Евгения Шалимова - Ее старшеклассники
Игорь, смерив Ремину взглядом, бросился в бой:
— Не смешно! Если у человека всё плохо в личном плане, а он очень впечатлительный и нежный, то этот собственный мир переживания заслонит для него всё остальное. В юности Блок был слишком углублён в себя, в стихи свои, в мир мечтаний и природы, он и жил-то в Шахматово, где не так бросались в глаза контрасты несправедливого строя. Но вот его любовные муки утихли, он счастлив, его избранница стала женой, и теперь поэту мало собственного счастья, ему хочется, чтобы счастлив был весь мир. А тут как раз — переезд в Петербург. Говорят, влюблённое сердце проницательно. А Блок любил не просто девушку, он всю жизнь любил Прекрасную Даму, высшее существо, и любил всё то, что её окружало. Он не мог не увидеть море несчастий, переполняющих мир, где живёт Она. Блок хотел осчастливить, очистить этот мир! И он понял: "Покой нам только снится!" /"Как слушает Лиза! Восхищена."/
— Верно ты говоришь, Игорь, но, как всегда, видишь в поступках людей только личный план, — выпрямился, развернул широкие плечи Женя Демчук, заговорил веско и уверенно. /"Какие разные они с Игорем. А девочка нравится им одна. Каждый нашёл в ней то, что ему ближе."/
— По-твоему, всё решает эпоха? — вспыхнули тёмные, продолговатого разреза глаза Игоря. /"Видимо, эти двое всегда относились друг к другу насторожённо. Просто я этого не замечала. А теперь родилась и ирония."/
— Не всё решает эпоха, — усмехнулся Женя. — Но многое. Например, 1905 год не мог не повлиять на психологию людей, как, допустим, полёты в космос и тебе придали уверенности в своих силах…
Елена Владимировна заметила: пока более эрудированные ученики спорили о Блоке, слабые просто отключились.
— Баранов, какова твоя точка зрения?
Костя, помолчав, помялся, потом вздохнул.
— Крылов в известной басне о цитрусовых…не о тебе упоминает? — вопросительно взглянув на смущённого Костика, артист Шатров внезапно чуть согнулся и, тихонько хрюкнув, опустился на стул. Смех захлестнул класс. /"А он стал злой, этот Игорь."/
— Чем объясняется столь мечтательный взгляд у тебя, Ремина?
— Воздыхателей считает! — попытался сострить огромный Гриша, но тоже был поднят вопросом учительницы.
— Ломников сейчас донесёт до нас музыкальность блоковского стиха.
Все заулыбались, знали: крупному Грише, ленивому и неуклюжему, явно медведь на ухо наступил.
— Как объяснить, — вновь сосредоточила Елена Владимировна внимание на серьёзных вещах, — почему Блок сумел создать "Двенадцать", фактически поднявшись над позицией своей среды?
И отвечая на вопросы, и рецензируя устные ответы, ребята работали увлечённо, вдумчиво. /"Молодцы. Но вот реферат Тепловой сложен, требует особого внимания. Проведём "защиту оценки". Каждый сам решит, что поставить Лизе за работу, и защитит свою точку зрения."/
Рецензируя план сочинения "Уж и есть, за что, Русь могучая, полюбить тебя, назвать матерью", опять столкнулись Шатров и Демчук. / "Хм, Игорь говорит, в первую очередь, для Лизы. А Женя — тот прям. Ему истина всего дороже."/
Когда Елена Владимировна начала освещать новый материал — это был анализ поэмы "Соловьиный сад" — она заметила, что какой-то юноша слушал её через узенькую щель в дверях. Прозвенел звонок, отзвучало нежнейшее "круженье и пенье", а высокая фигура за дверью не исчезала. /"Притяжение Блока."/
— Информация об одноклассниках.
/Письмо подруге./
"Здравствуй, изменница!
И зачем тебе надо было родиться в семье военного? Жила бы сейчас здесь, а то укатила
в свою дурацкую Прибалтику, посылай ей, видите ли, информацию об одноклассниках!
Да ладно уж, так и быть, расскажу тебе о нашей первой годовщине, раз обещала. Классу
— год! Это событие! Ты не представляешь, как здорово было! Правда, Милка схватила
трояк по физике, а Лизонька бегала к Моисеичу отказываться отвечать перед математикой, чтобы не влететь в "Шипучку". Но зато мы приготовили такой сюрприз мальчишкам — файно, как говорит Галя Ремина. Жаждешь подробностей? Так вот. Целую неделю мы торчали в физике у Вадима Сергеича, он эпидиаскоп дал, мы рисовали всякие лозунги, плакаты, эмблемы. Зато в торжественный день — у, потрясно было (узнаёшь своё любимое выражение?) Представляешь, заходишь в класс — всюду лозунги: "Вся власть бюро!", " Да здравствует революция на земле и на небеспх!", " Кто учится, тот не ест!", " Ура-а-а альтаирцам!" Это по всей комнате! Нет, ты только вообрази наш кабинет литературы в этих революционных призывах! Закачаешься! А каждый получил эмблему — солнышко. Помнишь, в прошлом году, как Елена пришла, вся школа ахнула от наших парадных форм и этих солнышек? Нынче ещё лучше получилось! Впереди, во всю дверцу шкафа (помнишь, с книгами) огромный цыплёнок, такой трогательный, такой милый, жёлтый-жёлтый. Многие подходили его погладить. А он же нарисованный! Это всё мы с девчонками. Только парни нас перещеголяли. Мы думали, они забыли про день рожденья класса, а — увы! — они лучше нас приготовились. Накануне смотрим — четверых нет, и всё Женькины дружки! Ну, думаем, фотографией у Борисика занимались, у них ванна большая и родители дежурят сутками, вот и проспали после бессонной ночки. А на другой день они являются с букетом живых цветов! Гиацинты! Мохнатые, ярко-фиолетовые, ой, какая прелесть! В класс вваливаются, а за ними — толпа. Вся школа сбежалась! Речь для девчонок приготовили и каждой отдельно по цветку вручили. Ты бы видела, как мы сияли. От неожиданности, разумеется.
А Елену как чествовали! Шатров играл на гитаре, парни пели шуточную серенаду "В честь лучшей из женщин и из педагогов". Сами сочинили! А мы все хлопали в такт! Ой, как она смутилась! Покраснела, на глазах чуть не слёзы, а цветы брала, руки дрожали, все видели.
В общем, было — в порядке! Такие все дружные стали, альтаирцев — неальтаирцев не чувствовалось. Гришаня по литературе на "четыре" отвечал, все глаза выставили. Елена вопрос за вопросом, он почти на все ответил, а как увидел отметку в журнале, говорит:
— Выспорил!
Все парни — хохотать! Такой скользкий моментик. Но Елена сделала вид, будто не расслышала. А потом выяснилось: Галка Ремина сказала, что по литературе ему ни за что "4" не поставят, хоть из кожи вылезай. Тот возмутился, и они поспорили на коробку шоколадных конфет, а все парни их разнимали. Галочка в этот день ходила зелёная от злости, но со всеми поддерживала хорошие отношения. Ради праздника. Елена, как узнала про спор, нисколько не рассердилась, улыбнулась и сказала:
— Видите, какая я положительная, помогла Грише конфеты заработать. А не он ли в походе собирался меня рогом заколоть?
Она так хитро на Гришаню посмотрела, что все грохнули, а он, бедный, чуть не заплакал. Это дубинушка — то! Ой, ты же в походе с нами не была, я тебе сейчас расскажу этот милый эпизодик.
Мы тогда по самой глухомани топали. Завалы кругом. Знаешь, такие огромные кучи из мёртвых деревьев. Они по шесть-семь метров, длинные, мы прямо через них перелезали, как муравьи через калоши. Устали зверски! Потом впереди редкий лес увидели, кинулись чуть не бегом. Вдруг по цепочке передают: "Стой! Женьку вперёд!" А он последний шёл. Когда прибежал, Елена уже без сознания лежала. Ох, мы и струхнули! А всё из-за Гриши. Парни в тайге лосиные рога отыскали, Елене подарили. Один рог она сама несла. Они тяжёлые. На рюк сзади привязала и идёт. Да с завала слезала, в какую-то нору ногой угодила, зазевалась. Гриша сзади шёл, она ему: "Помоги". А он, дубинушка, потянул за рюкзак вверх, она охнула и совсем свалилась. Он сильней потянул, она побелела и сознание потеряла. Это рог острым концом ей в затылок воткнулся. Гришка как заорёт, Женьку по цепочке вызвали. Он только подбежал, рюк скинул и Грине: "Нож!" Ну, перерезали верёвки, что рог держали, Елене лучше стало.
Потом Лиза спрашивает: "А что мы с Ломниковым сделаем?"
Все как сговорились:
— Гнать его надо! Человека чуть не убил! Ещё огребём из-за такого! Нечего его в отряде держать! Зачем только в поход взяли!
Вот такая была история. Гришаня тогда кучу нарядов получил, весь поход после обеда ведёрки драил. Елена на штабе упросила его не выгонять. После этого он какой-то задумчивый стал. На Елену смотрит, как на загадку. Один раз, я слышала, они у речки разговаривали, я за водой ходила. Он говорит:
— Вы лучше матери всем нам, это точно. Только таких взрослых больше нет, вот в чём беда.
Как ты думаешь, он прав? Таких больше нет? Как плохо тогда жить. Только я в это не верю. Не может так быть! С Борисиком я, в самом деле, подружилась. Тут оказалась права ты. Только он совсем другой стал, никакой не "Цыган", нечего придумывать. Знаешь, как учиться взялся? Игорь мне по секрету сказал, Борисик весь август школьную программу повторял. Он в техникум строительный собирается. А институт, говорит, я потом на вечернем кончу, надо сейчас матери помогать. У них семья большая.
