Владимир Дягилев - Доктор Голубев

Голубев подписал рецепт и, обрадованный удачным началом, отправился в медицинскую канцелярию.

Начмеда в канцелярии не оказалось, он был в тринадцатом отделении. Голубев не стал ждать — пошел туда.

Полковник Саляревский — сутулый, суетливый старик, своей фигурой издали напоминавший вопросительный знак, — приветливо поздоровался с Голубевым:

— Привет, старина! Слушаю.

Голубев коротко объяснил суть своей идеи и протянул на подпись историю болезни Сухачева и рецепт.

Саляревский привычным движением выдернул из нагрудного кармана красный граненый карандаш и пробежал глазами рецепт.

— На-на-на… — бормотал он, — так, так, так.

Голубев следил за карандашом — от его взмаха зависел дальнейший ход дела. Карандаш повисел в воздухе, остановился, приблизился к рецепту.

— Нет, не могу.

Саляревский сунул карандаш в карман.

— Почему, товарищ полковник?

— Стрептомицина сегодня в аптеке нет.

— Не может быть.

— Я лучше знаю, что у меня есть и чего нет.

— Но как же так, товарищ полковник?

— Я тут ни при чем. Во избежание недоразумений зайдемте со мной в аптеку.

Начальник аптеки — лысый, высокий, приятный на вид человек — при входе Саляревского встал:

— Привет, старина! Как дела?

Начальник аптеки начал докладывать, Саляревский перебил:

— У нас стрептомицин есть?

— Нет, товарищ полковник. Вчера кончился. Через день получим.

Саляревский повернулся к Голубеву:

— Видите…

— Товарищ полковник, человек умирает, Стрептомицин может его спасти.

Саляревский развел руками:

— Что есть, товарищи, то пожалуйста…

Голубев решил идти к генералу. Но для этого необходима санкция начальника отделения. Голубев снова направился в библиотеку.

— Товарищ начальник, черт знает что получается… — И он рассказал Пескову о заминке со стрептомицином.

Песков пожал плечами: — Тут уж я не виноват.

— Да не может быть, чтобы его не было. Ну, нет на окладе, есть «энзе».

— К сожалению, это не в моей власти. Да-с.

— Тогда разрешите обратиться к начальнику госпиталя?

— Обращайтесь, — сказал Песков.

Генерал был занят, Саляревский, желая подчеркнуть, что он готов сделать все, что может, зашел к генералу и через минуту позвал Голубева.

— Вы по поводу стрептомицина? — спросил генерал.

Голубев снова повторил суть своего предложения, объяснил, что стрептомицина нет в настоящее время в аптеке и на складе, но, вероятно, есть «энзе» и он просит начальника госпиталя ходатайствовать о предоставлении медикамента из неприкосновенного запаса.

— Нельзя медлить, товарищ генерал. Больной очень плох.

— А вы уверены, что стрептомицин поможет?

— Я не могу так сказать, товарищ генерал, но логика…

— Логика? Логика вещь хорошая, но в нашем деле нужна точность.

— Я понимаю, товарищ генерал. Я для вас, наверно, не авторитет, только, честное слово, я прав. Честное слово, — твердым голосом повторил Голубев.

Генерал посмотрел на него пристально — лицо его оживилось, по-молодому сверкнули глаза, и он приказал Саляревскому:

— Напишите ходатайство на имя начальника лечебного отдела.

— Слушаюсь.

Когда вышли из кабинета, Саляревский проговорил:

— Я — пожалуйста. Прикажут — сделаю. Мне нетрудно…

В коридоре Голубева ожидал шофер начальника госпиталя.

— Товарищ гвардии майор, — отрапортовал он, — генерал приказал вас подвезти.

— Спасибо, служба. Поехали.

В медицинском управлении был неприемный день. Однако не меньше чем три десятка офицеров хотели попасть на прием. Все они толпились в бюро пропусков — кто ждал у окошечка, кто на скамейке, в ожидании, толковал с приятелем, кто стоял в очереди к телефону.

Прежде чем попасть на прием, надо было вынести длинную и нудную процедуру: узнать номер телефона лица, к которому надлежало обратиться, позвонить этому товарищу, попросить позволения пройти к нему и, если он разрешит, подождать, пока спустят заявку на пропуск, получить пропуск и только после всего этого пройти по неотложному делу.

Голубев не бывал раньше в медицинском управлении и не знал этого. Быстрым шагом он подошел к окошечку, протянул удостоверение личности.

— Вам к кому? — спросил дежурный, остроносенький сержант, не принимая удостоверения.

— К начальнику лечебного отдела.

Сержант полистал какие-то бумажки, покачал головой:

— Вас нет.

— Как нет? — не понял Голубев.

— Вы что — первый раз? Надо пропуск заказать. Позвоните «два-два, шесть-шесть».

Голубев торопливо подошел к телефону, встал в очередь. Офицеры выходили из телефонных кабин злые.

— Терпеть не могу сюда ездить! — ругался один. — Они все больше бумажками заняты.

Голубев не понимал причины возмущения.

— Безобразие! Третий раз звоню, все заявки спустить не могут, — сказал худой высокий капитан, почему-то обращаясь к Голубеву:

— Вы успокойтесь. Немного подождите, и все будет в порядке.

— И-и, товарищ майор. Посмотрим, что вы скажете.

Минут через десять подошла очередь Голубева. В трубке послышался неприветливый голос. Его спросили, кто он, по какому поводу прибыл, обязательно ли ему надо пройти сегодня. Голубев терпеливо отвечал на все вопросы.

— Хорошо. Ждите, — сказал неприветливый голос, и трубку повесили.

Голубев вышел из кабины, сел на скамейку рядом с капитаном.

— Заказали? — спросил капитан.

— Да.

— Теперь часа два подождите.

— Что вы! У меня неотложное дело. Капитан слегка присвистнул:

— И-и, им нет дела до вашего дела. Вот увидите. Прошло полчаса, Голубев подошел к окошечку, подал удостоверение. Остроносенький сержант полистал бумаги и молча возвратил удостоверение.

— Слушайте, я по срочному делу.

— Позвоните «два-два, шесть-шесть», — монотонно произнес сержант, не глядя на Голубева.

Снова Голубев встал в очередь к телефону. Теперь, прислушиваясь к возмущенным голосам, он уже не удивлялся — сдерживал себя и молчал.

Опять тот же недовольный голос задал Голубеву те же вопросы.

— Я уже вам все объяснял. Я из госпиталя. Дело мог требует немедленного решения.

Голубева не стали слушать:

— Заявка будет. Ждите.

Голубев сел, кусая губы, подумал: «Вот что гробит любое живое дело».

— И-и, ждете? — спросил капитан.

— Жду, — Голубев посмотрел на часы, — Жду еще пятнадцать минут.

— И-и, не уложитесь.

— Посмотрим.

Однако он не высидел пятнадцати минут, подошел к окошечку.

— Вы к кому? — Остроносенький сержант даже не повернул головы.

— Во-первых, товарищ сержант, извольте смотреть на человека, а не в бумаги, когда с вами разговаривают, — произнес Голубев негромко, сквозь зубы, но отчетливо, точно вколачивая слова. — Во-вторых, я подхожу к вам третий раз, и вы должны были запомнить меня и помочь в срочном деле. В-третьих, делаю вам замечание за формальное отношение к своим служебным обязанностям.

Остроносенький сержант вначале очень удивился, вылупив глаза на грозного посетителя, потом медленно начал подниматься из-за стола.

— Слушаюсь, — сказал он покорно, — только ведь я ни при чем.

— Не болтайте. Скажите номер телефона начальника управления. Нет, лучше члена Военного совета.

Сержант водил пальцем по стеклу, под которым лежал список телефонов, и с перепугу никак не мог найти нужный номер.

— Ну, скоро вы?

— Сейчас, сейчас. «Двадцать ноль один».

Голубев подошел к очереди у телефона. Он не заметил, что в бюро пропусков наступила тишина, — все смотрели на него. Капитан вытягивал и без того длинную шею, стараясь, чтобы Голубев увидел его ободряющую улыбку.

— Товарищи, — сказал Голубев, обращаясь к очереди, — у меня срочное дело — человек умирает. Разрешите?

— Проходите, что за вопрос!

Прежде всего Голубев набрал старый номер. Вновь ой услышал знакомый голос.

— Простите, кто со мной говорит? — спросил Голубев.

— А что вы хотели?

— Я хотел бы знать, кто со мной говорит. Моя фамилия Голубев, гвардии майор.

— Подполковник Тыловой.

Голубев помедлил и, пристукивая пальцами по стене кабины, проговорил:

— Так вот что, товарищ подполковник Тыловой. Я к вам звоню третий раз. Если вы сейчас же не спустите заявку и у меня умрет человек, отвечать будете вы. Жду пять минут и обращаюсь к члену Военного совета.

Тыловой разъярился:

— Что это за угрозы? Прошу вести себя как положено. Вы знаете, где находитесь?

Голубев повесил трубку и вышел из кабины.

— С такими только так и разговаривать, — одобрили стоявшие в очереди офицеры.

— Засиделись! В часть бы их на разминку.

— Действительно, человек умирает, а они бюрократию разводят.