Владимир Дягилев - Весенний снег
"Ведь здесь не деревня, не наши Выселки, где к каждому зайди в любое время, и он рад будет, - здесь все по-другому.. ."
Самой Вере Михайловне хотелось этой встречи. Она ждала и боялась ее. Это была хоть какая-то надежда разыскать родственников.
"Но хотят ли того же другие, вот эта Зацепина Зинаида Ильинична? Та ли это, кого я ищу?"
Встреча с Владимиром Васильевичем все решила.
Вера Михайловна увидела в ней доброе предзнаменование. Сомнения исчезли.
"Все обойдется, - внушала она себе.-Я не одна тут.
Да и Зинаида Ильинична человек же, В крайнем случае извинюсь и не стану задерживать. Я только спрошу и все. Спрошу и все",-повторяла она себе.
Дорогу Вера Михайловна уже знала. Время было дневное. Она быстро отыскала нужный дом. Вошла в подъезд. Остановилась у двери, на которой висели таблички с фамилиями, и нажала звонок 3. И. Зацепиной.
Дверь распахнул лохматый высокий парень и оглядел Веру Михайловну пустыми глазами. Он что-то жевал и молчал. И хотя парень годился в ученики Вере Михайловне, его нагловатый вид смутил ее, она спросила поспешно:
- Можно Зинаиду Ильиничну?
Парень, не переставая жевать, ткнул пальцем во вторую дверь от входа, повернулся и пошел, покачивая бедрами, как кокетливая девица.
Вера Михайловна подошла к указанной двери, осторожно вздохнула и постучала.
- Сейчас, сейчас, - послышался грубый голос, и через несколько секунд в дверях показалась немолодая женщина с бигудями на голове.
Вере Михайловне бросилось в глаза ее худое лицо с тяжелой челюстью и с добрыми, будто от другого лица, мягкими карими глазами.
- Вы Зацепина? - с ходу спросила Вера Михайловна.
- Ну, - подтвердила Зинаида Ильинична.
- И я Зацепина.
Зинаида Ильинична отступила в сторонку, пропуская Веру Михайловну в комнату.
- Меня еще маленькой... своих ищу... эвакуирована в сорок втором, выпалила Вера Михайловна и осеклась, сама удивляясь тому, как она коряво и неудачно это проговорила.
Но Зинаида Ильинична, как видно, не заметила этой корявости, а напротив, как-то сразу чутко восприняла ее слова, пододвинула Вере Михайловне стул, сама села напротив.
- Так я говорю, - уже более сдержанно продолжала Вера Михайловна, - как в сорок втором меня отсюда эвакуировали, так я и потеряла связь... О маме написали: "Умерла от голода, похоронена на Пискаревском".
Она заметила, что у хозяйки заслезился один глаз.
Это было странно. Правый смотрел нормально, а левый слезился.
Зинаида Ильинична поспешно встала, взяла с тумбочки папиросы, спички, пепельницу.
- Курите?
- Нет, спасибо, - отказалась Вера Михайловна.
Зинаида Ильинична затянулась, выпустила в сторону дым и спросила:
- Вы не Антонины Ивановны дочка?
- Нет. Маму звали Маргарита Васильевна. Я Зацепина по отцу.
- По отцу? - переспросила Зинаида Ильинична.
Она напряженно думала.
- Может, Захара Ильича? - осторожно спросила Зинаида Ильинична.
- Нет, - полушепотом, так же осторожно ответила Вера Михайловна. Моего папу звали Михаилом. Михаил Петрович.
- Михаил Петрович, - повторила Зинаида Ильинична, щуря слезившийся глаз. - Да что же это я?! - спохватилась она. - Раздевайтесь. Чай пить будем.
Она настояла, чтобы Вера Михайловна разделась, усадила ее к столу, сунула в руки свежую газету и выбежала на кухню. Вера Михайловна читать не стала, принялась разглядывать комнату. В ней было много вещей, и потому она казалась тесноватой. Чуть ли не треть ее занимала широкая кровать с подушками с двух сторон, а посредине-кукла на маленькой подушечке. Кукла была приодета, причесана, но, судя по всему, дети здесь не жили. Жила одна хозяйка. Еще бросилось в глаза обилие цветов. Они стояли у стен и на окнах в глиняных, обернутых цветной бумагой горшочках. А на самом видном месте висел портрет ребенка, написанный плохо, и было неясно, кто изображен на нем, мальчик или де- вочка.
Зато другое для Веры Михайловны уже стало ясно:
она была убеждена, что Зацепина-то Зацепина, да не та. Но это требовалось выяснить окончательно, да и уходить сейчас было неловко, тем более что хозяйка принимает ее душевно, вот бегает, накрывает на стол. Высокая, некрасивая, в бигудях, она выглядела нескладно, и в этой нескладности и суетливости было что-то трогательное. Вера Михайловна даже спросила:
- Может, помочь?
- Что вы, я мигом.
Она расставила чашки, вазу с фруктами, вазочки с печеньями и вареньями,*внесла большой чайник и окинула стол внимательным взглядом.
- Извините, выпить нечего.
- Это и ни к чему. И так все отлично, - одобрила Вера Михайловна и сама удивилась своим словам:
"Я как на уроке. Высший балл ставлю".
Некоторое время они молчали, старательно пили чаи, не решаясь продолжить начатый при встрече разговор.
- Значит, однофамилица? - наконец проговорила Зинаида Ильинична.
- Выходит, так, - согласилась Вера Михайловна.
- Все равно приятно, - мягким голосом произнесла Зинаида Ильинична.
- И мне тоже.
- А вы вареньица, земляничного, клюквенного, сливового?
- Я уже. Спасибо, спасибо.
Зинаида Ильинична улыбнулась, показывая крупные пожелтевшие от курения зубы.
- А сюда приехали в отпуск или по делу?
- Да сын у меня... Больной он...
- Да что же это такое на нас, на Зацепиных! - воскликнула Зинаида Ильинична, и голос у нее дрогнул, и второй глаз заслезился.
Она поспешно ладошкой, как ребенок, утерла слезы, торопливо закурила и, справившись с волнением, объяснила:
- Мой Ванечка, - она указала на тусклый порт.
рет.-Так же, как и вы... Через Ладогу отправились, и... концов нет...
- Искать надо, - посочувствовала Вера Михайловна.
- Искала. До сих пор ищу.
- Может, фамилия другая? Может, усыновили?
Зинаида Ильинична рывком притушила папиросу.
- А вот об этом... И то верно... Благодарю вас.
Еще немного посидели, и Вера Михайловна стала прощаться.
- Сереженька-то ждет. Сегодня воскресенье, впускают пораньше.
- Да, да, - согласилась Зинаида Ильинична. - Чего бы ему?..
Зинаида Ильинична взяла с туалетного столика мохч натую собачонку^ протянула Вере Михайловне,
- Ну что вы...
- Нет, нет. Не обижайте.
Попрощались тепло, даже обнялись.
- Заходите. Всегда рада буду.
Уже на лестнице Зинаида Ильинична крикнула:
- Адрес! Свой адрес скажите!
Вера Михайловна назвала адрес Федора Кузьмича, помахала Зинаиде Ильиничне рукой и ушла с хорошим чувством на душе, будто и в самом деле у родственников побывала.
Еще издали Вера Михайловна увидела большие глаза сына. Он сидел в конце коридорчика, в игрушечном уголке, чуть в сторонке от других детей, но не играл, а то и дело посматривал на дверь, ожидал ее. Он даже не обрадовался подарку Зинаиды Ильиничны - пушистой собачке, а тотчас, как только Вера Михайловна поцело~ вала его, обхватил ее за шею и зашептал в самое ухо:
- Мам, а меня профессор смотрел. Одного меня только.
Он был переполнен этой новостью, как будто сознавал и понимал ее значение.
- Так это ж хорошо, Сереженька, хорошо,-успокоила Вера Михайловна и увлекла его подальше от детишек, в их уголок среди цветов, за телевизором.
Она и сама почувствовала, как у нее задрожало сердце от этой новости.
- Ну-ка, ну-ка, расскажи. Когда он тебя смотрел?
- Да утром же. У себя в кабинете, - с гордостью добавил Сережа. Посмотрел и конфетку дал. Во, - и он достал из кармашка конфету "Белочка".
- Ешь, ешь,-она прижала его к себе, ощущая, как дробно стучит его сердечко.
Сережа занялся конфетой, потом дареной собачкой, а Вера Михайловна все думала, что бы мог означать этот внезапный осмотр профессора, В конце концов она решила, что он мог означать только одно: близость операции.
- Мам, - спросил Сережа, - а меня тоже будут замораживать? А это вовсе и не холодно. Вася рассказывал.
Она поразилась.его понятливости, точнее, его пониманию того, что предстоит. Вообще, все эти долгие месяцы, с тех пор как была обнаружена его болезнь, она удивлялась его стойкости, терпению и мужеству, - он ведь никогда не сробел, не заплакал, не напугался. Он ведь что-то ощущал и чувствовал, хотя бы боль, хотя бы необычность обстановки, но никогда не возражал, не противился, а шел, делал, терпел, потому что понимал, что все это необходимо. Вот и сейчас понимает. Все, все понимает.
"Милый ты мой глупыш. Мужчина ты мой, - мысленно обращалась Вера Михайловна к сыну. - Ты и не представляешь, что тебя ожидает. Замораживают не просто так, а для того, чтобы сердце резать... Но, может, и повезет. Может, и обойдется. Одна надежда.
Другой у нас нет, сыночек..."
Ее охватило такое волнение, что она не смогла больше сидеть, отвела Сережу к ребятишкам и направилась к сестре. Но та сказала:
- Это Клава водила. А она уже сменилась.
