Иван Рахилло - Лётчики
— Сюрприз, товарищ Клинков!.. Летит новый пилот. Вы не видали его?
— Нет, — нахмуренно ответил Андрей.
— Вчера пробовал. Техника пилотирования хорошая.
Андрей самолюбиво отошёл в сторону: он уже заочно возненавидел соперника.
Закрываясь ладонью от струи ветра, Хрусталёв отдавал пилоту приказание:
— Высота четыреста метров!.. Один круг… Расчет с девяноста!
— Есть: высота — четыреста, один круг над городом, расчёт с девяноста!
Старик с любопытством потрогал крыло самолёта.
— Гм, а я думал, шо оно железное…
Его усадили в кабину и привязали ремнями.
— Удобно?
— Та куда там, як в санатории!
Через пять минут самолёт оторвался от земли. Старик сидел спокойно. Он пристально всматривался в круглое зеркальце, висевшее с правой стороны от летчика. Оттуда глядело на него румяное мальчишечье лицо, из-за полумаски очков лукаво поблёскивали глаза. Изредка машину подбрасывало ветром, но лётчик ловко предупреждал удары лёгкими движениями управления, сопровождая их улыбкой: у старика возникало впечатление, что покачивание самолёта зависело именно от этих улыбок. «Испытует, — решил он про себя, — ну-ну, нашего брата, шахтёра, не так-то просто запугать!» Старик неотрывно глядел в зеркало, тогда летчик показал рукой. Старик посмотрел через борт. Внизу, схваченный суставами переулков, медленно поворачивался заснеженный город. Старик смотрел так, как смотрят на собственные сапоги, — мысли его были заняты другим.
— Ты хлопец чи нет?.. — Наконец закричал он.
Лётчик, увидев в зеркало движения его губ, показал на уши и помахал рукою — ничего не слышно. Тогда старик погладил себя по щеке ребром ладони и крикнул:
— Бриешься?..
Летчик понял знак пассажира как просьбу: пройти бреющим полетом. Он рассмеялся, отрицательно покачал головой и нахмуренно указал на аэродром — без разрешения командира нельзя… Влететь может…
Старик же понял по-своему: «Чего брить, коли брить нема чего… Ишь, як нахмурил брови…»
Прошли пороховые погреба, и самолёт пошёл на посадку.
Выбравшись на землю, старик долго не отвечал на вопросы, наблюдая, как вылезает из кабины летчик.
— Так неужели ж баба?!
— Внучка, папаша. Военный пилот Маруся Нестерова.
Старик по привычке хотел сплюнуть, но как-то неожиданно для самого себя проглотил слюну и, потрясенный, пошагал к штабу. Он не сказал больше ни слова.
Появление нового пилота явилось событием не только для старика. Андрей, не веря глазам, разглядывал Марусю. Вот оно, оказывается, какой сюрприз готовил командир!.. Вот почему она не отвечала на письма! Нестерова стояла возле машины, засовывая под шлем выбившуюся, серебряную от инея, прядку волос.
— Что ж вы стоите, как медведи? — засмеялся Хрусталёв. — Знакомьтесь с новым товарищем!
Все стали по очереди знакомиться.
— Гаврик.
— Алексеенко, инженер…
— Попов.
— Клинков! (Андрей сделал вид, будто знакомится с нею впервые).
Её заиндевевшие ресницы сожмурились от удовольствия.
Алексеенко подмигнул Андрею, и — странно — в другое бы время Андрей не придал этому значения, а сейчас подмигивание инженера показалось ему оскорбительным.
Савчук и тот подтянул пояс на две дырки. Вернувшись с полетов, Андрей заставил мать выгладить синий костюм.
36
И чувство Андрея, до этого дня тлевшее где-то глубоко в сердце, вдруг вспыхнуло с новой силой. И что бы он ни делал в тот вечер — чистил ли оружие, поднимал ли карту, — мысли, как прирученные, возвращались к Марусе. Вот она стоит возле самолёта, окружённая ребятами… Ветерок ревности трогает Андрея: почему она отказалась уехать с аэродрома домой вместе с ним? Странно ведёт себя Гаврик: проводил её в ангар и вообще держался с нею, как закадычный друг. Тоже поэт… Лучше бы на технику пилотирования нажимал.
Маруся! Какая радость — думать о ней! Правда, его несколько удивила её самостоятельность, хотя она как будто ни в чём не выявила этого, но он каким-то подсознанием угадывал в ней изменения — в улыбке, в походке, в манере разговаривать, пожалуй, даже в том, как она сидела в самолёте — сурово и независимо. Всё-таки он пригласил её вечером в гости.
Андрей побрился, почистил сапоги. Матери велел заварить чай.
— А ты можешь сходить в кино… Сегодня идёт очень интересная картина. Из кавказской жизни.
Мать послушно накинула платок.
— Понимаю, понимаю…
Андрей обнял её и поцеловал в седые волосы.
— Ах ты, мать, замечательный ты мой товарищ. Как это хорошо, когда тебя понимают с полуслова… Ну, до свиданья!
Минут через десять за дверью послышались шаги и неуверенный стук. Маруся!.. Андрею показалось, что в комнате стало светлее. Ей очень идёт форма. Он хотел было, как и прежде, помочь ей раздеться.
— Я сама… — И покраснела.
Действительно, вышло как-то неловко: пальто ещё туда- сюда, но снимать шинель?! С военного?
— А где же мать?..
— Мать ушла в кино…
Она села на диван и взяла с этажерки альбом. Андрей присел рядом и положил руку на её плечо. Она не сняла руки. Сердце стучало в груди до неприличия громко. Андрей откашливался и с жаром давал пояснения к снимкам. Вот их поселок. А вот они вместе в лодке, помнит ли она?.. Ещё бы!.. Школа, учебные машины, чистка моторов, лагерные палатки.
Затуманившись, она смотрела альбом, ощущая на шее дыхание Андрея.
Ей вспомнились их прошлогодние встречи, вечеринка, подруги. И снова откуда-то из глубины сознания поднялось то чувство горечи и недоумения, связанного с необъяснимым молчанием Андрея и боли, так незаслуженно испытанной ею. Хотелось рассказать ему об этом со всей искренностью, расспросить его, предупредить, что настоящие друзья так не поступают, но чувство гордой девичьей стыдливости удержало её. И она не пожалела об этом. Угадывая её состояние, он сам рассказал ей обо всём, признавшись и раскаиваясь в своём поведении.
Андрей готов был сидеть так с ней и давать объяснения хоть сутки, не вставая, но… Он шумно вздохнул — надо было бежать в магазин за покупками.
— Ты посиди, я через пять минут!
Возвратившись из магазина, Андрей ещё в коридоре услышал настойчивый голос Гаврика. «Опять, чёрт, не вовремя припёрся!» Андрей прислушался: Гаврик читал стихи. «Уже успел, собака…»
Гаврик тоже был в парадном костюме. Видно было, что он неспроста надел его. Увидев нахмуренного приятеля, Гаврик сочувственно спросил:
— Ты не в духе? Что с тобой?..
— Так, одна маленькая неприятность.
— Слушай, Андрей, я к тебе по делу: посмотри, как на мне френч сидит. Ребята говорят, что будто мне его перешить нужно. Как ты думаешь?
Гаврик так простодушно смотрел в глаза Андрею, что Маруся поверила. Но Андрей хорошо знал своего друга. Он насквозь видел его коварную душу и наивное притворство.
— Френч как френч… Всё на месте…
— Я ему то же самое говорила, — сказала Маруся.
Гаврик крутился перед зеркалом, то снимая, то надевая ремень:
— А по-моему, пожалуй, лучше перешить, а?
Андрей ненавидел сейчас приятеля от всей души. «Дать бы тебе по шее раза два, не захотел бы и перешивать!»
Гаврик читал стихи, шутил, и всё у него выходило как-то к месту, ладно, у Андрея же всё получалось до обидного неестественно. Как ему хотелось остаться с Марусей наедине, поговорить, рассказать, но Гаврик не уходил. Хотя обыкновенно в подобных положениях они всегда мирились и без всяких страданий уступали друг другу, но тут было не то. Маруся держалась просто, но Андрею казалось, что она слишком много внимания уделяла приятелю. «Стихи, например, могла б и не хвалить…»
Гаврик наседал, нахваливал её посадки, мягкость и решительность боевых разворотов, — он бил наверняка. Андрей зло разливал чай. Маруся рассказывала о школе. Первое время ей было очень трудно. Строй. Караульная служба.
— Да и у ребят нужно было авторитет зарабатывать. Сажает кто-нибудь машину, и плохо. Разговоры: «Кто это так мажет?» Тут же готовый ответ: «Кто же, как не она!» А я тут же сзади, на земле стою… И столько в этом слове «она» презрения и глупого, незаслуженного мужского превосходства, что готова была, кажется, наброситься на обидчика и бить его, и кусать, и царапать!..
— Смотрите, какая!.. Ничего, зато потомство будет знать, как первые женщины пробивали себе дорогу в небо…
— Потом я поняла, что это ребята так, беззлобно: такая дружба завязалась, ни разу не дали почувствовать, что я девчонка. А когда меня по успеваемости перевели в ускоренную группу на боевую машину, тут уж и совсем дело на лад пошло. Тут уж я ребятам крутила хвосты, по специальности!
— По какой специальности?
— Общественные дисциплины. Я руководила кружком политической грамотности повышенного типа.
И зардевшись, Маруся взглянула на Андрея, как бы ища у него одобрения: несмотря на свои успехи, она считала его гораздо опытнее, умнее себя, и в этом взгляде Андрей увидел ту, прежнюю Марусю, которую он выносил в своём сердце и без которой, он понимал, жизнь его теперь будет невозможна. Присутствие Гаврика теперь стало особенно нетерпимо. Андрей вспомнил о Савчуке. Одевшись, он вышел и позвонил ему из штаба по телефону.
