Николай Островский - Том 3. Письма 1924-1936
В Оргкомитете тоже волокитчики не плохой руки. 20 декабря 33 г. мне Березовский и Крутиков пишут: «Через два-три дня мы вышлем вам 500 руб.». Прошел уже месяц, а денег все нет. Это вроде как Украина, которая все шлет.
До сих пор не получаю от тебя писем? Почему это?
Обо всех новостях буду писать. Я немного прихворнул, что задержало начало моей работы.
Твой Коля.
P. S. Привет тебе и Циле от всех моих.
Сочи, 19/I-34 г.
131
А. А. Жигиревой
7 февраля 1934 года, Сочи.
Милая Шурочка!
…Я тебе послал несколько писем, и ты их не получила. Когда это кончится? Как это обидно. Твое письмо от 1/II- только что получил. Тоже темпы — от Ленинграда сюда семь дней.
Начинаю информацию снова. Авось это письмо дойдет. Катя уже месяц живет у нас. У нас все по-старому, только, как водится, перехворали все гриппом и прочими хворобами. Грипп задержал начало моей работы. Противная хворь — не живешь и не умираешь.
Неожиданно узнаю из Харькова, что там раскрыта в издательстве банда петлюровцев-белогвардейцев. Они сознательно не печатали мою книгу вопреки решениям ЦК [ЛКСМУ] их накрыли, дали «жилплощадь», где полагается, и дело опять в наших руках. Новое руководство пишет, что книга выйдет во II-м квартале с/г.
Вот, оказывается, где была зарыта собака. В Москве книга еще не вышла. Вот-вот, как говорится. Все мои друзья замолчали на мертвую. Твое письмо единственное. Это мне обидно, и сегодня открываю ураганный огонь по всем[у] фронту. Шурочка! Я на тебя сердиться не могу, хотя бы хотел. Не могу, потому что нет причин — ни сердиться, ни забыть это невозможно. Помни это и никогда не говори.
…Конечно, огорчен, что Москва положила под сукно. Но я уже не наивный мальчик и знаю: где нет борьбы, там нет победы… Книга переводится на ряд нац. языков. Все это признаки ее агитационной дельности. Конечно, помня твои рассказы, с каким трудом твой друг директор пробивает ведомственные тупики, я не могу быть уверен, что и на этот раз выйдет. Но через год-два, когда книга станет известна стране, это будет — я в этом глубоко убежден.
Ты пишешь, чтобы я прислал тебе книгу, даже две. Какую? 1-ю часть, ибо второй у меня нет. Я завтра высылаю тебе ценной посылкой пока одну книгу, первую часть «Как закалялась сталь».
Передай ее товарищам, и пусть они напишут свое мнение, попроси их от моего имени. Со дня на день жду новостей из Москвы. Как только получу II-ю часть, сейчас же вышлю тебе ее. От Чернокозова и Войцеховской ответа не получил. Буду обо всем писать, моя дорогая. Привет тебе от всех моих, а от меня особенно дружеский товарищу Вольфу. Еще раз прошу, напиши подробное письмо о твоем разговоре с Раюшей на вокзале.
Твои деньги Рая получила, посылки твоей мы еще не получали. Крепко жму твою руку.
Твой Коля.
7/II, Сочи. 1934 г.
Азово-Черномор. край,
Ореховая, 47.
132
С. М. Стесиной
7 февраля 1934 года, Сочи.
Дорогой товарищ Соня!
Я послал тебе два письма. В них ряд вопросов, на которые ждал ответа. Помня о злых шутках наркомсвязи, я опять повторяю эти вопросы. 4-го января Сочинский райком ВКП(б) послал на адрес редакции пачку документов, которую я просил тебя переслать в Оргкомитет С[оюза] С[оветских] П[исателей] — секретарю Березовскому. Я хочу знать о судьбе этих документов. Я также просил прислать мне № 1-й журнала «Молодая гвардия», как только он попадет в твои руки. Видно, выпуск журнала к партсъезду не удался, сегодня 7-е, а не слышно о его выходе. Последнее, о чем я тебя прошу, это пришли мне справку, по образцу прошлых, можно без указания заработка. Этого мне пока не надо.
Крепко жму твою руку.
Н. Островский.
P. S. Написано по моему поручению.
Сочи,
7/II-34 г.
Азово-Черноморский край.
133
С. М. Стесиной
8 февраля 1934 года. Сочи.
Милый товарищ Соня!
Только что получил Ваше и А. Караваевой письма. Они полны теплотой и дружбой. Старая развалина Наркомпочтель чуть было не рассорила нас с Вами. Я ведь Ваших и товарищ Анны писем не получал. Почта сожрала, будь она трижды проклята. С почтой у меня давнишние счеты — сколько неприятностей причиняет она мне. Не будем вспоминать о прошлом. Последнее письмо смело сразу все снежинки. Вы теперь видите, что я совершенно не имел правильной информации и делал из молчания свои выводы. Скоро выйдет из печати вторая книга. Один авторский экземпляр будет послан моему молодому другу — Соне. Сейчас я загружу письмо целым рядом деловых вопросов, вернее просьб к Вам лично.
1. Как только номера журнала будут выходить из печати, Вы один из первых редакторских всегда пришлете мне. Хорошо, товарищ Соня?
2. Товарищи подняли вопрос о персональной пенсии для меня. Я подчиняюсь их настоянию. Сегодня получ[ил] срочное письмо Оргкомитета С[оюза] С[оветских] П[исателей] с требованием прислать целый ряд документов, необходимых для этого. Среди них требование представить справки издательств и журналов о сумме, выплаченной мне за последние три года.
Я прошу Вас, напишите такую справку. Сообщите общую сумму с 1932 года, включив туда и сумму за номер первый 1934 года. Может, Вам попадутся в печати интересные для меня статьи, сообщайте мне о них. Я ведь некоторых рецензий о своей книге не читал, ибо не знаю, где они напечатаны. Здесь, в Сочи, многого не узнаешь. Теперь я уверен, что живая дружественная связь между мной и Вами не будет прервана. Буду писать на домашний адрес. Хочу называть Вас, минуя официально сдержанное «Вы», и с сегодняшнего дня мы не «вы»… Крепко жму твою руку, милый товарищ Соня!
Меня зовут Николай или Коля, и следующие письма ты начинаешь так, как я кончаю:
Н. Островский.
Написано по моему поручению.
Северный Кавказ,
г. Сочи, Ореховая ул., д. № 47.
134
С. М. Стесиной
14 февраля 1934 года, Сочи.
Дорогой товарищ Соня!
Посланные редакцией 252 руб. я получил. В этой быстроте перевода я вижу твою заботу обо мне. Мне товарищ Феденев рассказывал, как ты дралась с финбюрократами, чтобы добыть маленько монету для меня.
Сонечка! Я просил тебя прислать мне редакционный No первого журнала за 34 г. В Литературке я прочел его содержание.
Ответь на мои вопросы о пенсионных делах и пришли справку.
Получаешь ли мои письма?
Жму твою руку
Н. Островский.
Сочи. 14/II-34 г.
135
М. З. Финкельштейну и Ц. Б. Абезгауз
22 марта 1934 года, Сочи.
Дорогой Миша и Циля!
Пишу первые письма. Поправляюсь с каждым днем. Истребляю продуктов в невероятном количестве и темпах, не имеющих себе равных в истории.
Твою телеграмму получил. Катя писала тебе свои информации. Даже, кажется, я диктовал что-то, не помню…
Когда я болел, было очень плохо… когда я стал выздоравливать, стало еще хуже, потому что есть я стал беспрерывно, с раннего утра до поздней ночи. Сейчас уже понемножку успокаиваюсь.
В прошлом письме я просил тебя и Цилю не заглядывать в редакцию журнала «Молодая гвардия» по моим делам, еще раз прошу вас, я не чувствую со стороны моих шефов теплоты и внимания, и поэтому мне будет очень больно почувствовать их недовольство тем, что мои друзья требуют для меня те или другие вещи. Помни, Мишенька, в редакцию журнала ни ногой.
Получил письмо из издательства. Рыжиков уже не редактор, редактор же некто Р. Шпунт — женщина. До чего же безответственно тасуют людей на таком ответственном участке. Не успеют автор и редактор узнать друг друга, как уже новое лицо — и начинай опять сначала.
Пишут, что книга (скоро) выйдет. Это скоро можно растянуть на пятилетку. Там не торопятся.
Впереди ведь целая эпоха, и чего спешить. Рыжиков писал, что они делают все, чтобы переиздать мою книгу в самое ближайшее время. Обещал написать рецензию (в альманахе «Молодость»).
Где теперь Рыжиков, не знаю, как переиздание — тоже. Каков тираж книги — не знаю. Вообще ничего не знаю…
Есть более радостные вещи, — труд и творчество, чем вся эта отвратительная канитель. Буду обо всем писать. Весна на пороге, скоро встретимся, старик. Не дрейфь. За нами советская власть и мировой пролетариат.
Твой Коля.
Привет от всего колхоза.
Сочи, Ореховая ул., 47.
22/III-34 г.
136
А. А. Караваевой
1 апреля 1934 года, Сочи.
Дорогой тов[арищ] Анна!
Только что мне прочли твое письмо. Сегодня хороший день: письмо от тебя и другое письмо, сообщающее, что на днях М. Горький опубликует статью о всех грехах твоего подшефного. Попадет мне на орехи, тов[арищ] Анна, ведь я немало напутал в своей первой пробе руки. Признаюсь, я немного смущен: ведь великий мастер, особенно сейчас, награждает увесистыми ударами кое-кого из «оседлавших славу». Правда, я последнего не имею на своем счету, но все же отзыв Алексея Максимовича меня волнует.
