Ольга Гуссаковская - Перевал Подумай

— Да, я прочла статью. Показала ее и нашим ребятам в общежитии. И о вашем проекте рассказала то, что знала сама. Завтра соберем комитет комсомола, но уже и сегодня ясно: статья эта касается нас всех. Она неправильная. Ведь мы все строим город, все в нем живем. И мы должны доказать, что нашему городу — жить долго и быть красивым. Разве не так? Мы вот что придумали. В нашем клубе строителей организуем выставку о сегодняшнем и завтрашнем дне города. Энтузиасты найдутся. Как вы на это смотрите?

Говорила Валя подчеркнуто деловым тоном, но каждое ее слово отогревало душу. И хотелось ему только одного — чтобы она подольше была рядом.

— Это было бы замечательно, но это не так легко осуществить.

— Не беспокойтесь! Нам нужна ваша помощь только в получении макетов, рисунков, фотографий.

Валя подняла глаза:

— Только… вы поймите меня правильно. Это не я одна… и не потому, что я…

Она убежала, не попрощавшись, а он стоял, не веря себе и всему случившемуся. Потом опомнился и тихо пошел к дому.

Уже совсем стемнело, но фонари еще не зажглись. Рассмотреть что-либо было трудно, но Александр Ильич не увидел, а почувствовал — он не один, за ним следят. Неожиданно резко свернул во двор, под арку, и оглянулся.

Наташа стояла невдалеке, посреди панели, недоуменно оглядываясь по сторонам. Растерянная полная женщина в пушистом платке. Под ногами — черно-желтые отражения окон. Темный зимний вечер. Все почти так, как в далеком, связавшем их прошлом.

— Зачем ты так? — подойдя к ней, сказал он с болью. — Все это совсем не то, что ты думаешь… Все сложнее, труднее. Если бы ты не сказала тех слов… впрочем, нет, все равно.

— Тебе все равно! А я?! — Ее сдавленный шепот звучал громче крика.

— Наташа, ну разве это жизнь то, что у нас было? — Он ждал от нее ответа, какого-то решения, но она только махнула рукой:

— Подлец! Все вы — подлецы! Все! — И по шла прочь, жалко съежив плечи.

Он долго стоял один в раздумье: что же дальше?

Но теперь он знал: надо переступить через все — через жалость, через привычку, через унизительную зависимость. Он сам виноват, что для него не осталось иного пути. И если новая, нелегкой ценой доставшаяся любовь не окажется той единственной, настоящей, ему тоже некого будет винить. Но все равно, отступиться он уже не в состоянии.

Кабинет директора института больше напоминал минералогический музей. Пожилой человек, когда-то мечтавший стать геологом, питал слабость к камням. Сиреневый аметист, расцветший, как цветок, на голубоватом обсидиановом основании, стрельчатая друза хрусталя, изысканный агат-змеевик не имели прямого отношения к архитектуре, но по-своему тоже рассказывали о прекрасном, и Ремезов не осуждал директора за эту страсть к коллекционированию камней. Он понимал его.

Сегодня утром архитекторы собрались здесь, чтобы обсудить статью в газете. Последним пришел солидный и непроницаемый Лунин.

— Так что же, товарищи, — негромко начал директор, — все та же старая история получается: два архитектора — три мнения. Разговор о застройке приморского района ведется давно, можно бы уже, кажется, прийти к единому решению, время было. На градостроительном совете рекомендовали проект Ремезова — очень хорошо. Но если верить этой статье, проект никуда не годится. Где же истина?

Лунин словно только и ждал этого вопроса.

— Разрешите? К сожалению, истина заключается в том, что с положительной оценкой проекта Ремезова, как единственно возможного, мы несколько поторопились. Проект, безусловно, не лишен достоинств, но…

И покатились слова-шарики:

— …Общее решение скучно… пространственно не просматривается… коммуникационно недовыявлено… не гарантирует…

— Короче говоря, — перебил Лунина незаметно вошедший в кабинет секретарь парторганизации института Берг, — проект Ремезова перестал для вас существовать. Внезапно и бесповоротно. А ведь только что признавался вполне реальным. Завидная твердость мнения, ничего не скажешь!

Жгучие южные глаза Берга казались огромными и неестественно яркими от сильных очков. Взгляд их в упор не всякий мог выдержать. Берг в последнее время часто болел, и его появления в кабинете директора Лунин не ожидал. Однако не растерялся.

— К тому же, — закончил он после секундной паузы, — с застройкой приморского района мы можем еще и повременить. В нашем портфеле, сорок объектов первоочередной важности, и мы должны им уделить преимущественное внимание. Что же касается приморского района, то ведь не надо забывать, что им занимается не один Ремезов. Есть еще группа Синяева — Гольцева, они недавно обращались ко мне за консультацией, и я должен сказать, что проект их отнюдь не бесперспективен. Отнюдь. В конце концов, нам нужна архитектура, а не пропаганда ее возможностей.

— Иными словами — безликость! — не выдержал Александр Ильич. — Ведь все, что мы строили за последние годы, основано на том, что берется один-единственный дом и ставится, ставится… Сколько это может продолжаться?! Райт говорил, что «стандартизация — не более, чем средство для достижения цели». Так какую же цель преследуем мы?

— Экономию и сокращение очереди на жилье хотя бы. Разве этого недостаточно? — На лице Лунина не дрогнул ни один мускул.

— Простите, но это чистой воды демагогия! Экономия за счет качества, за счет красоты, за счет удобств… Вы обманываете тех, кто ждет очереди на жилье, потому что вместо прекрасного современного жилища подсунете им в конце концов жалкий суррогат!

— Дело не только в эстетике, — вмешался Туганов. — Мне кажется, автор статьи был информирован неверно: задачи вчерашнего дня он принял за сегодняшние. Мы как-то забываем, что речь идет же об отдельном квартале, а о целом районе, застроенном заново и по единому плану. Что греха таить? Пока большинство из нас специалисты лишь по затыканию дыр: осталось свободное пространство между двумя уже существующими строениями — быстренько сажаем туда дом.

Аркадий Викторович, сам того не замечая, этот же принцип — количество вопреки качеству перенес в свой проект. Он решал не строительный комплекс, а всего-навсего максимально экономично привязал к рельефу жилые дома…

— А что, по-вашему, должен делать архитектор? — перебил его Гольцев, — Архитекторы не могут рассуждать как скульпторы: этот объем красив, он смотрится на данной площади, поэтому я его здесь ставлю. Экономика…

Экономика ничего не выиграет от того, что вы навяжете городу застройку целого района домами тех серий, которые уже сегодня устарели морально! — не дал ему договорить Берг.

Директор постучал по столу карандашом:

— Тише, товарищи! Я вижу, что разговор у нас явно ушел в сторону, а положение таково, что спорить мы можем до бесконечности. Считаю рациональным привлечь к решению этого затянувшегося конфликта специалистов из нашего зонального института. Пусть рассмотрят оба проекта и дадут свое заключение. Если же и тот и другой будут признаны недостаточно обоснованными, придется, видимо, прибегнуть к их практической помощи в более широком смысле. Иного выхода я не вижу. Думаю, что с нашей стороны это будет самым правильным ответом на статью в газете.

— Совершенно с вами согласен, — подхватил Лунин.

Ремезов вышел из кабинета первым. В длинном коридоре надстроенного здания курила молодежь. Коридор был нелеп и бесконечен, и среди местных остряков бытовал анекдот о заблудившемся здесь и съеденном тараканами ревизоре.

К Ремезову подошли Туганов с Бергом.

— Ситуация снова становится острой? — спросил Туганов, закурив сигарету.

— Ну, не в большей степени, чем бывало прежде. Я, знаете, привык уже ко всему…

— Зачем же так, Александр Ильич? Я как раз хотел сказать вам, что если где-то и как-то потребуется моя помощь, я всегда буду с вами. И не я один.

Ремезов окинул его быстрым взглядом, улыбнулся:

— Что ж? Будем считать, что мы — коллектив. Я не против. Только не ждите, что после этого дни ваши будут наполнены одобрением начальства, а вечера — радостью открытий.

— А мы согласны, мы не гордые. И начальства не боимся. Я от бабушки ушел, я от волка ушел… и от тебя, Лунин, уйду… Так? Или не так?

Берг слегка поморщился:

— Вечно вы шутите, Туганов, и, к сожалению, не всегда удачно. Но главная мысль ваша верна — с отшельничеством этим пора кончать. Я сам хотел поговорить с вами, Александр Ильич. Не возражаете?

— Отчего же? Я к вашим услугам.

…В продолжение всего разговора в кабинете директора Синяев словно бы отсутствовал. Выступать ему не пришлось, за него все сказал Лунин. Как, впрочем, и предугадал Гольцев. С тех пор, как после вечера в ресторане они стали соавторами, Гольцев вообще всем командовал сам. Это он и предложил отдать Лунину «на откуп» дорожную магистраль в проекте.