Борис Изюмский - Море для смелых

— Наши-то ученые какие молодцы!

Вспомнила Чарли: «Он, наверно, тоже радуется».

Чарли недавно прислал письмо с невероятным адресом: «Пятиморск. Мисс Льешке».

Прямо «на деревню дедушке» — вот умора!.. Кто-то помог ему написать по-русски. Газетчики выудили на почте это письмо и опубликовали. Чарли писал: «По-хорошему завидую Вам. Хочу приехать в Вашу страну учиться».

Ну и приехал бы! Что ж нам, жалко? Подучим!..

В честь лунника Лешка решила до вечернего сбора гостей провести крупную реконструкцию в оборудовании квартиры. Люди до Луны дотянулись, а она уже полгода собирается слетать в областной центр и все откладывает. Безобразие!..

Ни слова не сказав матери, Лешка на «кукурузнике» совершила рейс, купила гардины, багеты и к обеду приволокла это добро домой.

Когда отец пришел с работы, все висело на предназначенных местах, а Лешка ходила по комнатам с видом волшебника, совершившего пустяковое чудо и замышляющего еще не такие преобразования.

— Ты бы себе на осень плащ купила, — заметил отец.

— Повременю, — отозвалась дочь. — Только серые были.

— А тебе какой надобен?

— Синий.

«Подумаешь, модница какая! — удивился Алексей Павлович. — Она даже у рабочих сапог норовит подворачивать голенища не без кокетства».

За обедом Лешка сообщила:

— Родители, я нашла себя окончательно.

Алексей Павлович поглядел молча: что еще такое?

— Людям нужны мыло, кинопленка, пластмассы, — она загибала пальцы левой руки. — Мы дадим все это!

— Кто — мы? — поинтересовался отец. Он не любил длинных речей, не задавал длинных вопросов и умел слушать.

— Химики!

Алексей Павлович сосредоточенно поковырял вилкой горошины на тарелке. Он был очень недоволен тем, что дочка и в этом году не поступала в институт: упустит все сроки, примирится с тем, чего добилась, утратит желание учиться дальше.

— Скоро дадите? — иронически спросил он.

— Постараемся поскорей, — принимая вызов, ответила дочь. — Вот еще год поработаю у аппарата, приоденусь получше, подготовлюсь имеете с Верчиком и поступлю на химфак.

— Ну, если с Верчиком, — Алексей Павлович иронически приподнял бровь.

Он осуждал Верино материнство, боялся дурного примера для дочери.

— Сомнительная последовательность: сначала родить ребенка… — Кадык на его тонкой шее запрыгал, жена делала Алексею Павловичу знаки, прося остановиться, показывая глазами на прислушивающегося Севку, но Юрасов ничего не видел или не хотел видеть.

Лешка покраснела от возмущения:

— Ты напрасно к ней так несправедливо относишься. И потом она — мой друг. Если хочешь знать, она герой. Да, да. И я ее очень уважаю. И… и… даже завидую, что у нее Иришка, а она…

— Что-о?.. — грозно переспросил отец, и впадины на его щеках обозначились резче.

— Нет, я не так сказала, — смутилась Лешка. — Но она все выносит стойко и мужественно…

— На том и остановимся, — пресек разговор Алексей Павлович и стал еще сосредоточеннее нанизывать горошины на вилку.

Только к концу обеда он сказал:

— Леокадия, не забывай: добрая молва о человеке — великое дело.

Однако и здесь Лешка не сдала позиций, но сделала это деликатно.

— Я понимаю, папа, — мягко сказала она, — о Вере молва самая хорошая…

Панарин и Лобунец вышли из общежития в половине седьмого. На Станиславе щегольски отглаженный темно-серый с красным «глазком» костюм. «Только платочка в кармане пиджака не хватает», — ухмыльнулся Потап. Сам он одет по-спортивному. Правда, в шкафу у него висит недавно купленный роскошный макинтош, но он еще стесняется носить его: «На праздник как-нибудь надену».

Пятиморцы у своих домов играли в лото и домино. Женщины, сидя на низеньких скамейках, грызли семечки. Строили игрушечные химкомбинаты дети. Во дворах крякали утки. Возле сараев висели на веревках освежеванные зайцы. Красновато-желтые листья деревьев походили на перезревшие груши.

На стадионе шел футбольный матч — химики сражались со строителями.

Потап, славившийся «пушечным ударом», не устоял и потянул друга зайти, поглядеть хоть одним глазом, как идет игра, Зрители стояли вокруг поля неровной стеной. Самые догадливые принесли с собой чурбаки, сидели на них. Только что прошел дождь, из-за стен комбината ракетой взмыла в небо красавица радуга.

Болельщики кричали:

— Вратаря — на парафин! Дырка!

— За такую игру с работы снимать надо!

— Пятки отдавишь!

Рыча, требовали:

— Дудкин, умри на поле! Отстегни ногу!

Подбадривали долговязого парня:

— Тетя Клаша, бей по воротам!

И, когда он мазал, ехидно замечали:

— Техника задавила!

Стась потянул Потапа:

— Пойдем, неудобно опаздывать. Девчата ждут.

Лобунец многозначительно гмыкнул — знает он этих девчат. Небось, рыжая Алка там.

По дороге Панарин купил магарыч — две бутылки вина — и просил Потапа спрятать их в недрах великолепных брюк. Недра действительно оказались глубокими: бутылки исчезли в них бесследно.

Когда пришли к Юрасовым, там уже были Надя, Анжела и Алла. Звонарева сегодня тщательно расчесала волосы, приоделась и даже подкрасила губы.

Отец и мать Юрасовы ушли в кино, Севка — на футбол, и квартира оказалась в полном распоряжении гостей.

Лешка приготовила сюрприз. Она достала у соседей магнитофон и теперь, усадив всех на диван, объявила:

— Запись-концерт! Приветственная ода. Речь Цицерона нашего времени. Пение дуэтом. Соло на гитаре. — И включила магнитофон. Ее измененный голос произнес скороговоркой:

— Слава тебе, о Панарин, со щитом возвратившийся с битвы! Пример твой похвальный пусть честно умножат соратники наши…

Алла Звонарева посмотрела на Стася с нежностью. Или это показалось?

Чей-то басок произнес из магнитофона:

— И, как сказал несравненный Ломоносов, «широко простирает химия руки свои в дела человеческие». А Менделеев добавил: «Посев научный взойдет для жатвы народной».

Первой узнала голос Анжела.

— Это Вера! — воскликнула она изобличительно.

— Не может быть! — не поверила Надя.

Она сидела на диване около Потапа и все старалась отодвинуться от него.

— Точно, Вера, — подтвердил Лобунец и придвинулся ближе к Наде.

А комментатор продолжал:

— Внимание! Всем! Всем! Копия — ведьме. Сейчас перед вами выступит известный оратор, Цицерон нашего времени Полторапотап Лобунец.

Потап, втянул голову в плечи, растерянно заулыбался:

— Благодарю… Н-не ожидал…

В магнитофоне кто-то откашлялся, помычал и затем заикающимся голосом, очень похожим на голос Потапа, произнес:

— Я… м-м-м… Строго говоря… м-м-м… не обладаю красно…

Невозмутимый голос комментатора пояснил:

— Механизму заело…

Когда выпили вино, чокаясь и провозглашая дурашливые тосты, Анжела вдруг сообщила:

— Новость! В наших краях снова объявился Шеремет. Помните, парень с разбойничьими глазами?

Лешка стала белее стены, чуть не выпустила из рук тарелку с винегретом. Хорошо, что никто не заметил ее состояния.

А Панарин сказал:

— Не знаю, кто как, а я считаю Шеремета хотя и хулиганистым, но не пропащим парнем. Он, правда, с каким-то надрывом непонятного для меня происхождения…

Лешка благодарно поглядела на Стася.

Лешка спала на балконе на топчане, укрывшись с головой простыней, торчали только голые пятки. Утро было прохладным, Алексей Павлович, выглянувший на балкон, набросил на дочь одеяло.

После завтрака Лешка решила отправиться к плотине — денек был такой, что только фотографируй. Она надела коричневое, недавно сшитое платье, в котором выглядела старше, перебросила через плечо аппарат и отправилась на прогулку.

У берега в морском прибое резвились, как дельфины, ребята. Выждав, когда перед ними на мгновение разверзнется водяная пасть, они с визгом бросались в нее и на гребне летели к берегу.

Вон, кажется, Севка — обгорелый, как головешка. Разогнался, сделал сальто, рассчитывая сесть на волну, но запоздал, шлепнулся на песок, и подоспевший бурливый вал накрыл его. Этот дурында в прошлом году подстерег момент, когда ловец бездомных собак отлучился от своей будки, и с криком: «Амнистия в честь Лайки!» — выпустил всех узниц на волю.

Лешка чинно проследовала дальше, к гидростанции.

Возле самых шандоров вода была неожиданно изумрудной и тихой. У подъемников плясала, неистово плескалась рыба.

Лещи, выставив над водой круглые желтые носы, жадно глотали воздух. Казалось, солнце щедро разбросало по воде пригорит золотых монет.

Вдали подманивал сомов рыбак в просмоленной лодке. В руке у него трубка, похожая на охотничий рог, он шлепает ею о воду, и на этот звук, напоминающий лягушачье кваканье, мчится сом, хватает наживу.