Михаил Толкач - Не уходя в атаку
Кочегара же очень волновало отсутствие машиниста. «Неужели старик смылся, десанта трухнул?» — думал он, посматривая по сторонам. Вслух добавил:
— Убег наш механик, непременно убег.
Смирнов горячо вступился:
— Плохо людей знаешь, кочегар. Вчера видел переплет? Горит все, а Палкин ни шагу не отступает. Пока не погасили, не отъехал. Я помоложе и то угорел. А ему как с гуся вода. А ты «убег»...
Сторонкой прошла Зоя Демина в легкой курточке и белом берете, с небольшим чемоданом в руке. Кивком головы ответила на чересчур громкое приветствие Смирнова. Она шла принимать поезд, прощаться с Шаромышем. Помощник машиниста проводил ее долгим небезразличным взглядом.
— Бывало, подкатывался. Не получилось. А девушка... Что говорить. И-им!..
— Влюбился?
Мухин ухмыльнулся, присаживаясь поближе.
— Не пара! Вот в чем трагедия! Она студентка. Без пяти минут инженер транспорта. На практике с весны. Инже-нер! А тут хоть бы из помощников не выперли...
Помолчали, думая каждый о своем: кочегар — о молодой жене, оставшейся в областном городе, Смирнов — о том, что после войны он обязательно начнет учиться.
— Так и ходит холостая? — снова спросил Мухин.
— Холостая-то холостая. Да вот сошлась по науке с Акуловым. Взбредет же человеку в голову на писателя учиться! Стишки читает, статейки пописывает. Трогательные, правда. Ну, и приманил. Вот и осталась тут на каникулы. На все лето, стало быть...
И снова умолкли, мрачно поглядывая вдаль. За околицей, по ту сторону реки, стрельба приближалась к станции. Над вокзалом клубились дымные облака.
Огибая высокие кирпичные завалы, к ним хромал Мороз.
— Сквалыга проклятый. Так и не отдал долг, — сердито сказал Смирнов о Морозе, вставая и поднимаясь по лесенке в будку.—Как я ему тогда в глаза не посмотрел, когда деньги давал? Все бы по глазам и определил. Один желтый, другой коричневый, с косинкой. Неверный какой-то, к деньгам жадный...
— Чего это вы не мотаете отсюда? — спросил Мороз, вытирая потное лицо. — Ну и жарища! Десантники подпирают, вот-вот на станции окажутся. Я хотел ввязаться в бой, да Фотиев не разрешил. Вот погнали опять за Палкиным. Где он?
— Ладно трепаться...
Смирнов нажал рукоятку гудка. Над станцией полетел мощный и тревожный голос паровоза.
Мороз закрыл уши руками, потом, не выдержав, быстро заковылял подальше, затерялся в руинах.
А горластый паровоз все так же пронзительно кричал, вызывая к себе хозяина.
— Как думаешь, зачем зовут старика? — спросил Смирнов у кочегара, отпустив рукоятку гудка.
— Эвакуация, думаю, отступать собрались, — тоскливо предположил Мухин.
Оба замолчали, прислушиваясь.
5
— Не-е-емцы! Слышь, начальник, ехать надо.
Перед Акуловым в кабинете стоял красноносый
кряжистый стрелочник.
— Ребят пятеро, жена больная. Уже собрались.
— Не могу отпустить, товарищ. Работать некому, сами понимаете...
Дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая худая женщина с большими горящими глазами.
— А вы понимаете? — с ходу закричала она визгливым сиплым голосом. — Небось кралю свою в первую очередь отправили. Пойдем, Ефим! Плевать мы хотели — нам дети дороже!..
Она схватила стрелочника за рукав, утянула к двери.
Акулов вышел следом.
Стрелочник в окружении малых ребят трудно шагал к поезду. На плечах он нес чемодан. Жена нагрузилась большим тюком. Дети держали в руках разные вещи: кто чайник, кто стиральную доску, а самый маленький, карапуз лет пяти, тащил деревянную игрушечную тележку.
Захар Николаевич догнал семейную процессию, подхватил на руки малыша с тележкой. Женщина исподлобья глянула, пробубнила что-то нелюбезное.
У эшелона не протолкнуться: даже на крышах вагонов не было свободного места.
Акулов со стрелочником с трудом пробились к теплушке, где разместились врачи. Часовые сумели удержать этот вагон, и в нем было сравнительно просторно. Захар Николаевич не без труда упросил врачей принять к себе новое пополнение. Когда вое узлы и ребятишки оказались в теплушке, Акулов сказал главе семьи:
— Вам надлежит быть на посту.
— Никуда он не пойдет! — опять заголосила худая женщина, хватая мужа за руки. — Не ходи!
— Не шуми, Глаша! — сердитым басом осадил ее муж. — К отправлению я вернусь...
6
Только к вечеру подобрали новую группу вагонов, усилили охрану. Желающие покинуть Шаромыш вновь попытались отбить состав, но часовые выстрелили вверх — толпа отпрянула, рассеялась.
И тут Фотиеву показалось, что среди небольшой группы отменных паникеров он увидел рыжую голову Мороза. Комендант обеспокоился: станция не могла оставаться без связи. Встретившись с Акуловым, он спросил про монтера. Однако тот в суматохе не приметил рыжеголового.
— На линии где-нибудь, — безразлично отозвался начальник станции. — Ему приказали отходить последним. Ну, что с десантом?
— Силен, наши еле сдерживают... Уже отступили к реке. Успеть бы с эшелонами. Из Рощи передали, будто бы танки прорвались.
— Палкин берется увести сразу оба состава. Только вот бомбы не все взорвались...
К ним подошел вызванный через монтера машинист Палкин. Лицо его заметно осунулось, глаза запали, плечи ссутулились. В другое время его мрачный вид не остался бы без внимания, но сейчас Акулов деловито указал ему на карту, на кружочки, которыми были отмечены фугаски, сухо спросил:
— Что будем делать, Трофим Федотыч?
Палкин хорошо понял смысл вопроса. Они на могут больше ждать: немцы рядом. Любой шальной снаряд подожжет вагоны. А беспомощные люди на носилках нуждаются в покое, лечении. Но ехать по бомбам! Малейшее сотрясение — и верная смерть всего эшелона.
— Считаю, надо обождать, пока мины взорвутся сами, или же разминировать, — после долгого раздумья ответил Палкин. — Люди ведь...
Приблизилась к ним и Демина, уже принявшая комендантство над эшелоном.
— Ваше мнение, Зоя Петровна?
— Рисковать, проехать потихоньку, чтобы не потревожить бомбы.
— Не согласен.
Палкин громко позвал бригаду:
— Смирнов, Мухин, идите-ка сюда, обдумать надо.
Начальнику станции не понравилось поведение машиниста, но он терпеливо ждал: на такое предприятие надо посылать добровольцев. Будь Акулов машинистом, он ни минуты бы не колебался. Чтобы они не сомневались, Захар сам станет перед бомбой. Вместе с ними будет рисковать жизнью. Он понимал, что это напрасный риск, но другого выхода не видел.
Когда подошла вся бригада, Фотиев, все время молчавший, опять спокойно, коротко обрисовал положение, напомнил о сильном десанте немцев. Да десант и сам напоминал о себе: за рекой уже рвались гранаты, четко стучали пулеметы.
— Неприятель может закрыть выход и там, у Баратынской. Решит дело скорость.
Фотиев, как и начальник станции, ждал ответа.
— А ходячих можно провести пешком за бомбы? — поинтересовалась Демина.
— Там ходячих нет. Ходячие отбивают десант. Все тяжелораненые остались. Сама понимаешь, нельзя...
К Фотиеву подбежал посыльный, подал записку и громко спросил:
— Роща запрашивает: когда отправлены раненые?
Иван Сергеевич обвел всех взглядом, словно приглашая каждого дать ответ. И каждый решал задачу по-своему. Кочегар Мухин с перебинтованной головой спокойно смотрел на Акулова, готовый выполнить любой приказ. Помощник Смирнов о чем-то шептался с машинистом. Зоя смотрела на них, напряженно ожидая решения.
Фотиев разорвал пакет, прочитал записку и сказал:
— Дорога все время под обстрелом. Смелые люди требуются. Не вы — другую бригаду найдем, более надежную...
Жаркой пощечиной прозвучали слова коменданта станции. Но Палкин по-прежнему упорствовал. Акулов смотрел на него и не мог понять, боится машинист или не верит в полезность риска. Оценив, наконец, состояние Палкина,коротко приказал коменданту эшелона:
— Товарищ Демина! Через пять минут отправляемся!
Машинист понуро пошел к паровозу. За ним потянулись помощники, не узнавая своего командира.
Поднявшийся ветер разогнал тучи дыма, дневное солнце обожгло лица.
Палкин, побледневший, с опущенными и растрепанными усами, поднялся в будку и начал пробовать тормоза.
Акулов остался верен своему решению: отыскал место, где зарылась бомба. На бровке заметна яма с осыпанными краями и возле нее — вешка. Тут, в глубине, мина. Холодок страха пополз по коже, сжал сердце. Уйти? А чем он лучше Зои, старого машиниста, военного коменданта, которые рискуют каждую минуту? Фу-у, как стучит сердце! Вспомнилась Зоя, с карими глазами, с ясным взглядом, как тот вон клочок неба. Акулов распахнул ворот, сорвал фуражку, помахал:
— Вперед!
Ответный негромкий гудок показался Акулову очень бодрым, но во рту почему-то пересохло. Поодаль от путей взорвалась фугаска, комья грязи долетели до Захара Николаевича, запутались в его волосах. Он стряхнул их, вытер лоб. И снова не терпелось уйти подальше от этих бомб, от ежеминутной опасности, но он пересилил себя.
