Анатолий Черноусов - Экипажи готовить надо
Час спустя мореплаватели бодро вышагивали по дороге к лагерю, спешили промаршировать перед завистливыми взглядами всей дружины, спешили в палату, по которой успели соскучиться, торопились на ужин с котлетками, по которым, ой-ой, как соскучились. Подмоченный Ленькин барабан глухо отбивал ритм, отряд дружно пел:
И жить еще надеждеДо той поры, покаАтланты небо держатНа каменных руках…
Встреча с лагерем получилась, однако, совсем не торжественной. На главных воротах стояла все та же требовательная стража, да еще Ирина с понурым видом.
— Представляешь, не успела я рта раскрыть, как Филимонова прорвало. И понес, и понес! Юра обозвал его дураком, Вася — в ярость. Я говорит, потолкую еще с тобой, Юрий Павлович! И с вами, Ирина Дмитриевна, тоже! Ну, я согласилась потолковать и напомнила, что-де третий отряд идет к лагерю, надо организовать встречу… А он: чтоб, говорит, никакого шума не поднимать! Пусть тихо войдут через лесные ворота и не баламутят мне лагерь! Я махнула рукой и — сюда. В общем-то, этого и надо было ожидать, только…
— Да мы и не строили особых иллюзий…
— Что делать будем? — спросила Ирина.
— Значит, пусть не баламутят мне лагерь? — думая о своем, переспросил Иван. — Боится, значит? Что ж, и это уже неплохо… Ладно, сделаем как он хочет. Даже больше! Мы и через северные ворота не пойдем…
Обернувшись к отряду, громко сказал:
— Вот что, ребята, через главные ворота нас не пускают, до северных далеко, мы уж где-нибудь поближе ход найдем. Пошли!
Цепляясь рюкзаками за края мощных горбылей в заборе, «мятежный третий» просочился на территорию родного лагеря через тайный лаз в дальнем углу за складом.
Глава 35
А в это время между начальником лагеря и старшим вожатым шел далеко не любезный обмен мнениями.
— Обману-ул! — с негодованием говорил Василий Васильевич, шагая, руки за спину, по пионерской комнате, где столы буквой Т, стулья вдоль стен, а на треугольном столике в углу барабаны, вымпелы, грамоты, журналы. — Зуб лечить!.. Это, знаешь, последнюю совесть надо потерять! Бросил лагерь, понимаешь… А тут крутись: мало того, что хозяйственные заботы, так еще бегай по лагерю, организуй, делай за тебя твою работу! Дошло до того, что песни распевать пришлось! С детками, понимаешь, под баян — на кой мне это?..
Здесь Юрий Павлович рассмеялся:
— Представляю, Васильевич, как мило это выглядело…
— Не скалься! — вконец рассвирепел начальник лагеря и остановился напротив старшего. — Он еще скалится, паршивец!
Юрий Павлович даже вздрогнул словно от пощечины: еще никто в жизни не разговаривал с ним так. Он весь напрягся и привстал со стула. Глядя начальнику прямо в глаза, заговорил каким-то не своим, подрагивающим голосом:
— Ну-ну, прошу не хамить. Полегче на поворотах-то…
Мохнатые брови Князева полезли на лоб.
— …Да, я обманул тебя, да, да. Но черт меня подери, если от этого пострадало дело! И умный человек на твоем месте не стал бы поднимать хай, спасибо бы мне сказал. А ты раскричался… Так вот, предупреждаю, Князев, что орать на меня, обзывать меня не позволю, я тебе не Эдя…
Князев отвел глаза в сторону и отошел к столику, что стоял в углу.
— …И прошу запомнить… никаких дел, кроме как по работе, я с тобой больше не имею.
Князев молчал.
— И третье… Все, что наканючил тебе про Кувшинникова ходячий желудок Филимонов, чушь. Я знаю, зачем ты его послал вслед за третьим отрядом… Так вот — не выйдет! У меня ведь все заснято на кинопленку, а кинодокументы — это неопровержимо, это факты. И если смонтирую фильм, думаю, что им заинтересуется педагогическая общественность…
И опять Князев удивленно уставился на старшего, будто видел его впервые.
— …Потому что многое у Кувшинникова интересно, ново и заслуживает всяческой поддержки. И тебе советую: все, что он предложит, обдумай. Если дело стоящее, ты обязан содействовать, а не вставлять палки в колеса. И заруби себе на носу: с завтрашнего дня ты прекращаешь всяческую возню против Кувшинникова. Иначе мы с ним поедем в город и расскажем: Князев консерватор, перестраховщик, хам, вельможа, и его давно надо заменить…
Шея и лицо Василия Васильевича побагровели, но он и тут не проронил ни слова.
Умолк и Юрий Павлович. Тело его расслабилось, он опустился на стул и подумал, что, пожалуй, переборщил. Стал вон даже угрожать. Взбесил Васю до предела, забыл, что эта сволочь на все способна… И в следующую минуту он уже готов был как-то смягчить сказанное, мол, ты погорячился, я погорячился…
Но весь вид Князева как бы говорил: ты для меня больше не существуешь. Я здесь один. Здесь никого нет, кроме меня.
Юрий Павлович поднялся со стула, пожал плечами и вышел.
Глава 36
Первый послепоходный день отдыхали, штопали одежду, мылись в бане, лечили болячки. По лагерю моряки ходили вперевалочку и нехотя позволяли упросить себя рассказать кое-что из «заграничного». Рассказы эти со скоростью цепной реакции распространялись по всем двенадцати отрядам наряду со слухами, что никаких таких походов больше не будет. И в лагере, где за время отсутствия «мятежного третьего» были водворены старые добрые порядки, стала назревать новая, более мощная буза.
Лагерь уже не хотел жить по-старому.
Первый, самый взрослый, отряд грозился объявить голодовку, в отряде бабы-яги пионеры раздобыли где-то щенка и давай учить его плясать шейк. Учили по всем правилам, вырабатывали условный рефлекс. Закончилось же обучение тем, что бедняга стал бегать вокруг палаты, непрерывно воя и скуля. А ловить его никто не решался, вдруг бешеный…
Толпы пионеров слонялись по лагерю, атаковали начальника лагеря, старшего вожатого, физрука, жаловались на скуку.
Вечером после отбоя в беседке у Ирины собрались вожатые четырех отрядов, чтобы окончательно договориться насчет предстоящего соревнования по ночному ориентированию. Уточняли маршрут, чертили, клеили, стол был завален картами, схемами, карандашами, конвертами, кусками красной материи.
Таня Рублева за руку притащила в беседку предводителя «мальчиков-безобразников» Женю Петухова.
— Знакомьтесь, — представила она Женю собравшимся. — Евгений Петрович.
— О! — воскликнула Зоенька. — Имели честь…
Все рассмеялись, а Женя, чтобы не смутиться, независимо хмыкнул и втиснул длинные руки в накладные кармашки на своих клешах, пояс которых был настолько широк, что доходил почти до подмышек.
— Евгений Петрович решил покончить с ночными похождениями, — разъяснила Таня, усадив Петухова рядом с собой. — Он начнет новую жизнь… Пока вас тут не было, мы с ним провели две основательные совместные тренировки.
— Ага, значит, карту твои знают? — спросил Иван.
— Да вроде знают, — стараясь говорить солидно, ответил Петухов.
— Ночью не заблудятся, скажем, в этом районе? — Иван ткнул карандашом в развернутую на столе карту окрестностей лагеря.
— Ночью?.. — оробел Женя.
— Все-таки страшно, — вздохнула Зоенька. — Как представлю себе: ночь, лес, тьма, и мне сидеть на контрольном пункте…
— Ничего страшного! — возразила Таня Рублева. — По двое же будем.
И еще раз все вместе принялись уточнять, где проляжет трасса, где будут находиться контрольные пункты и судьи, где старт, где финиш, какое дать контрольное время, что делать, если группа заплутает…
Неожиданно в беседке появился старший вожатый.
— Что замолчали-то? — спросил он.
— Садись, гостем будешь, — Иван подвинулся на скамейке, освобождая место.
— Новая авантюра? — старший кивнул на карту и подсел к столу.
Ввели его в курс дела и ждали, что скажет.
— Что ж, очень интересно. Давайте рискнем, — задумчиво произнес Юрий Павлович.
— А Вася? — спросила Ирина.
— Что Вася? — поморщился старший.
— Меня что-то насчет похода не вызывает, — полувопросительно сказал Иван и посмотрел на Юрия Павловича.
— И не вызовет. Чего ж вызывать-то? Все обошлось без чепе…
— Да, случись что, были бы мы у него вот здесь, — Иван сжал кулак.
— А теперь сам Вася у нас в руках, — Таня шутливо тряхнула сжатыми кулачками.
— Любопытно, в чьих руках Юрий Павлович? — повела бровью Зоенька.
— Я? Ну, разумеется, в руках у молодых и интересных женщин!
— Гордимся, Зоенька! — и Таня Рублева подперла пальцем свой острый большеватый нос.
Все рассмеялись, все почувствовали себя свободно, всем стало хорошо. Оттого что вместе, оттого что — понимание, да просто оттого, что хочется, как выразилась Таня, побалдеть.
— Представляете, — рассказывала Зоенька, часто-часто моргая светлыми ресницами, — Иры нет, я одна с отрядом, и потерялся у меня Сеня Курочкин. Ну, сбилась с ног! Надо на обед идти — нету. Все говорят: только что тут был… Ну, что такое? Давай кричать, звать, искать. Раз десять обежала вокруг палаты — нет. И уж прямо в отчаянии, не зная, что делать, заглянула в бочку… вон она стоит, пожарная бочка. Глянула, а он сидит — одна голова над водой, и глазенками на меня хлуп-хлуп! Такие голубенькие глазеночки! Ты, — говорю, — что тут делаешь? А он: «Да жарко же, Зоя Прокопьевна…» А ты, — говорю, — слышал, что я тебя зову? А он: «Да слышал… Но решил: как вы еще один круг сделаете — тогда отзовусь»…
