Сергей Малашкин - Луна с правой стороны

Я быстро вытянулся и говорю:

— Простите, ваше превосходительство (я был старым солдатом царской армии и по привычке несколько раз сказал «ваше превосходительство»). Не дайте умереть позорной смертью.

Начальник дивизии впился в меня зелёными глазами, и я видел, как у него на лице прыгали синие жилки. Так смотрел он несколько минут на меня. Я почувствовал, как от его взгляда леденело моё тело.

— Мерзавец! — проскрипел зубами он. — Вы ещё не знаете, у кого служите и кому. — И, вытянувшись из седла, дал мне пощёчину. И тут же, повернув лошадь, галопом поскакал к городу, крикнув на скаку командирам: — Вольно!

Сколько я простоял, не помню. Я всё время смотрел мутными глазами на начальника дивизии, который, как мне представлялось, уезжая от меня, путался в красных кругах. Я только впоследствии узнал, что эти круги были у меня в глазах. Я только тогда опомнился, когда меня тронул за плечо командир роты.

— Поздравляю, товарищ.

Я посмотрел на командира и пожал его руку:

— Спасибо, товарищ командир.

Поздравляли меня и красноармейцы:

— Благодаря тебе, дальше первой роты не пошло.

Через несколько часов был дан приказ принять боевое положение и приготовиться к наступлению. К нашей дивизии подошли новые части. В ночь мы двинулись в поход. Начальник дивизии со своим штабом ехал в первой колоне. Наутро мы встретились с белыми. Белые совершенно не ожидали, чтобы мы, бежавшие в страшной панике, двинулись в наступление. Завязался бой. Белые напирали. Мы их подпустили почти вплотную и, как обильную жатву, резали пулемётами и залпами винтовок. Начальник дивизии каким-то чудом, словно из земли, вырос впереди нашей роты с винтовкой вместо шашки и, повернувшись к нам лицом, громовым голосом закричал:

— Товарищи, вперёд!

Белые тоже пошли на «ура». Пока мы всколыхнулись, начальник дивизии был уже на несколько шагов впереди нас, и мы видели, как к нему навстречу бежало больше десятка казаков. Я первый вылетел из окопов и очутился впереди командира, а за мной и остальные. Мы с трудом оттеснили начальника дивизии назад, окружили его и бросились на казаков. Завязался штыковой бой…

Евгений снова провел платком по лицу, расплылся в улыбку.

— Вот после этого боя и началось моё близкое знакомство с начальником дивизии, с товарищем Андреем Завулоновым. Я был взят в его штаб, в котором состоял до последнего времени. Сколько было славных дней! Сколько было незабываемых подвигов! Нужно правду сказать, что дивизия Андрея Завулонова делала чудеса на фронте. Перед ней трепетали самые лучшие, отборные офицерские части. Дивизия Андрея Завулонова сдерживала бешеный напор Деникина, но, несмотря на стойкость, она отступала. Организованные войска Деникина катились к центру России. Советская власть вынуждена была переорганизовать Красную армию и двинуть её навстречу белым, что и были сделано. Приехал новый главком, перестроил всё заново. Дивизия Андрея Завулонова была прикреплена к одной армии, Андрей Завулонов был отозван из дивизии и послан в город, близкий к фронту, комиссаром по борьбе с дезертирством. Как сейчас помню, тут же, после назначения, Андрей Завулонов явился к нам в штаб и сообщил о новом назначении. Мы, все тринадцать человек, очень забеспокоились и стали просить его, чтобы он нас взял к себе.

— Я уже это сделал, товарищи.

Радости не было конца. На другой день мы выехали в город. Ехали недолго, и в дороге ничего примечательного не было. В город мы въехали тоже совершенно незаметно. Власти в этом городе никакой не было: она только ещё начинала гуртоваться вокруг дома известного сахарозаводчика. Что было делать? Где было приклонить буйные головушки? В поисках прокружили мы целый день и, не найдя ничего определённого, решили огуртовать на окраине города дом известного купца Тараканова себе под комиссариат. Решено — сделано. Дом огуртовали, купца, в одном сюртуке, — на вылет. К этому моменту и власть огуртовалась в доме сахарозаводчика и взяла бразды правления. Тут и началась работа, а работы, нужно сказать был непочатый край: весь город кишел дезертирами и всевозможными бандами. Я был назначен начальником канцелярии, а он, Андрей Завулонов, пошёл работать по городу и по его окрестностям.

Евгений налил пива себе, Иванову и Павлу, посмотрел на них, показал глазами на стаканы: — Выпьем! — Стукнулись. На них глядя, выпили и соседи.

— Дайте ещё по штучке, — заказал Иванов.

— Так вот, — сказал Евгений, — на этом моё личное вступление об Андрее Завулонове кончилось, и рассказывать лично от себя о нём не могу, так как я был тогда, как принято выражаться, канцелярской крысой. А перейду непосредственно к его рассказу. Итак, начинаю.

И Евгений, раньше, чем приступить к рассказу, выпил ещё стакан пива.

Выпили и слушатели.

— Простите. Раньше, чем приступить к пересказу истории Андрея Завулонова, я опять должен сказать несколько слов от себя. Во-первых, Андрей Завулонов человек был неразговорчивый, хмурый, или как принято говорить о таких людях, замкнутый. Во-вторых, он любил сумерки, во время которых, не зажигая огня и откинув голову на спинку мягкого кресла, подолгу засиживался и неподвижно синими глазами смотрел в какую-нибудь одну точку, — так почти всегда. Правда, бывали редкие случаи, когда Андрей Завулонов сидел в кресле, похлёстывал себя по ногам тонким хлыстиком. Такие случаи в его жизни были очень редки. За всё время нашей совместной службы я видел его только один раз с хлыстом. На этот раз Андрей Завулонов сидел в своем кабинете, сумерничал. Мы тоже сидели в его кабинете, перекидывались редким фразами, рассказывали анекдоты из борьбы с дезертирством. Помощник Андрея Завулонова рассказал, как он в деревне поймал одного дезертира.

— Входим, — говорит помощник, — в одну избу, спрашиваем: «Хозяин дома?» — Никого. Тишина. Только сверчок откликнулся нам из-за печки. Начинаем осматривать избу, зашли в чуланчик, смотрим — что-то возится в темноте. Мы зажгли зажигалку (зажигалки играли большую роль в нашей работе), смотрим: на постели потягивается баба, молодая, здоровая.

— Вам кого, — говорит, — товарищи?

— Где ваш муж? — спрашивает помощник.

— Не могу знать, — отвечает баба и, отставив заднюю часть тела, важно почёсывает пониже спины.

Нас было двое: остальные были на другом конце деревни. Мы переглянулись. Что-то подозрительное скрывалось в бабе: уж больно спокойна, и жох показалась нам баба.

— Ну-ка, вставай! — крикнул помощник. — Зажигай огонь.

Баба нехотя встала, засветила огонь. В избе ничего подозрительного, только сверчок из-за печки распевает свою песенку.

— Ну, тётка, говори, где спрятан муж?

— Ну, что вы, касатики!.. — завопила баба. — Почём же мне знать-то, где он бывает. Я его, чай, второй годик не вижу… Хоть бы глазком одним сама на него взглянула…

— Неужели в два года так и ни разу не взглянула?..

— Вот те господь, ни разу… — и баба широко взмахнула рукой, перекрестилась.

— Так и живёшь одна без мужа? — переговаривался помощник.

— Что ж поделаешь, так и живу без мужа.

Товарищ помощника сел на сундук, накрытый попоной, и стал закуривать. Баба забеспокоилась.

— Если не верите, можно в сенях посмотреть, на потолке и в закутах.

— Ну, как не верим, тётенька, верим, — засмеялся товарищ помощника. — А ты нам не откроешь сундучок-то?

Видим, от такой неожиданности баба опустила руки, спрятала глаза, а наше желание относительно сундука пропустила мимо ушей.

— И верно, — сказал помощник, — ну-ка, тётенька, открой нам его.

Баба заметалась по комнате, пошарила по печуркам, по полочкам.

— Ну, скоро? — спросил он же.

— Ключ увезла с собой маменька в другую деревню: она уехала в гости к дочери.

— Так у тебя, тётенька, нет ключа? — спросил товарищ помощника.

— Нет, никак нет, — ответила баба.

— Ну, хорошо, — сказал помощник. — Не надо, я и так проверю, — и стал целиться из маузера в середину сундука.

— Раз, два… рраа… — не успел он крикнуть три, как баба взревёт и с ревом на сундук.

— На-те вам ключ…

Открыли сундук, а там оказался крепкий детина. Сколько было смеху. До слёз хохотали. Ну, и баба. А какое у ней было спокойствие, когда мы вошли в избу. Как она потягивалась…

Андрей Завулонов улыбнулся, посмотрел на своего помощника и сказал:

— Это что, а вот я вам расскажу случай-то, так случай. Мы все с большим удовольствием:

— Просим. Просим, товарищ комиссар.

— Прикажете зажечь электричество? — спросил я и бросился к выключателю.

— Нет, нет, — возразил комиссар, — в сумерках лучше.

И стал рассказывать.

Вот что он нам тогда рассказал.

— Вы знаете, товарищи, что я уже второй раз служу комиссаром по борьбе с дезертирством в этом же самом районе. Я работал тогда в небольшом уездном городишке. Городишко был грязный, отвратительный, — вообще, как все города России.