Леонид Кокоулин - Человек из-за Полярного круга
— Вот собака, — восхищался Прокопий. — И я так могу. — Он втыкал в илистый берег удилище и падал в траву. Часами Прокопий мог лежать в траве, наблюдать, как невесомо падает роса или как на паутинке, словно полосатая дыня на веревке, качается паучок. А вдали, в сизой мгле по самые макушки, горы — и глаз не оторвать, пока голова не пойдет вкруг. Поднимается Прокопий, поглядит на речку, а на удилище стрекоза с целлофановыми крыльями.
— Ах ты, зеленоглазая. Дарья, гляди, чистый вертолет. А нам надо за солью и за табаком. Мне без табака, что тебе без соли. — Прокопий скорым шагом к шалашу, половчее обулся, рюкзак за плечи. — Айда, Дарья?
Дашка подала голос и побежала за Ушаковым. Так они и подошли к участку. Подгадали к обеду. Как обычно, Прокопий оставил Дарью около прорабской и побежал в магазин. Возвращаясь из магазина, Ушаков еще с большой дороги увидел на площадке толпу. У него екнуло, оборвалось сердце. Уж не с Дашкой ли чего? Побежал, не чувствуя тяжести набитого солью и хлебом рюкзака. Прибежал, протиснулся сквозь толпу, а Дарья лежит между стеллажами, зубы оскалила, глаза остекленели.
Прокопий понял все сразу: оставили невыключенным сварочный аппарат…
Ни в этот день, ни назавтра Прокопий в лес не ушел.
С рюкзаком за спиной он садился на стеллаж и сидел так до вечера, не поднимая головы и не замечая, что кончилась смена, вторая заступила. Как-то подошла к нему Женя, дотронулась до плеча. О чем они говорили, никто не слышал. Только в этот вечер Женя увела Ушакова.
Глава восемнадцатая
Между летом и зимой в Заполярном короткая, но яркая, как факел, горящий в ночи, осень, ярко вспыхивает всеми красками, день, два — и потух огонь. Полезли на чистое, ясное небо черные с сизым брюхом тучи. Лезут и жмутся к земле, рукой дотянешься. Сомкнутся в зените, и заморосит нудная сырость, поморосит — и посыпалась крупа с ветром. Режет наискось, да так лицо насечет — горит. Другой раз всю ночь снег идет, мягкий, лопушистый, а утром — солнышко, снег в тень сползет, отпотеют крыши, тротуары, на дороге ледяные шишки. На земле белые квадраты, ромбы — тени от домов, от палисадников.
Принесла осень перемены и на монтажный участок, там поставили не один, а два крана. Срубили контору. Теперь у Шаврова кабинет, у Логиновой тоже комната на двоих с помощницей. У них и табличка на дверях, на черном стекле желтыми буквами: «ОТЗ».
Логинова — правая рука Шаврова, и не только по финансовым, но и по производственным делам. Она и главный диспетчер, и «тайный советчик». Шавров этого и не скрывает. Логинова, по его мнению, клад для участка. Редко Григорий Григорьевич выдает такие векселя, но уж если выдает — стоит этого человек.
Конечно, нельзя сказать, это не совсем правильно будет, что с приходом Логиновой наведен идеальный порядок. Нет, конечно, но уж не увидишь разбросанной арматуры или обрезков — все четко рассортировано: и заготовки, и готовые изделия. Валентина скалькулировала подсобную погрузочно-разгрузочную работу в комплексе. Бригада полностью выполняет работу от раскройки до монтажа, а раз так, то кому хочется одну и ту же работу делать по нескольку раз? Значит, где попало не разгрузят, не оставят заготовку, все увязано в технологический процесс. Или вот снабжение. Валентина надумала такую техническую «революцию». Поначалу было и Шавров воспротивился, но переборол себя, не стал мешать. Любопытно посмотреть, что из этого получится. В его жизненной практике такого не встречалось. Известно, на производстве узкое место — всегда снабжение. Лихорадило все бригады. Сколько на планерках, на совещаниях толчеи и неразберихи. Валят один на другого задержки. В конечном счете на снабжении работали или штрафники, или рабочие низких разрядов. Снабженцы всегда находили отговорки — мол, если кому не нравится, поищите других.
Все это в зубах навязло. Сжились, смирились, выкручивались. По существу все занимаются снабжением, каждый тянет к себе, а в конечном счете горят все. Как-то Логинова на площадке подошла к Ушакову. Прокопий ползком по листу «выкраивал» что-то.
— Здравствуйте, Прокопий Антонович!
Ушаков поднял голову.
— Здравствуйте, если не шутите.
— Я к вам с предложением.
— Говори, — отложил Ушаков чертилку.
— Не пошли бы вы в снабжение?
— Куда, куда? — переспросил Ушаков.
Валя повторила.
— Засмеют. Или шутить изволите, Валентина Васильевна?
— А чего в этом смешного? Не вижу, — посерьезнела Логинова.
— Мало вон ошивается народу по коридорам, — буркнул Ушаков и взялся за чертилку.
— Зачем нам те, кто ошивается. Нам нужен человек ответственный, грамотный. Чтобы разбирался в металле, в чертежах…
Ушаков посверлил глазками Логинову, отложил линейку, чертилку, достал сигареты.
— Интересно! Ну-ну, по какому же разряду такому снабженцу округлят?
— Старшему — шестой, двум его помощникам — по второму.
— Это ты меня сватаешь вроде как в начальство? Так понимать?
— Если участок план вытянул, премия всем полагается. Тут, конечно, Прокопий Антонович, дело в большем. Вы понимаете, о чем я говорю?
Прокопий поискал глазами, на что бы усадить гостью, но Валя предупредила.
— Не беспокойтесь, я на минутку.
— Чего же не понять — портфель в зубы и крутись, да еще под дыхало дадут, дескать, не так крутишься.
— К портфелю, — перебила Логинова, — тягач, кран и прочая сбруя, как говорит Шавров.
— Что же это, вы сама или с кем согласовано?..
— Получаешь заявки от бригад, — как бы не расслышав вопроса, продолжала Логинова, — составляешь график, завозишь и на будущее, чтобы горячку не пороть.
— Так-так, по науке хочешь поставить? — потакал Ушаков. — Дело, конечно, нужное. Но как с этим делом сладить, не знаю, не знаю, что у тебя получится.
— Поможешь, Прокопий Антонович? Для дела получится.
— Справлюсь ли? — Ушаков поднялся, поразминал ноги.
— Дело непростое.
— Что и говорить, — опять вздохнул Ушаков.
— Маемся мы со снабжением.
— А думаешь, при мне как по маслу пойдет? Учитывала завоз, главную базу?
— Я так не думаю, — горячо сказала Валя, — что пойдет все сразу как по маслу. Нет. Пережить многое придется — с бухты-барахты не возьмешь.
Это и покорило Ушакова. Разбирается женщина, что к чему, как тут не помочь.
Собственно, Валя и рассчитывала на то, что Ушаков откликнется.
— Понимаю ситуацию, — начал собирать инструмент Ушаков.
— Договорились?
— Погоди, Валентина, не горячись. С ребятами надо обговорить. С Женей посоветоваться. Так же не делается.
— Не возражаю — надо, так надо. Только не тяните с ответом.
— К вечеру скажу, — пообещал Ушаков.
А когда Логинова было заикнулась Шаврову об Ушакове, тот замахал руками.
— Да вы что, раздеть меня хотите, лучшего звеньевого, слесаря…
— А зачем нам худшего? Ни к чему нам какой-то штрафник, — стала доказывать Логинова. — Вы одно звено, а тут целый участок.
Шавров долго грыз спичку, а потом вдруг сказал:
— А вы правы, Валентина Васильевна. Лучшей кандидатуры и быть не может. Только я бы попросил вас, Валентина Васильевна, самостоятельность ему обеспечить. Ушаков мыслящий парень.
— Именно это меня и устраивает. Напрасны ваши опасения, Григорий Григорьевич.
— Я ведь к тому, чтобы не дергать по пустякам, не отбивать охоту к работе. Он еще и с характером. Умеешь ты выколупывать людей, Валентина Васильевна. Вот сколько с Прокопием вместе, а не знал, что он клад в снабжении. Но только один уговор — больше из бригад не выдергивать.
Михаил ждал и надеялся, что у них с Валей будет сын. Хотя до этого события еще предостаточно было времени. Михаил уже конструировал для будущего наследника подъемный кран. Валентина только нежно улыбалась.
— А если девочка?
— Дочка тоже хорошо, а сынишка лучше, — пел он на мотив популярной северной песенки.
Глава девятнадцатая
Логинов обогнул коллектор, его уже закрыли бетонными плитами, пересек полигон и зашел на монтажную площадку со стороны прорабской. В это время в дверях появился Шавров.
— Зайди-ка ко мне, посиди, подожди, я сейчас вернусь.
Михаил зашел. За столом старшего прораба сидел начальник участка рудника Белоголовый. Михаил видел его еще тогда, когда Валентина приходила устраиваться на работу. И тогда он еще запомнил Белоголового. Фамилия ему никак не шла, отметил тогда Михаил. Голова Белоголового рыжая, а бакенбарды и того рыжее, прямо огненные, пучкастые и короткий, урезанный подбородок. Но что сильнее всего запомнилось Михаилу — глаза Белоголового. Они словно в догоняшки играли. Почти следом за Михаилом вошел и Шавров.
