Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный
Но Нюра и не думала смеяться.
– Очень даже просто! – ободрила она подругу. – Мировые чемпионы такие же люди, как и мы с тобой. Попадаются среди них и курносые!
Нюра отступила на шаг и с удивлением посмотрела на Дашу, будто та уже стала чемпионом.
– Не думай, что я за славой гонюсь, – продолжала Даша. – Я так считаю: если у человека есть талант – он просто не имеет права зарывать его в землю. Как ни трудно, а должен его проявить. Просто обязан!.. Вот только есть ли он у меня?
– А ты потренируйся – и узнаешь, – посоветовала Нюра, прищурила глаза и залпом выпалила: – Телеграмма из-за границы: «Известная советская спортсменка Дарья Поликарповна Векшина, стахановка-сортировщица Белоборской запани, толкнула ядро дальше всех участниц олимпиады и установила новый мировой рекорд. В беседе с нашим корреспондентом Дарья Поликарповна заявила…»
– Да ну тебя! – отмахнулась Даша, но смеющиеся глаза ее сказали, что ей приятны Нюрины слова.
Колхозные футболисты сами пожелали играть со сплавщиками и стали приходить по два-три раза в неделю. Выигрывать у них с каждым разом становилось все труднее и труднее.
– Побьем мы еще лесозаводцев или нет, а колхозников научим играть! – ворчал радист.
Однажды ворошиловцы явились на стадион раньше обычного.
Михаил, производивший в тот день угломерную съемку невдалеке от стадиона, заметил, как от группы, сгрудившейся у ворот, отделилось двое. Техник направил трубу теодолита на заинтересовавшую его пару. В кружке объектива, перевернутые вниз головой, заколыхались фигуры капитана и вратаря ворошиловцев. Капитан шагал широко и ровно; на углу футбольного поля он остановился и записал что-то в блокнот.
Михаил вспомнил, как они с Чуркиным мерили ночью лесозаводской стадион, и понял, что присутствует при зарождении стадиона в колхозе имени Ворошилова.
4
Август перевалил на вторую половину. Кончались пригожие дни скупого северного лета. Березы и осины уже расцветились первыми желтыми листьями. На реке убирали наплавные сооружения, чистили берега от обсохших за лето бревен. Освобожденная от древесины река выглядела сиротливо, вода заметно густела и наливалась свинцовой темнотой.
Федор Николаевич составлял список рабочих на премирование. Список получался длинный, бухгалтер требовал сокращения, и начальник запани ходил злой: не знал, кого вычеркнуть.
Лесозаводцев решили вызвать в последнее воскресенье августа.
В субботу вечером, накануне матча, Нюра уезжала в город на курсы мастеров. Михаил провожал ее на пристань.
– Не придется посмотреть, как завтра вас лесозаводцы уму-разуму учить будут! – пожалела Нюра.
– Я тебе в письме всю игру опишу, – пообещал Михаил и тихо спросил: – А ты будешь мне письма писать?
– Нашел корреспондента! – удивилась Нюра. – Я с письмами не в ладу живу: орфография заедает!..
«Вот всегда она такая! – досадливо подумал Михаил. – Разве можно с ней о чем-нибудь серьезном поговорить?»
Яркий лист сорвался с ближней осины, забарахтался над их головами, точно выбирал место, куда лучше упасть. Нюра поймала лист, откусила от него кусочек:
– Горький!.. Ладно, буду писать, раз уж такой любитель чтения нашелся… – Михаил вскинул на нее повеселевшие глаза, и Нюра поспешно добавила: – Доплатные буду писать. Каждый день по три доплатных. Зарплаты не хватит письма выкупать, пó миру пущу!..
Михаил счастливо улыбнулся.
Потом они стояли на нижней палубе парохода, у сходен, говорили случайные, ненужные слова, ждали последнего гудка. Нюра хмурилась, кусала губы, словно жалела уже, что пообещала писать письма.
– В городе тебе весело будет! – сказал Михаил. – Театры, магазины…
– Музеи упустил, – подсказала Нюра. – Я тебя там в три счета забуду!
– А ты разве помнишь?
– Почему мы вечно ругаемся? – с неожиданной болью в голосе спросила Нюра и сейчас же прижала ладони к ушам: оглушительно загудел гудок парохода – басовитый, равнодушный.
Матросы кинулись убирать сходни: дисциплинированные были, старались изо всех сил, не могли подождать минуту.
Михаил прыгнул с палубы на дебаркадер. Шлепая плицами, пароход тяжело разворачивался по течению, уносил Нюру. Она поднялась на верхнюю палубу, всего лишь один разок взмахнула платочком, что-то крикнула. Михаилу послышалось:
– …Доплатные-е!..
Прямо с пристани Михаил прошел на стадион. В сумерках стадион лежал притихший, настороженный, словно и он понимал всю серьезность и ответственность предстоящего матча. Четко белели центральный круг и границы штрафных площадок: завхоз не пожалел известки.
Михаил заметил какую-то одинокую фигуру на дальнем конце стадиона, подошел ближе и узнал Дашу Векшину. Она толкала ядро и так увлеклась своим занятием, что не замечала ничего вокруг.
Даша бросала ядро, втыкала в землю прутик и снова бросала. Михаил вспомнил, что он давно уже видел на стадионе рассыпанные прутики, и понял, что Даша упражняется не первый вечер. «Стыдится днем тренироваться… Вот чудачка!» – подумал он и потихоньку ушел со стадиона, чтобы не мешать Даше завоевывать мировой рекорд.
Михаил заглянул в клуб, прогнал всех футболистов спать. Потом побывал в диспетчерской, поинтересовался барометром. Прибор обещал на завтра хорошую погоду.
В общежитии холостяков правый и левый край играли в шашки. Левый край одолевал. Чуркин спал, выпростав из-под одеяла напряженно застывшие кисти рук. Руки вратаря лежали на груди, ладонями внутрь, раздвинутые точно на ширину мяча, готовые хоть сейчас отразить любой удар по воротам.
Успокоенный за исход завтрашнего матча, Михаил вышел из общежития и на крыльце конторы увидел грузную фигуру начальника запани.
– Новость знаешь? – мрачно спросил Федор Николаевич. – Директор лесозавода половину своих футболистов отправил до октябрьских праздников на отстающий завод за двести километров отсюда… Это он нарочно, чтобы мы не отыгрались! – убежденно заключил Федор Николаевич.
– Зря тренировались, стадион строили! – плачущим голосом воскликнул радист, выходя из конторы. – Оставаться нам теперь битыми до весны. Ведь говорил же: давайте раньше вызовем. Нет, тянули-тянули, вот и дождались!
Сколько Михаил помнил, он ни разу не слышал, чтобы радист предлагал перенести матч на ближний срок.
– Насчет стадиона ты… того, – примирительно сказал Федор Николаевич. – А битыми нам ходить всю зиму – это верно.
И начальник запани плюнул с крыльца в сторону далекой трубы лесозавода, густо дымившей в вечернем небе.
– Ничего, – успокоил собеседников Михаил. – В январе мы их на лыжном кроссе обставим. А лето еще придет!..
Командировка
1
Как Решетников и ожидал, прибивать новую вывеску вызвался вездесущий Гвоздев. Рискуя свалиться, маленький, по-кошачьи гибкий Гвоздев стоял, запрокинувшись, на самой верхней ступеньке садовой лестницы и самозабвенно колотил молотком. У подножия лестницы толпились трактористы и работники конторы, радуясь, что их МТС наконец-то получает достойное внешнее оформление и ни в чем
