Зажгите костры в океане - Куваев Олег Михайлович
Миша Борода заговорил было о плоской галечке на холмах Нгаунако, куда нам стоит завтра пойти, и как здорово нам может насолить эта галечка — перевернуть всю схему. Но Люся слушала уже через силу. Надо было ложиться спать. Мы вытащили свои мешки из палатки — палатка у нас одна. С моря тянуло сыростью, но дождя не было, и мы могли отлично выспаться на улице, положив под мешки телогрейки: оленья шерсть очень сильно впитывает влагу.
— Холодно, — доносится из палатки. И снова, как дружное опереточное трио, мы выдергиваем телогрейки из-под мешков. Они так же дружно летят в палатку. В палатке еще пошуршало и стало тихо. Мы улеглись на землю.
— Ребята, а вы мне завтра поможете? — сонным голосом спрашивает Люся.
Мы делаем вид, что спим. Наверное, она не слышала, что завтра нам позарез надо в маршрут.
Конечно, на следующий день мы не пошли ни в какой маршрут. С самого утра мы почувствовали себя безгласными подданными нашей принцессы. Дощечка, воткнутая у костра, напоминала об этом. Идем делать геоботанический разрез. На секретном совещании мы пришли к выводу, что глупо и непорядочно лишать человека «железного» диплома из-за пары маршрутных дней. Их мы наверстаем.
Мы пересекаем долину Ионивеема и через определенные интервалы «берем квадраты». На этих квадратах Люся отбирает травку и ягель, меряет мощность дернового слоя, даже считает число кочек на квадратном метре. Через несколько часов у нас уже появилась специализация: я считаю кочки, Леха «прислуга за все», Миша Борода главный пахарь.
На долю принцессы остается общее руководство.
— Так, Борода, давай эту травку сюда.
— Шеф, как там ведут себя кочки?
— Лексей, точи карандаш.
Давненько мы не работали с таким азартом.
На обратном пути мы позволяем себе покопаться в своем южноамериканском любимце.
— Как думает Люся, в каком царстве было сделано это чудо техники? — спросил между делом Леха.
— В Англии, — незамедлительно следует ответ.
— Ладно, Борода, мы прощаем тебе принцессу, — говорим мы вечером, когда остаемся одни. — Мы даже благословим ваш брак.
— Бросьте вы, хватит!
— А что это ты, рыжий, мнешься? Даже краснеешь…
— Мне неловко говорить об этом, но, знаете, Люся просила помочь ей сделать еще пару разрезов километров за десять — пятнадцать отсюда.
…И снова сидим у костра. Светло и тихо.
— Это не вертолет? — вдруг, прислушиваясь, спрашивает Люся. Мы слушаем. Похоже, что где-то гудит огромный шмель.
— Нет. Вертолет не так. «Па-па-па-па!» — изображает Леха, как должен, по его мнению, шуметь вертолет.
Мишка молчит. Он все время молчит при Люсе. Уж не влюбился ли он на самом деле? Вроде бы не похоже. Мишка — железный малый. Его призвание геология. Впрочем, возможно, и стоит полюбить такую девушку, как Люся.
Та знакомая птаха, что прилетает к нам каждый вечер, вдруг разражается в глубине своего куста отчаянно-веселой трелью. Люся берет камень и швыряет его в куст. Птица умолкает, а Люся продолжает слушать далекий гул мотора. Может быть, она снова ждет этих пилотов, покоренных комплексом очарования и ледяной вежливости? Только мне не нравится, когда кидают камнями в знакомых птах.
— Миша, а почему тебя зовут Борода — Всегда-В-Маршруте? — вдруг спрашивает Люся. — Под Джека Лондона работаете? Время-Не-Ждет, Борода-В-Маршруте.
— Это они, — кивает на нас смущенный Мишка.
— Скучно быть все время в маршруте… Одичать ведь можно.
— Скучно, когда не интересно. А для Мишки геология главное, — выступаю я на его защиту.
Люся сидит, зябко закутавшись в исполосованную молниями куртку, и думает, очевидно, о чем-то своем, очень далеком. Может быть, она сейчас на университетской набережной, среди модно одетых остроумных ребят?
— Можно ведь быть доктором наук и быть дикарем в музыке, дикарем в других науках? Так оно и бывает, — говорит Люся.
— Азарт нужен, — говорит тихо Леха. — Если у тебя есть азарт вообще, а не одна страсть к своей науке, — дикарем не будешь.
— Наш век — век специализаций. Кандидат наук по гайкам, кандидат по шайбам и кандидат по болотам, на которые надевают эти гайки и шайбы. Наукой гореть сейчас не стоит, потому что, ей-богу, вы, ребята, не решите, в чем ваше призвание, — в гайках или шайбах.
— В технике.
Чем-то странным веет сегодня от принцессы. Или я к ней придираюсь?
— А ваш вельбот что: шхуна или корвет? — вдруг спрашивает принцесса.
Я немного теряюсь.
— Шхуна! Корвет — корабль военный.
— Шхуна! Знаете, кто вы? Хотите я всех троих посвящу в сан рыцарей тундры?
Люся снимает с Мишкиного пояса финку и по очереди стукает нас по плечу. Она стоит на Коленях в узких брюках и свитере. Я замечаю, что у Люськи очень-очень тонкая талия. Мы с Лехой отводим глаза в сторону, Мишка смотрит ей в лицо.
— Ребята, — делает она неожиданный переход, — так вы сделаете мне два разреза вверх по течению?
— Давай я один их сделаю, — обращается ко мне Мишка. — За пару дней управлюсь, а вы пока в маршрут…
Но у нас нет сейчас двухдневных маршрутов. Мишка мой друг, но в то же время я ведь начальник отряда.
— Ладно, старик. Сделаем все втроем. Только потом… Сам понимаешь.
— Ой, спасибо! — хлопает Люська в ладоши. — Значит, так: два разреза. Седьмой и пятнадцатый километры от устья. Как делать — вы уже знаете. А я этим временем займусь описанием прибрежной.
— Зачем спешка-гонка? — спрашивает Леха. — Пойдем с нами.
— В Москву очень хочется, — смеется Люська. — Я забыла сказать вам, что эти летчики обещали залететь за мной через пару дней.
Так вот почему она слушала вертолет!
— Брось ты, Люся, этот вертолет, — говорю я. — Вертолеты будут. Но такой тундры, такого августа больше не будет. И таких поданных у тебя, принцесса, не будет.
Люся серьезно слушает.
Мы уходим чуть свет. Позавтракаем на месте. Люся еще спит. Мишка немного замешкался. Он нагоняет нас, как лось, перемахивая через кочки. В рюкзаках непривычное ботаническое снаряжение. Молчит Леха, молчу я, только Мишка весело посвистывает.
…Мы устали, как упряжные собаки. То ли работа непривычна, то ли просто ее много. Рвем травку, — это тебе на дошлом, Люся! Считаем-пересчитываем кочки, — это за то, что у Мишки, кажется, закружилась голова. Считаем шаги, — это за то, что встретилась тебе девушка, так же как и ты, понимающая романтику. Что ж, поработаем!..
Мы сделали все как надо. В рюкзаках приятная трудовая тяжесть. Оказывается, когда сделано даже чужое дело, все равно приятно. В чьем-то дипломе, в чьей-то науке будет доля и твоего труда. Долой узость специализаций!
У палатки тихо. Наверное, наша принцесса работает на берегу.
— Трудяга, — говорит Леха и… замолкает. Мы смотрим туда же, куда и он. В центре выжженной костром площадки, на расщепленной палке, стоит дощечка, на которой Лехиной рукой выведено: «Берег принцессы Люськи». В щели палки торчит записка. Мишка быстро берет ее, потом протягивает нам, «Рыцари тундры, — читаем мы. — К сожалению, вертолет прилетел на день раньше. И мне с ним по пути. Для меня это очень удобно. Диплом — не диссертация, напишу без этих разрезов. А может быть, вы привезете их в Москву? Пока. «Принцесса» Люська».
Я смотрю на Мишку. Он берет рюкзак за уголки и медленно вытряхивает гербарий прямо на землю. Он молчит. Леха рывками опустошает свой рюкзак, подходит к дощечке, заносит сапог, и «Берег принцессы Люськи» летит в сторону.
— Зря ты, Леха, — спокойным голосом говорит Борода. — На свете Люсек — тыщи. Есть и другие. — И крепко втыкает дощечку на место.
Птаха в кустике вдруг тихонько пискает и взлетает на самую верхушку. Она качается на тонкой веточке и косит на нас черным блестящим глазом. У птахи желтая грудь и невзрачные серые крылья.
— Это что, канарейка? — спрашивает Леха.
Мы молчим.
Анютка, Хыш, свирепый Маккавеев
Рассказ
