Старшая сестра - Надежда Степановна Толмачева
— Что у тебя случилось?
— Васса… — Лиза закрыла лицо руками. Слезы сочились между пальцами. Ей было обидно и стыдно за себя — Я… вышла замуж…
— Вот как? — Васса внимательно и сердито посмотрела на подругу. Сколько раз они вместе осуждали студенток, которые, выйдя замуж, «снижали успеваемость», потом просили отсрочить сдачу экзаменов, потом шли в декретный отпуск, а иногда оставляли институт. Редкие получали диплом да и, как правило, на государственных экзаменах «плавали». Как-то Васса заявила: «На месте министра я издала бы указ: отчислять всех студенток, во время учебы вышедших замуж! Это мешает подготовке полноценных специалистов!»
И вот, пожалуйста, ее лучшая подруга выскочила замуж! В такое-то время!..
— Лиза, ведь нам предстоят диплом, госэкзамены… — с упреком сказала она.
Лиза тяжело вздохнула.
— Институт я, Вассанька, обязательно закончу — как бы трудно мне ни было.
— Ой, лыхо мне… — Васса обняла подружку, погладила ее плечо. — Ну, расскажи хоть, как твоя свадьба прошла, что ли?
Лиза горько усмехнулась, глядя в одну точку.
— Да, кажется, и рассказать-то нечего — вот что плохо.
2
Васса Остапчук вынула из тумбочки привезенные гостинцы. Их ей насовала тетка, жившая под Винницей, почти чудом спасшаяся от немцев. Тетка и племянница до войны не видели друг друга в глаза. В семье Вассы говорили о занозистом и горделивом характере тетки. Но, оставшись после войны, как и Васса, одинокой, дальняя родственница приняла ее как самую желанную гостью.
Васса поставила на стол банку моченых яблок, нарезала толстого слоеного сала, положила на блюдечко несколько маринованных огурцов.
Лиза задумчиво смотрела в окно. «Мама сейчас одна. Что она делает? Может быть, принесла домой работу, сидит, пишет, старательно выводя каждую букву… А может быть, шьет? Штопает чулки? Мама! Если бы ты знала… Прости… Поймешь ли ты, мама? Я жестоко поступила с тобой. Найдешь ли ты силы когда-нибудь забыть обиду?»
Из тьмы осеннего вечера выступало бледное стареющее лицо матери. Серые строгие глаза глядели проницательно и грустно…
Остывал стакан чаю. Подперев голову кулаком, сидела задумчивая Васса, смотрела на вздрагивающие плечи подруги. В ней боролись противоречивые чувства: нежность и досада.
Васса вздохнула, надкусила огурец, но есть не стала.
— Перестань, Лиза! Хватит… Надо, наконец, решить… Я не очень разбираюсь в подобных вопросах, — тут Васса не смогла сдержаться, добавила: — К счастью, непрактична в них!.. Связаться с каким-нибудь остолопом никогда не поздно… Лиза!.. Не обижайся на меня! Я злюсь… Но, черт возьми — мне обидно за тебя и досадно. Впрочем, хватит об этом… Садись ужинать!
Лиза поела только маринованных огурцов.
— Какая спесивая стала — не хочет нашего хуторского, — обиделась Васса, но, сообразив, весело расхохоталась над собой: — От це здорово! Я и не догадываюсь, что тебе, может, теперь одно нравится, а другое — нет…
Рассмеялась и Лиза, признавшись:
— Я и сама себя не узнаю.
И обеим вдруг стало на минуту весело и легко. Подружки сидели друг против друга, думали об одном и том же. В Лизе впервые шевельнулось чувство материнства, до сих пор заглушаемое горечью и страхом.
Васса точно угадала ее мысли:
— Ничего, не бойся. Рожай.
— Хорошо, — краснея, кивнула Лиза. — Ты знаешь, Васса, — начала она тихо. — Я много-много раз думала о том, что… я еще студентка и что страшно огорчу маму… И потом… наконец, просто стыдно иметь ребенка без отца… Обо всем этом я думала, но все-таки решила: пусть он у меня будет.
Васса улыбнулась.
— Правильно решила, Лиза! Грош цена той женщине, которая боится ребенка. Но, Лиза, — Васса озабоченно посмотрела на подругу: — как ты будешь с ним, куда денешь его, когда придется ходить на лекции?..
— Будет страшно трудно, — вздохнула Лиза.
В Вассе сразу же проснулся комсомольский вожак.
— Ну уж ты очень-то не горюй — поможем как-нибудь… Коллективом!
Как помочь Лизе, чем, Васса еще не знала. Она только понимала одно: помочь необходимо.
— Отдадим в ясли, — сказала Лиза.
— Идея! — обрадовалась Васса. — А ходить в ясли за ним мы вместе будем.
Густые черные брови Вассы встали «домиком», как всегда в минуту серьезного размышления.
Лиза отпила остывшего чая, на секунду задумалась:
— У тебя ко мне, Васса, может пропасть всякое уважение после того, что я тебе скажу… Но молчать перед тобой не хочу.
Она жестко усмехнулась:
— Я, кажется, довольно скверный, а больше того — слабенький человек…
— Подожди, подожди, Лиза, я, кажется, ослышалась. Ты сказала, что ребенок будет без отца. Позволь, моя дивчина, как это понимать? И кто в конце-то концов твой Топольский?
— Я и хочу тебе рассказать… Он говорил: любит меня, будем вместе… Сюда приедет. А мне теперь даже безразлично: приедет он или нет. Я буду одна.
— Да ты что говоришь? — Васса от удивления даже хлопнула себя по бедрам. И Лизу неожиданно рассмешил этот ее простой, бабий жест, ну никак не свойственный комсомольскому вожаку. Лизе представилась вдруг мать Вассы. Наверное, она была говорливой, полной и добродушной женщиной.
— Васса, ты похожа на свою маму?
Губы Вассы дрогнули:
— Да… Только моя мама была добрее меня.
Лиза погладила руку подруги, лежавшую на столе:
— Прости меня, Вассанька. Я все о себе да о себе. А у тебя горе куда больше, чем мое.
— Мое горе, Лиза, непоправимо — стало быть, и говорить о нем нечего. А вот твое поправить еще можно, только надо обдумать все. — Васса посмотрела на осунувшееся лицо Лизы, и ей опять стало жаль подругу: — Если он хочет, чтобы вы были вместе, может быть, надо согласиться. Ведь… — Васса запнулась, — в том, что между вами произошло, виноват не только он…
Лиза подняла голову и прищурилась, посмотрела почему-то на темные стекла окон. Васса увидела ее тонкий профиль, и в тот миг он ей показался решительным.
— Я не оправдываюсь, Васса. И виню больше себя, чем его. Но, поверь, сознание собственной вины не заставит… не поможет мне любить Топольского… Почему, почему исчезло то хорошее, большое, что начиналось…
Васса задумалась, потом с твердой уверенностью в голосе произнесла:
— Если ты его любила тогда, значит, любишь и сейчас. — Васса помедлила и с той же уверенностью закончила: — Если не любишь сейчас — не любила и раньше.
— Не любила! Что ты говоришь, Васса? Да разве…
— А ты разберись в себе сама. Это очень трудно, но когда сама — лучше. Вернее.
— Не знаю, — искренне вырвалось у Лизы, — не знаю, способна ли я сама в себе разобраться.
3
— Нет, нет, Лиза! Все, что ты говоришь, вздор! Лиза, ты должна быть моей женой. Я настаиваю на этом.
Она помолчала минуту,
