Иван Истомин - Живун
— С тобой бы — хоть сейчас…
— В церкви? — Ее голос напряженно зазвенел. — Перед налоем?! — Глаза испытующе прищурились.
Внезапная мысль поразила Куш-Юра — вот чего он вовсе не брал в расчет!
Сама того не желая, Сандра открыла причину неожиданного ухода к Мишке.
— Не оттого ли… Постой!.. Саша… Сашенька… Да неужто из-за этого? — с трудом вымолвил он.
Она опустила голову, ссутулилась, поняв, что выдала себя.
— Не тревожься зря, Роман Иванович. Чего не суждено, тому не бывать…
Голова ее шла кругом. Сердце тревожно билось. Но она знала, что ничего уже не изменить. Просто бес ее искушает. Батюшка на причастии говорил. Тело ее нужно Роману. Грех-то какой. А душой он с ней никогда не соединится, потому что не смирит гордыни, не станет на колени перед ликом святых, не поклонится Всевышнему. Она доказала Богу, что была и будет послушной рабой. Отчего же тоскливо на сердце? Она послушна воле Господа. Отчего же, как Роман появился, ее неудержимо тянет к нему.
Размышляя, она не заметила, что по второму разу прополаскивает Романово бельишко.
Куш-Юр задумчиво глядел на нее. Он чувствовал, кто-то стоит между ними. Кто? Мишка? Но и до Мишки что-то мешало. Что? Бог? Не стал бы он, Роман, ломать комедию с долгогривым перед налоем. А для Сандры — это все. Зыряне преданы церкви. Как все новообращенные. Что же он раньше об этом не подумал! Раньше, раньше надо было религиозные подпорки вышибать. Эх, Саша-Сашенька, дитя доверчивое…
На какое-то мгновение в мыслях всплыл образ Эгруни. Он усмехнулся: и эта такая же… Хотя Эгрунь, если выгоду почует, продаст и долгогривого. Сандра честная, оттого и истовее. И жалко ее, и больно… Эх, Сашенька…
Он тяжело вздохнул.
Молчание их затянулось. Ему казалось, что Сандра на него обиделась.
— Подруги, поди, тебя ждут? Задержалась ты из-за меня, — напомнил он мягко.
Сандра вздрогнула, взглянула на солнце:
— Батюшки! Время-то завтракать! И ты, чай, голоден. Я мигом обернусь — сбегаю к бабам, порадую гостем.
Она выкрутила белье и только стала развешивать его на ветвях прибрежной березы, из-за хлева вышла Парасся с косой-горбушей на плече.
— Несет ее черт вперед времени, прости Господи! — проворчала Сандра.
Не желая с ней встречаться, она быстренько развесила белье, схватила мужнины рубашки и заторопилась к дому.
Увидев приезжего, Парасся саженными шагами благо ей позволяли и длинные ноги, и просторный зырянский сарафан, устремилась к берегу.
— Драстуй! Драстуй! — звонко выкрикнула она на ходу. — Гость ждет, а мы косим-гребем, гребем-косим, знать не знаем. Сандра словно чуяла, на косьбу не пошла. Сердце — вещун у ней! — В голосе Парасси чувствовались притворные радость и доброжелательство, но глаза подозрительно ощупывали уходящую соседку: какая-то Сандра невеселая, и сарафан вроде мокрый. И Куш-Юр нерадостный. Знать, что-то промежду ними вышло, может, миловались и она, Парасся, им помешала?
Перехватив ее взгляд, Куш-Юр решил соврать:
— Только что пристал. Да вот беда, неладно из лодки выпрыгнул, весь вымок.
— Ой, беда-беда, утопнуть ведь мог! — всплеснула руками Парасся.
— Спасибо, Сандра поблизости стирала… Вот и мое развесила посушить. А ты, вижу, бойкая стала… Избавилась от цинги? Не болеешь?
— Маленько поправилась. Здесь благода-атно!
Подошли запыхавшиеся Елення и Марья. Начались взаимные приветствия, расспросы — как в Мужах и что в Вотся-Горте.
— Сандры-то не видать. Не знает? — спохватилась Елення.
— Знает! Только что в избу ушла, — поспешила сообщить Парасся. Многозначительно улыбаясь, она рассказала по-зырянски со всеми известными ей подробностями встречу Куш-Юра с Чурка-Сандрой. Она ничего не присочинила, только голосом придала этим подробностям свою окраску.
Слушая ее, женщины по привычке ойкали, и было не понять — беде Куш-Юра они сочувствуют или осуждают, что Сандра оставалась с ним с глазу на глаз.
Куш-Юр решил прервать стрекотною Парасси и объявил про муку и соль. Что тут поднялось!
Женщины радостно заахали, захлопали в ладоши, засмеялись и не стали ждать, как того требует приличие, когда гость сам выложит подарки, побежали к калданке. Они полагали увидеть полную лодку, но скромный размер посылки мир-лавки разочаровал их. Да что было делать, гость-то не виноват. Как-никак — поддержка. И сами истосковались по хлебному, а детишки и подавно. Спасибо, не позабыли о них в Мужах — как селянам выдали, так и им.
Парасся забралась в лодку, бесцеремонно осмотрела завязки на мешке, брезент, на котором стояли мука и соль, — нет ли следов, не отсыпано ли: вполне мог Куш-Юр отсыпать зазнобе своей.
Куш-Юр не понял, чего она там шарит, подумал: ей не терпится скорей получить свою долю.
— Сейчас выгружу. — Он полез в калданку.
— Сами, сами! И так небось умаялся на веслах, — запротестовали женщины.
— Нет, так не водится! Подарок в дом несут. — Куш-Юр весело взвалил на плечо мешок с мукой и направился к избам. — Куда нести? Может, в сарай?
— В сарай, в сарай, — поддержала Елення и добавила: — Одеть бы тебя во что-то, председатель. А то неудобно, чай, голому-то в плаще?
— Спасибо! Если найдется что — не откажусь. Комарья у вас — тьма.
— Это что! Это уже благодать! — отозвались женщины.
Войдя в сарай, Куш-Юр поставил мешок.
— Пользуйтесь!
— Подождем мужиков, они хозяева, — уклонилась Елення.
— В парме все хозяева, — заметил Куш-Юр, удивляясь осторожности женщин. — Но подождать так подождать.
3
Сенька Германец подъезжал к Вотся-Горту, весело распевая песню про неудачливого рыбака:
Федя-Вань, дуралей,Ездил на рыбалку.Пока спал под кустом,Потерял калданку…
Против обыкновения, он как-то даже не шепелявил. И греб, греб без устали — скорее бы домой. Повезло ему сегодня, как никогда: пуда три, а то и больше, пожалуй, добыл — сырков и пыжьянов, даже несколько муксунов. Самому не верилось. Значит, и у Сеньки есть счастье. Теперь Мишка не скажет, что он, Сенька, дрыхнет, как дуралей Федя-Вань! Э-э, прикусит язык. Сам выйдет дуралеем! Совсем мало поспал сегодня Сенька. Но никто не видел, кроме халеев. Всю ночь галдели они над сетями, расклевали-погубили часть улова. Не то лодка до верху была бы рыбой наполнена. Ну, и того, что есть, хватит. Мишке и такое давно не снилось. Рыба от него отвернулась. К Сеньке пошла. Уж сегодня-то ему все позавидуют!
Вот он и пел во все горло, гребя в такт песне. И казался самому себе на три головы выше, на аршин в плечах шире.
Как ни старался Сенька песней дать знать, что возвращается с промысла с удачей, никто почему-то не вышел встречать его, порадоваться богатому улову. Огорчился Сенька, прервал песню, тихо причалил калданку.
Кто-то опередил его, чья-то лодка стояла уже на берегу. А ну как и у того удача?.. Он заглянул в чужую калданку — пустая, и не бывало в ней рыбы, чешуек не видать. Оглядел лодку — грузноватая для рыбалки и не здешняя: уключины железные, на русский лад, весла не овальные, северянские, а четырехугольные в лопастях. Приехал кто-то…
И тут его осенило: это даже лучше! Посторонний повидает-подивится, как он, Сенька, всех обставил, сколько рыбы добыл за одну ночь. И не выдержал, закричал на весь Вотся-Горт:
— Что же вы! Ослепли-оглохли! Встречайте рыбака!
Куш-Юр в заплатанных штанах Гажа-Эля и в его же рубахе как раз выходил из избы. Увидел рыбака на берегу, пошел ему навстречу.
Сенька онемел от неожиданности.
Куш-Юр подхватил его под мышки, легко приподнял и поставил на землю.
— Здравствуй, Семен… как тебя по батюшке…
— Мартынович… Привет! Сам председатель! — Сенька такого не ожидал. И вправду, счастье к счастью идет: председатель увидит — все Мужи узнают, — и поспешил показать свой улов: — А у меня во сколько рыбы!
— О-о! — похвалил Куш-Юр.
— Как всегда! — расхвастался Сенька.
— Молодцом! Только травой надо рыбу прикрывать от солнца…
— Если что испортится, то маленько сверху. Зато я первый!
Куш-Юр кивнул на реку:
— Вон еще кто-то… Кажется, Михаил.
— Ага, Караванщик. Опять калданка у него легкая. С тютельку рыбы.
— Он что — мало добывает? — удивился Куш-Юр.
— Э-э! — махнул рукой Сенька. И вдруг испугался своего бахвальства: еще, пожалуй, уличат его… И зафукал на комаров.
Подъехал Мишка, приткнул калданку к берегу. Его синие глаза с припухшими веками от удивления широко раскрылись.
Куш-Юр и Мишка сдержанно обменялись приветствиями.
— Какими путями, начальник?
— Водными, — блеснул зубами Куш-Юр. — Обещал навестить вас, вот и заглянул.
— Так, так… Гость, значит. — Мишка не выпускал весел и не спешил выходить из лодки. Он перевел взгляд на лодку Сеньки, увидел его улов. — Ого! Сам, без подмоги? Хоть раз с рыбой. Знал, когда подгадать…
