Анатолий Емельянов - Запоздалый суд (сборник)
— Не сгорит, анне, не беспокойся.
От того, что Роза назвала свекровь «анне», назвала «мамой», им обеим радости вроде бы прибавилось. Роза глядит на свекровь — улыбается, и свекровь глядит на Розу и тоже улыбается.
— Сами ли сюда приедут свадьбу играть, или туда меня вызовут, — вслух размышляет свекровь. — Здесь-то бы, наверно, лучше.
— А ты говорила, у Лены скоро отпуск, — напоминает Роза.
— Вот она как раз и подгадывала, оказывается, под свадьбу.
— Молодец, Ленка! — Роза берет плошку с пивом и наливает в стаканы. — Выпьем, анне, за ее счастье.
Они пьют пиво, и свекровь, так же торопливо, как пришла, уходит, кидая на прощанье:
— Схожу к отцу. Авось тоже порадуется…
Что ж, пусть сходит. Авось — правильно она сказала: авось — хоть теперь дед Эхрем смягчится и за внучку порадуется…
Роза убирает со стола, укладывает дочку спать, а мыслями идет вместе со свекровью, идет к суровому, твердокаменному деду Эхрему.
Это он в свое время выгнал из дому свою родную дочь, узнав, что она беременна. По его стародавним убеждениям, дочь опозорила их род перед всей деревней. И будущая Розина свекровь жила у приютивших ее чужих людей, пока не построила свой домишко. Домишко был немудрящим, у зажиточных хозяев бани бывают добротнее и просторнее. Но и это была большая радость: свой угол! Радость, правда, скоро сменилась новой тревогой и печалью, когда она опять забеременела. Не хотела, ох, как не хотелось ей второго ребенка — с одним-то не знала, как управиться. Но все-таки появилась на свет Лена. С темна до темна работала свекровь на ферме. Работала и за себя, и подруг подменяла. Не считалась ни с чем, лишь бы заработать побольше да детей накормить, обуть-одеть. Летом ходила в темном халате, зимой — в телогрейке; в другой одежде никто ее больше не видел. И сумела-таки не только вырастить детей, но и дать им закончить школу до десятого класса. Потом Петю призвали в армию, Лена поступила в профтехучилище.
Когда Петр вернулся со службы, поставили новый дом. Опять не так чтобы очень богатый — откуда взяться богатству? — но жить можно. Шить-то можно, но живет теперь свекровь в новом доме одна-одинешенька. И родни кругом никакой. Отец не в счет. Даже когда новый сруб на мох ставили и помочь сзывали, он не пришел. Чужие люди пришли, а родной отец не пришел. Ударился в накопительство: гусей, индеек развел целое стадо, осенью большие деньги выручает. Эхрему уже за семьдесят, а борода еще черная-черная, разве что кое-где седой волос проблеснет. Года три назад умерла жена, так оп, не долго думая, сорокалетнюю молодуху в дом привел — вот он какой этот дед Эхрем.
Жалко Розе свекровь: тяжело у нее жизнь сложилась. Она и постарела раньше времени. Еще и пятидесяти нет, а глядит старухой. И одевается — плохо, кое-как одевается. Смолоду не во что было, а теперь и есть во что, да привычки нет, вот и ходит или в темном, похожем на рабочую спецовку, платье, или в той же телогрейке. А как-то Роза сказала об этом. «Мне уж поздно про наряды думать: старуха!..» — ответила. Жалко Розе свекровь, обидно, что старухой она себя считает…
А Ленка — Ленка молодец!..
Вернулась мыслями Роза в свою избу из дома деда Эхрема и даже вздохнула облегченно. Лучше бы и вовсе о нем не думать, не вспоминать. А вот о Ленке ей думать радостно. Зимой Роза видела ее по телевизору. Ходит Ленка между двумя рядами хитроумных станков — столько во всей колхозной мастерской небось не наберется — ходит и одна с ними управляется. И такие шелка на тех станках ткет — загляденье. Надо бы деду Эхрему посмотреть на Ленку, чтобы знал, что и без его помощи внучка в люди вышла, хоть он ее, кроме как крапивницей — мол, в крапиве ее мать нашла — по-другому и не звал. Только где там Эхрему телевизор смотреть, разве он, жадюга, разорится на покупку «бесовского ящика». А к соседям идти — тем более не пойдет. А надо бы, надо бы упрямому старику поглядеть ту передачу. Может, хоть задумался бы, зачем на свете живет. Внучка его шелка ткет, чтобы люди одевались красиво, а он? Деньги копит? А кому нужны его деньги, кому они принесут радость или счастье?..
Розе хочется, чтобы Лене попался муж верный и добрый. Чтобы он ни разу не обидел ее даже грубым словом. В жизни, говорят, все уравнивается. Так вот пусть и у Ленки с матерью «уравняется»: за горе матери, за ее неудачную молодость пусть дочери будут отмерены полной мерой радость и счастье!.. А что мать побежала на радостях к своему нерадивому отцу, — что ж, ее можно понять. Она у тебя добрая, сердечная, и хоть она очень хорошо знает отцовскую недоброту, ей хочется верить, что и он вместо с ней порадуется за тебя…
Роза гасит свет и ложится. Дочка уже опит. Когда девочка здорова, она и засыпает в своей кроватке быстро и спит спокойно.
А Розе не спится. И устала за день на хмельнике, и поднялась утром рано; думала, что донесет голову до подушки и тут же заснет. Нет, не спится. Все не идет из головы разговор со свекровью, опять вспоминается дед Эхрем. Только теперь она видит жестокого старика не одного, а как бы рядом со своим отцом.
Вот отец. Через его кузницу прошли все хурабырцы как молодые, так и старые. Прошли за его жизнь не один раз. Он всех знал, и его все знали. Отца уже нет в живых, а память о нем живет в каждом доме. Зайди в любой дом. И еще когда только будешь открывать дверь, когда возьмешься за ручку — считай, что ты взялся за вещь, сработанную его руками. Заходи в дом, и ты увидишь ухваты или кочергу, сковородник или ножи разной длины для забоя скота, увидишь множество вещей — они тоже сделаны отцом. Наверное, он мог бы разбогатеть не хуже Эхрема при таком для всех необходимом ремесле. А он не богател, потому что платы за свою работу не брал. Но когда он умер, за его грабом шла вся деревня от мала до велика. И каждый хотел нести его гроб, считая это за честь. Давно уже не помнили такого многолюдья на похоронах. Отец давно в могиле, а люди, помня его, и по сей день отзываются, отплачивают добром за добро. Когда Роза сзывала ниме — пришли все, кого она позвала. Пришли, не побоявшись Михатайкина, хотя и знали, что он им эту помочь может потом припомнить…
А вот Эхрем. Прожил человек долгую жизнь, а чем ему самому эту жизнь вспомнить и чем вспомнят его, Эхрема, другие? Он еще жив-здоров и, как говорится, дай ему бог, но если умрет — много ли народу пойдет за его гробом? Пойдет разве родня. Да и среди той родни будет родная дочь, которую он, в самый тяжелый для нее час, выгнал из дома…
Два односельчанина на одной улице родились и в одно время жили. А жизнь прожили так по-разному…
Еще совсем недавно стычка с Михатайкиным на огороде казалась Розе непоправимой бедой, горьким горем. А вот сейчас она поставила свое горе рядом с горем всей жизни своей свекрови и увидела, что оно совсем маленькое, временное, преходящее. Не зря говорят, что в беде, человек умнеет. Может, и она за эти дни тоже поумнела?..
С этой мыслью Роза и заснула.
Наутро никто ее не будил: и дочка еще спала крепким сном, и пастух кнутом не хлопал, а Роза — вот она крестьянская привычка! — проснулась вместе с солнцем. Проснулась хорошо отдохнувшей, бодрой, веселой. И только встала на ноги — тихо зазвенела в ушах забытая было и вот опять откуда-то выплывшая песенка:
Золото ценно, когда на учете.
Родня дорога, когда в почете…
Да, конечно, это плохая примета: петь е утра. Но нынче Розу это почему-то вовсе не огорчает. Мало ли их всяких примет! Есть и такая: после беды, после горя приходит радость….
Пока дочка не проснулась, она убирается по дому, доит корову. Успевает подоить как раз ко времени. Как далекий пушечный выстрел раздается с другого конца деревни удар пастушьего кнута, становится слышным мелодичный перезвон колокольчиков, которые хозяйки привязывают на шею коровам. Сегодня — праздник. Потому что для крестьянина всегда именно с выгона начиналась настоящая весна. Крестьянин радовался, что скот перезимовал и теперь до глубокой осени за его судьбу не надо беспокоиться.
Роза тоже выносит сделанный отцом медный колокольчик и вешает его на шею своей корове. Вместе с коровой она выпроваживает со двора и почуявших траву, разноголосо блеющих овец.
Роза знает, что стадо, двигаясь с другого конца деревни, дошло еще только до ее середины и что еще ждать придется долго. Но стоять на улице родной деревни в такое чистое раннее утро, стоять и слушать, как все кругом просыпается, как мычат коровы и оглашенно орут петухи, а бабы звенят на колодцах ведрами — видеть и слышать все это — такая радость.
14
Да, так просто он нм не уступит и не отступит. Он даст им бой!
Такое решение окончательно принял Федот Иванович не в председательском кабинете, не в домашнем уединении, а — странное дело! — во время встречи на одной из ферм с зоотехником Василием Константиновичем. Почему именно на ферме, почему после разговора с зоотехником, а не с кем-нибудь другим — этого Федот Иванович и сам не знал. Но разве мы всегда и все знаем отчего и почему с нами происходит то, а не это?!
