Том 7. Так называемая личная жизнь - Константин Михайлович Симонов
– Вижу это отсюда! – кричал в трубку Ефимов. Очевидно, он был уже не в штабе дивизии, а у соседей.
– Сейчас сам пойду туда! – крикнул Ковтун, но ответа не услышал, связь прервалась.
– Подожди! – перекрикивая разрывы, тряхнул его за плечо Левашов. – Ничего там не сделается, в третьем батальоне! Там Мальцев, мужик надежный.
– Надежный или ненадежный, а раз сказал комдиву, что иду, надо идти, – сказал Ковтун и, нахлобучив фуражку, пошел по окопу.
Ковтун ушел. Прошло пятнадцать, двадцать, тридцать минут, а огонь все продолжался. За желтыми пригорками переднего края с полной нагрузкой работало несколько десятков орудий и минометов.
«Откуда-то поднатащили», – подумал Левашов и, по вновь заработавшему телефону соединившись со Слеповым, спросил, готов ли тот к контратаке румын.
– Мы всегда готовы, – густым, спокойным басом сказал Слепов. – Комдив по телефону командира полка ищет. Он не у вас?
– Пошел в третий батальон, – сказал Левашов.
– У меня все, – сказал Слепов. – Да, товарищ комиссар!
– Что? – спросил Левашов, собиравшийся положить трубку.
– Корреспондент к вам пошел от меня со связным. Не дошел еще?
– На кой он мне черт здесь? Не мог задержать у себя, пока обстрел?
– Он сослался, что вы приказали, чтоб он к вам шел.
– Ерунда, – сказал Левашов.
– А я поверил, – сказал Слепов. – У меня все.
– Ну, все так все, – сердито сказал Левашов и положил трубку. – Нате, здрасьте, – повернулся он к Лопатину, мешком свалившемуся в окоп. – Вас тут не хватало!
У измазанного в грязи и одетого в две шинели Лопатина был довольно нелепый вид.
– Не знаю, как и величать вас, – рассмеялся Левашов, глядя на два шинельных воротника с разными петлицами. И, только сказав это, понял, что надетая сверху шинель была его собственная.
– Вот принес вам, – сказал Лопатин, стаскивая ее.
– Только за этим и лезли? – Левашов принял из рук Лопатина шинель и положил ее рядом с собой в окопе. – Садитесь пониже, а то пилотку продырявит! Садись, садись, – вновь, как вчера, переходя на «ты», нажал он на плечо Лопатина. – Пришел посмотреть, чем дышим? До самых главных людей сейчас все равно не доберешься, – он кивнул на стоявшую впереди стену дыма. – Главные – на переднем краю лежат. А все остальное, до Владивостока, – подсобное хозяйство. И мы с тобой – тоже.
Он испытывал симпатию к добравшемуся-таки до него Лопатину.
– Румын двух для тебя имею, – сказал он гостеприимно. – Хочешь поговорить?
– А что за румыны?
– Подносчики снарядов с немецкой батареи, что мы утром захватили. Сами руки подняли и разрешения попросили из своих же пушек по другой немецкой батарее вдарить. Сказали, что расположение знают, были на ней.
– Ну и как?
– Весь боекомплект выстрелили! Остальных пленных в дивизию отправил, а этих задержал. Хочу ночью с ними поговорить. Обижает меня, что мало к нам с оружием в руках переходят. Где же, думаю, пролетарская солидарность, в которую столько лет верили и которая у меня лично из веры и сейчас еще вся не вышла? Или мы в розовом свете на жизнь смотрели, или положение наше тяжелое, что у людей кишка тонка на нашу сторону перейти, или уж не знаю что! Думаю про это, из головы не выходит. А у тебя?
– У меня? – Лопатину стало стыдно, что он даже наедине с собой все оттирал в сторону этот тяжкий вопрос, о котором батальонный комиссар Левашов не побоялся заговорить вслух.
– Обрадовался я этим двум румынам, – продолжал Левашов, не дождавшись ответа, – ей-богу, больше, чем пушкам! Пушки что? Железо и железо. Одними брошюрками в нашем деле не проживешь! Надо и на поле боя к политбеседам готовиться: видел факт – и делай из него вывод! Так, по-твоему, или не так?
– По-моему, так, – сказал Лопатин.
– Так-то оно так, – и Левашов прищелкнул языком, адресуясь к кому-то, для кого все это было вовсе не так. – Может, подхарчиться хочешь? Тут яйца остались.
– Если только за компанию.
– Мне до ночи недосуг, – сказал Левашов. – Боюсь, скоро контратака будет.
Он посмотрел вправо, где особенно сильно молотила артиллерия, и поморщился.
– Командир полка туда пошел. Беспокоюсь за него.
– Новый? – спросил Лопатин.
– Новый. Пока ты спал, прибыл. – Левашов схватился за трубку, которую ему протянул телефонист.
– Обратно пошел? – закричал он в трубку. – А зачем отпустил? От тебя же идти – плешь! Я отсюда вижу, как они по ней молотят. – И, не отрываясь от трубки, опять посмотрел вправо. – А ты бы сказал: переждите! Так будете действовать, опять без командира полка останетесь! – Левашов с досадой хлопнул себя по ляжке.
Стоя рядом с ним в окопе, Лопатин смотрел на небо.
Оно было туманное, шел дождь, облака нависали над самой землей. Из них, как большие рыбы, выныривали одиночные «юнкерсы». Очевидно, боясь на такой малой высоте взрывов собственных бомб, летчики, высмотрев цель, снова уходили в облака и оттуда, с уже невидимых самолетов, на землю сыпались бомбы.
– Бывал раньше под бомбежками? – спросил Левашов, посмотрев сначала на небо, потом на Лопатина.
– Бывал, – Лопатин вспомнил Западный фронт – наверное, он бывал под бомбежками чаще Левашова.
– Не боишься?
– Боюсь. А у вас большие потери в полку?
– Не все еще донесли. В третьем батальоне прямое попадание в окоп. Одиннадцать человек как корова языком слизала! – с горечью сказал Левашов и повторил, что его беспокоит командир полка.
– А я здесь, – сказал Ковтун, влезая в окоп.
Шинель его была в земле, у фуражки при падении сломался козырек, на щеке виднелись брызги грязи.
– Прибыл… – Левашов выругался со всей нежностью в голосе, на которую был способен; вытащил из кармана грязный платок и вытер Ковтуну щеку. – Я уж тут ругал их, что не задержали тебя. Прижало по дороге?
Ковтун кивнул, через силу улыбнулся и посмотрел на незнакомого длинноносого человека в очках и с майорскими шпалами на полевых петлицах.
Левашов сказал, что это корреспондент «Красной звезды» Лопатин.
– Здравствуйте, товарищ Лопатин, – самым обыденным тоном сказал Ковтун. – Извините, как ваше имя и отчество?
– Василий Николаевич.
– Попробуйте вызвать командира дивизии, он у соседей, – повернулся Ковтун к телефонисту и снова вежливо обратился к Лопатину: – Как вам тут у нас нравится, Василий Николаевич?
Лопатину показалось, что командир полка шутит, но Ковтун и не думал шутить. Он никогда не имел дела с корреспондентами и задал свой странно прозвучавший в этой обстановке вопрос, просто чтоб что-нибудь сказать. Голова его была занята другим. Он знал, что контратака румын неотвратимо приближается.
– Товарищ капитан, соединяю! –
