тропок, дорожек и просек.

Пришлось возвращаться обратно. На командный пункт штаба дивизии прибыли все же во-время. Начинало светать.

Начальник штаба дивизии капитан Ковров, узкоплечий, с узким лицом, сидел у едва горевшего костра и сушил портянки.

Доватор подъехал к костру; не слезая с коня, спросил:

— Где комдив?

Капитан быстро вскочил, хотел было козырнуть, но в правой руке у него была портянка. Он стоял в одном сапоге, наброшенная на плечо бурка сползла на землю. На груди светился орден Красного Знамени. Блеснув сплошным рядом золотых зубов, капитан ответил:

— Комдив, товарищ полковник, на переднем крае.

— А что делается на переднем крае? — постукивая стеком о шпору, спросил Доватор.

— Разрешите, товарищ полковник, чобот надеть! — Капитан, улыбнувшись, показал на босую ногу.

— Надевайте.

Доватор переменил на седле посадку, глубже продвинул в стремена носки сапог. Взглянув на сапоги капитана, заметил, что они все в грязи, а сам капитан был мокрый до пояса.

В стороне казаки копали большую квадратную яму, похожую на блиндаж. Повернув голову, Доватор спросил:

— Это что?

— Могилку роем, товарищ полковник, — ответил пожилой казак и, всадив лопату глубоко в землю, почтительно вытянулся.

Тут только Доватор увидел, что под елью на плащ-палатке лежал труп капитана Наумова.

Лев Михайлович опустил голову, отвернулся, точно вспомнил в эту минуту, что на войне за каждым ходит по пятам смерть.

Стрельба постепенно стихала, удаляясь; только на правом фланге изредка вспыхивала ожесточенная перестрелка, но вот и она резко оборвалась. Доватор знал, что там все еще безуспешно пыталась пробиться кавдивизия.

На небе разгоралась заря, но в тени густых деревьев было сумрачно и неприветно.

— С передовым отрядом нет связи более двух часов, — докладывал капитан Ковров. — Рация молчит. Посланный на усиление полк Бойкова залег. Осипов сначала замешкался, а потом прорвался. На узком, участке противник закрыл брешь. Надо полагать, полк Осипова окружен в отдельном лесочке, западнее Устья. Так говорят раненые. Головной отряд Бойкова немцы обстреляли в районе сараев...

Доватор понял, что обстановка неясная, запутанная, и приказал Карпенкову снять с правого фланга еще два полка и приготовиться к прорыву усиленной группой. Повернул коня и поехал в полк Бойкова.

...Получив приказание Чалдонова, Буслов без особого труда разыскал прежний командный пункт, но там уже никого не было. Устало опустившись на пенек, Буслов вынул из кармана роскошный, с кружевами, кисет, закурил, раздумывая, куда ему теперь следует направиться. Немец, показывая руками на землю, что-то заговорил, поглядывая на Буслова.

— Чего ты бормочешь, как глухарь? — спросил Буслов.

Немец продолжал показывать на землю и тыкал себя в грудь.

— Вот, поди ж, разбери его! Ты меня не тревожь, а то по шее дам. Сядь лучше и сиди!

Буслов махнул рукой.

— Данке, данке! — немец одобрительно кивнул головой и сел.

— Что — танки? Горят за мое почтение!.. Ты уж лучше помалкивай...

Немец протянул руку, давая знать, что он просит курить.

— Ты, значит, курить захотел? Чтобы такой кисет стал поганить? А знаешь, что мне за это будет? Меня Маринка в Волге утопит... Ты можешь понимать, кто такая Маринка, или нет? Капитан парохода, понял? Невеста моя. — Буслов прищурил глаза, и в них заиграла добродушная улыбка.

— Я, я, — бормотал немец, кивая головой.

— Что «я-я»? Ты меня собакой травил, а теперь закурить просишь. Какой деликатный! Совесть у тебя есть? Или вы привыкли с чужой сковороды блины жрать? Да что с тобой говорить, все равно ни бельмеса не понимаешь... На уж, покури. — Буслов захватил щепотку табаку и подал немцу.

— Данке, данке, — немец подобострастно склонил голову.

Заплевав цыгарку, Буслов приподнялся, тревожно огляделся по сторонам, соображая, куда ему итти. По удаляющимся выстрелам он понял, что полк ушел вперед. Подумав немного, приказал немцу двигаться в обратном направлении, то-есть на запад.

Не заметь Буслова дозорные, высланные Доватором, ему еще много пришлось бы постранствовать по лесу.

Доватор спешился со штабной группой на опушке леса и стоял, поджидая ускакавших к Буслову дозорных. Узнав, что Буслов только что из Устья, Доватор сначала не поверил.

— Ты, может быть, перепутал?

— Никак нет, товарищ полковник! — Буслов отрицательно покачал головой. Спохватившись, добавил: — Я к майору, с донесением. — Сняв каску, Буслов достал свернутую трубочкой бумажку и подал Доватору.

Прочитав донесение, Доватор молча передал его Карпенкову. Оказывается, многое зависело от своевременной доставки донесений.

— Красноармейцев Буслова и Криворотько, — Доватор посмотрел на Карпенкова, — при первой возможности привести ко мне. Криворотько я знаю, — это пулеметчик. А Буслова... Ты знаешь его? — Лев Михайлович пристально вглядывался в серые улыбчивые глаза Буслова.

— Буслов — это я, товарищ полковник...

— Ты Буслов? — Доватор был поражен скромностью этого человека. Вся его тяжелая фигура, маленькие спокойные глазки никак не сочетались с его дерзким подвигом, который был подробно описан в донесении Чалдоновым.

— Карпенков, слышишь? Это Буслов!

Доватор крепко сдавил твердую, как камень, руку Буслова и подвел смутившегося парня к стоявшей вблизи группе командиров.

В полку подполковника Бойкова, куда через полчаса приехал Доватор, он застал связного, прибывшего от Осипова. Из донесения, которое прислал майор, Доватор узнал, что передовой отряд в 5.00 прорвался в направлении Подвязье и сосредоточился в двух километрах северо-восточнее Заболотской. Одновременно Осипов сообщил, что в районе Макарове большое количество пехоты противника с артиллерией спешно переправляется на западный берег реки Межа.

— Молодец майор, не подвел! — передавая донесение Карпенкову, медленно проговорил Доватор. — Осипов разыграл блестящее начало! Оторвался почти на восемь километров и может очутиться в трудном положении. Надо немедленно помочь, а то немцы прижмут его.

— Сейчас можно быстро продвинуться! — решительно сказал Карпенков. Он уже понял, что немцы из района Макарово могут подбросить пехоту и закрыть брешь.

Но на самом деле обстановка была значительно хуже, и Карпенков не продумал ее до конца. Правильно оценили ее только два человека: Доватор и полковник Атланов.

Все штабы, вьючные кони с боеприпасами и продовольствием, а также и основные резервы еще не тронулись с места и находились в лесу северо-восточнее станции Ломоносово. Движение дивизии застопорилось в направлении Болхино, — там немцы оказывали упорное сопротивление. Пропустить колонну через узкую полоску прорыва было не так-то просто. На это надо было иметь достаточный срок, а от Макарово до Устья расстояние исчислялось двумя километрами. Немцы в любое время могли двинуть на Устье пехоту, ударить по движущейся колонне во фланг и рассечь ее пополам. Кроме того, противник мог в любое время бросить авиацию.