Мост - Анна Пайтык
Еди так и застыл на месте от неожиданности этих слов. Хораз-ага — знаток своего многотрудного дела — признал его, доверил ему, дал ему свою пастушью палку. Слезы навернулись ему на глаза, и вдруг ему захотелось прыгнуть на шею Хораз-ага, обнять его, как своего отца. Но Хораз-ага был уже далеко от него.
— Хораз-ага! Хораз-ага! Я не подведу вас, будьте спокойны! — крикнул ему вслед Еди и вытер кулаком со щеки счастливые слезы.
* * *
У песков свои законы…
Еди уже около года находился в глубине песков и поневоле, шаг за шагом должен был признать, что неписаные законы продиктованы самой жизнью этого сурового края. Теперь Еди не стоял по утрам перед зеркалом и придирчиво не примерял галстук к цвету рубашки с накрахмаленным воротничком. Груботканая холщовая рубаха да ватная фуфайка составляли его гардероб чуть ли не все сезоны года. На ногах вместо узконосых штиблетов носил кирзовые сапоги с высокими голенищами. Преимущество сапог было налицо. Ватная фуфайка зимой обогревала его, а летом защищала от знойных лучей солнца, а кирзовые сапоги, мягко облегая ноги, давали возможность безбоязненно шагать по зарослям, не опасаясь случайного нападения зазевавшейся змеи. Число этих пресмыкающихся в зависимости от сезона то увеличивалось, то уменьшалось, но никогда не исчезало. Но тяжелее всего Еди расстался со своей роскошной прической, хотя вскоре успел убедиться, что в песках не так-то просто носить городскую прическу. Мелкие песчинки, словно им больше некуда было лететь в этом бескрайнем просторе, забивались в корни волос и заставляли его без конца чесаться. И когда Хораз-ага подстриг Еди туповатым лезвием «под Котовского», соскоблив всю корку пыли, он облегченно вздохнул, словно очистился от чесотки. Теперь только висевшая у входа в шалаш, сшитая из разноцветных клиньев кепка напоминала Еди о былой моде.
…Еди сидел рядом с молодым псом и гладил его огромную, как объемистый казан, голову. Еди и этот пес имели одинаковый опыт жизни в песках. Пес родился в первый день появления Еди у чабанского коша, поэтому он казался собаке особенно близким и дорогим.
— Ты слышал, что сказал Хораз-ага?! — Еди обратился к псу, словно к человеку, продолжая поглаживать его пятнистую черно-белую голову. — Я теперь буду его заместителем, представляешь, за-мес-ти-те-лем… — пес, выпрямив шею, сладко зевнул. — Вообще-то Хораз-ага славный человек, правда? — Еди, схватив голову пса двумя руками, повернул ее к себе. — Правда ведь?! — Пес лизнул языком кончик носа своего собеседника и от удовольствия прищурил глаза. — Жаль, что ты еще ни разу не видел Дилбер. Она славная девчонка, и тебе она непременно понравится, вот посмотришь… Ведь и мы с тобой познакомились совсем недавно, а вот успели полюбить друг друга, разве не так?!
Пес, инстинктивно почувствовав настроение своего хозяина, прижался к нему, а Еди, обняв его, предался воспоминаниям…
…В прошлом году весна была буйная, дождливая. Травы после частых весенних дождей росли не по дням, а по часам, словно какая-то невидимая сила вытягивала их в рост. Чабанам в такое время раздолье, нет надобности гнать отару за многие километры в поисках корма. Овцы, насытившись зеленой сочной травой, прямо у коша ложились тут же спать. Правда, нужно было поглядеть за ягнятами, они, как ошалелые, от такого зеленого буйства, носились по поляне и немудрено было их потерять среди высоких трав.
Прибыв на чабанский кош с Хораз-ага, Еди первым делом увидел только что ощенившуюся большую рыжую суку. Она лежала прямо у шалаша, а еще слепые, крошечные щенята тыкались ей в живот, ища соски.
— Хораз-ага, посмотрите, собака ощенилась! — радостно крикнул Еди, не в силах оторваться взглядом от симпатичных щенят. — Целых шесть штук!
— А ты пойди да посмотри, что за щенят подарила наша сука, — сказал, улыбаясь, Хораз-ага.
— А она не укусит? Как ее зовут? — спросил взволнованно Еди.
— Эх ты, разве суку одаривают кличкой, сука и есть сука, — ответил, все еще улыбаясь, старый чабан.
Еди густо покраснел за свою оплошность. Ведь знал же, что туркмены никогда не дают кличку самкам.
— Ну и что там? — спросил Хораз-ага через некоторое время.
— Три мальчика и три девочки!
— Три кобеля и три сучки, значит, — сказал Хораз-ага, поправляя его, как бы между прочим. — А ну тащи сюда всех кобелей, проверим, на что они годятся.
Хораз-ага двумя пальцами прищемил ухо одному из щенков и подержал его так на весу, временами потряхивая его. Щенок безвольно завис в воздухе.
— Из него ничего путного не выйдет, — сказал Хораз-ага, отпустив щенка. — А ну-ка, посмотрим на этого пятнистого красавца.
Хораз-ага повторил процедуру проверки. Пятнистый щенок на мгновение завис, как и первый щенок, но потом, недовольно фыркая, стал вырываться из рук, передними лапками пытаясь достать пальцы, защемившие его.
— Вот из кого выйдет толк. Ты присматривай за ним получше… А остальных вместе с сучками придется закопать…
Еди округлил в ужасе глаза. Хораз-ага, увидев его состояние, несколько смягчился:
— Ну ладно, подарим их кому-нибудь из соседей… А этот пусть будет твоим. Как ты собираешься назвать его?
— Может быть, назовем его Лайкой?!
— Лайка?! Как это понимать?!
— Лайка — это собака, которая поднялась в космос еще раньше Гагарина…
Хораз-ага недовольно хмыкнул.
— Можно, конечно, назвать и Дингой… Такая знаменитая милицейская овчарка была…
Старый чабан уставился на Еди изучающим взглядом и, чеканя каждое слово, сказал:
— Ни летающая, ни розыскная собаки нам ни к чему. Нам нужен сторожевой пес, волкодав. И назови ты своего щенка Вепадаром, как и его отца. Добрый был пес, не раз спасал отару от волков…
Громкое блеяние жертвенной козы вернуло Еди к действительности. Он рывком встал с места и оглянулся вокруг, не разбрелась ли отара. Овцы спокойно паслись на склоне холма, выщипывая чахлые, преждевременно пожелтевшие травы.
Еди посмотрел на небо. Рыхлые тучки лохмотьями нависали в небе. «К дождю ли это? О аллах, ниспошли нам… — подумал было Еди и стыдливо потупился. — Не становится ли и он суеверным, как и Хораз-ага? Он-то старый, а я что?..» И первое, что пришло на ум, — освободить козленка, показалось ему самым решительным средством борьбы против суеверия. Он даже
