Два моих крыла - Любовь Георгиевна Заворотчева
Я вот че придумала, Андриян. Поезжай, Андриян, смело. В гости, да и все, будто раз в жизни в отпуск поехал. Ты погляди на себя в зеркало — че доспелось тебе? Окорпуснел токо, а че ишшо-то? В ручишшах, гли-ко, кака сила! Давай вертайся, как оживешься там, да избу твою белить станем. Не захочешь, чтоб вместе жили, завсегда по-суседски все излажу. А и вместе, дак в деревне никто не осудит, каки уж страсти в таки годы. Ты — один, я — одна, вместе легче будет. Поезжай, Андриян, с богом. Я тут и девять ден отведу, и сороковину. Царство ей небесное, твоей Марфе, — она наспех всплакнула, перекрестила Андрияна, троекратно прижала свои губы к его сухим щекам и, не глядя на сыновей Андрияна, вышла из дома.
…Андриян твердо знал, что в Сургут к старшему сыну своему Леонтию он приехал в гости. Надолго, нет ли — и сам не знал, как себе ответить. Леонтий тревожился, что Митревна насчет продажи дома так и не пишет ничего, несколько раз заводил с Андрияном этот разговор, но отец молчал или поддакивал, что да, мол, надо написать ему самому, но не писал и не собирался.
Осенью в Сургуте зарядили дожди. Тепло в дома все не давали. Андриян по нескольку раз в день подходил и трогал холодные батареи и жалел младшую внучку, Надюшку, которая учила уроки в пальто.
— А вот в деревне, Надюха, сейчас бы сбегала ты под навес да дровец березовых принесла. Затопили бы мы с тобой печку-голландку, и пусть себе дожжишше-то идет. Утром бы и русскую истопили, ты бы мне блинков испекла. А летом-то, летом, Надюха, ты бы прямо за огородом и купалась. Все в лагеря да в лагеря ездишь, все по линеечке да с барабаном!.. Видел, я по телевизору. А у меня вольная волюшка. Летом у нас славно, а зимой тоже хорошо. Робятишки на речке таку гору ладят — едут с нее чуть не на версту. — Надюшка подсаживалась к деду и слушала. В деревне она была лишь дважды, да и то совсем маленькая, уж и не помнит дедову деревню.
Что ни день, все про свою деревню дед Надюшке рассказывает.
— Поедем, деда, в твою деревню! — сказала она однажды.
— Поедем, Надюха, — поддержал ее Андриян. — Токо тебя папка с мамкой не пустят.
— Пустят, деда, пустят! Я будто на лето к тебе поеду, а сама там и останусь.
— А чего тебе не остаться, Надюха? Школу у нас эвон каку отгрохали в позапрошлом годе. Десятилетка! Отец-от твой через то, может, и уехал, что четырехкласска была, все и жил на стороне. А тебе чего не жить да не учиться? Само то. И здоровей. У Митревны знашь кака корова? Ведёрница! Две-то литры в день нам и хватит. Вона ты — шкилет. Молоко из порошка, овощу нет…
Они оба верили: так и будет. И пошло у них каждый день: внучка из школы, дед двери отпирает да приговаривает;
— Пожаловали, Надежа Леонтьевна, разболокайся, обедай, а я тебе про то стану сказывать, как коммуну у нас в деревне отстояли.
Надюшка в своем седьмом «а» всем уши прожужжала про деда своего да про то, как летом в деревню поедет. Только отец с матерью ничего не знают.
Однажды ночью проснулся Андриян от нестерпимой боли в суставах. Их так ломило, так выворачивало, что хоть волком вой на несминаемом диване-кровати.
«Должно, к большой непогоде, — думал Андриян, потирая ноги. — Шкипидару бы сейчас. А уж чего лучше — в бане бы их веником с вересом потереть». И уж ни о чем нет больше дум, кроме бани. Дух банный в нос так и лезет. Хоть пропади тут рядом с сервантом в сей же миг, если не дадут попариться.
Едва скоротал ночь, ворочаясь на «столешнице», как про себя окрестил Андриян новый свой лежак.
— Леонтий, про баню ты мне говорил, сводить обещал, — напомнил он утром сыну.
— Ой, батя, погоди малость. Никак не вырваться мне с работы в эту неделю. Посиди в ванне, погрейся. — И ушел на свою почетную работу.
Весь день стреляло в Андрияновы суставы. Погрустнел он, сник. Надюшка из школы прибежала, приступила к деду насчет такого настроения. Не утаил дед:
— Вот, Надежа, кака забота. Ноги крутит, выламывает из гнезд. Ране, чуть чего, вытопим с Ивановной, бабушкой твоей, баньку да в первый пар, потом шкипидаром ноги-те натрешь, глядишь — болячки и пропали.
— Деда, а мы давай в ванной баню устроим, а? Пару напустим, ты и парься, только чтоб мама не узнала. Давай прямо сейчас, а? Только веник надо…
— Да веник-от есть, Надежа, — смущенно признался дед. — Я ить, когда собирался сюда, лишку не взял. Баушка твоя полотенца на посиделках с девками в приданое себе вышивала. Шибко они мне нравились. Вот я и взял одно с собой, а в него веник завернул, тоже баушкой вязанный. Я ведь в гости ехал, не навсегда… Дак можно, думашь, пару напустить?
Когда раскрасневшийся дед вышел из ванной, Надюшка нетерпеливо спросила:
— Ну как, деда?
— Да так, охотку маленько сбил. Без отмашки че напаришься? Ну уж дома напарюсь. Пора, должно, домой. Намедни Митревну но сне видел, суседку-то мою. Так обстоятельно она про все мне рассказывала, будто рядом сидела. Только, говорит, мыши завелись в чулане, но я, говорит, муку из мешка в кадушку ссыпала. Да и весна, Надюха, скоро. Грядки копать буду, горох да морковку посажу. А то приедешь — чем угощать стану? — и засмеялся довольно.
В этот вечер Андриян впервые лег спать рано, и думы на нем не висли веригами, как раньше. Только раз екнуло сердце при
