Дмитрий Яблонский - Таежный бурелом
— Ну, погоди, чертовка!
Он взял под руку Савву, вывел в сад. Аграфена поставила перед ними на столик водку и ушла.
— За душу взяла, — бормотал Жуков. — Не могу больше! Ты ужо, Савва, постарайся, я в долгу не останусь…
— Да мне чего! Крой, ежели подступишься… Как бы она тебя не пырнула ножом. А я со всем удовольствием.
— Будь покоен, не пырнет. Завези ее к нам на заимку.
— Как бы Сафрон не дознался — застрелит.
— Ну и трусы вы с Ильей! Проси что хочешь.
Жуков достал бумажник. Отсчитал несколько бумажек, кинул на стол.
— Держи задаток! Твое дело доставить девку на заимку, остальное сам обделаю.
Савва взял деньги, сунул за пазуху.
— Рискованное дело… Дешево, однако… Деньги-то, сам знаешь, бумага…
— Это задаток. Как дело обтяпаю — буланого жеребца приведу, а бумажные обменяю на золото.
— Тогда церковный порядок, — крестясь, вздохнул Савва. — Ладно, уж только ради особого к вам расположения, Николай Селиверстыч.
Ударили по рукам и разошлись.
Всю ночь Савва ворочался с боку на бок. Грезился буланый жеребец, золотые империалы. Поднялся чуть свет. Запряг в легкий ходок на рессорах пару коней. Бросил полмешка овса. В нерешительности потоптался около лошадей, оправил сбрую.
Из окошка высунулась Аграфена.
— Куда ни свет ни заря собрался? — зевая, спросила она.
— Не твое дело, — озлился Савва.
Разбудил Наташу. Вышел во двор одетый подорожному, опоясанный патронташем, с ружьем в руках.
Наташа, подрагивая от предутренней прохлады, с недоумением следила за необычным поведением хозяина. Савва молча сунул ей брезентовый плащ.
— Возьми, дорога неблизкая.
— Куда едем спозаранок?
— Дело хозяйское, — буркнул Савва. — Все никак не привыкнешь: куда да почему? На кудыкину гору. Не у маменьки, чай, растешь. Садись!
Наташа свернулась калачиком на ворохе сена и задремала.
Утро теплилось голубыми тенями. Светлела в предутренних сумерках тайга. На небе золотился убывающий месяц. Над Уссури стелился туман. Где-то в клубящейся белизне вспыхивал бледный огонек, скрипели весла в уключинах. Рыбацкой лодки не видно, но блеклый месяц выстелил за ее кормой трепетную дорожку из ртути.
Кони шли размашистой рысью. Встречный ветер полоскал их густые длинные гривы.
Втянув в покатые плечи голову, Савва озирался по сторонам. Наташа заснула. Постукивали о гравий колеса, поскрипывали упругие рессоры.
Кони, роняя ошметья пены и тяжело поводя боками, все медленнее рысили по дороге, вьющейся над обрывистыми берегами.
В полдень показалась заимка. Новый дом и надворные постройки стояли в густой чаще дубов.
Серые волкодавы с лаем кинулись к запотевшим коням. Два поджарых кобеля, подпрыгивая, хватали их за морды. Савва соскочил с облучка, стал стегать собак.
Наташа отстранила хозяина, достала с тележки каравай хлеба, взяла за ошейник серого волкодава, приласкала.
Савва ушел в избу. Коней стал распрягать костлявый долговязый мужик. Собаки окружили Наташу. Она отламывала хлеб маленькими кусочками. Собаки, задрав черноносые морды, вывалив из жарких пастей розовые языки, следили за ее вскинутой рукой.
Звеня шпорами, придерживая рукой шашку в раззолоченных ножнах, с крыльца сбежал Колька Жуков, на плечах его сверкали погоны.
— Наташенька! Какими судьбами?
Наташа отвернулась.
Николай подошел, взял ее за руки.
— Уйди! — крикнула Наташа, вырывая похолодевшие пальцы из его жестких ладоней.
— Теперь, девка, не уйду, — дыша винным перегаром в побледневшее лицо Наташи, хрипло заговорил Николай. — Завтра скатаем в церковь.
— С ума сошел?
— Сошел. Не могу без тебя.
— Не имеешь права. Дед Сафрон узнает — голову оторвет.
Николай расхохотался.
— Твой дед Сафрон на днях будет в петле болтаться вместе с Федоткой.
— Найдется и на вас управа.
— Ничего, Наташенька, обломаешься, попривыкнешь. Не ты первая, не ты и последняя. Время камень точит и скалы рушит.
— Не-на-ви-жу!
— Посмотрю, птаха, что после венца запоешь. Не ерепенься!.. Царицей будешь, в собольи меха одену. Вот покончим с большевиками и закатимся в Харбин…
Николай отошел, достал пачку японских сигарет, закурил. Вздрагивая от негодования, Наташа пошла искать хозяина. Проходя по двору, она увидела подседланных коней под навесом, тачанку с пулеметом и растянувшихся на соломе всадников. Казаки спали. Встревоженная Наташа быстро вбежала в дом. За столом сидел ухмыляющийся хозяин, перед ним лежала какая-то бумага.
— Едемте! Сейчас же едемте! — крикнула Наташа.
Савва потянулся, зевнул.
— Мне не к спеху… А тебе — тем более. Просватали, девка. Бабье дело — жрать да детей рожать.
Наташа ахнула, опустилась на скамейку. Савва бережно уложил в бумажник долговое обязательство Жукова и пошел запрягать коней.
Раздался стук подков. Наташа подошла к окну. На взмыленном коне во двор влетел чубатый казак в заломленной на затылок папахе с желтым верхом. Что-то сказал Жукову и, огрев мерина нагайкой, умчался.
Вошел Николай. Снял фуражку, повернулся к костлявому мужику, бросил отрывисто:
— На короткое время съездим в недалекое место… Девку беречь пуще глаза. Невеста моя… Понял, Дормидонт?
— Будь надежен, Николай Селиверстович, сбережем, — хмуро отозвался Дормидонт, поглядывая на девушку.
Наташа огляделась. Прямо из окон — вид на речку, на поросшие лесом горы. Через овраг — мостик, за ним тропка. На опушке кленового леса паслись кони.
Николай перехватил ее взгляд, задержавшийся на статном жеребце, что-то шепнул работнику.
— От меня не уйдет, — поскребывая волосатую грудь, успокоил его Дормидонт. — Плевое дело!
Вошла старуха, поставила на стол миску щей, напластала ржаного хлеба.
У Наташи засосало под ложечкой. Со вчерашнего полдня во рту росинки не было, закружили гости.
— Хозяйке отдельный прибор! — крикнул Николай.
Старуха поставила перед Наташей деревянную чашку.
Та с аппетитом стала есть.
— Огонь, паря хозяин, невеста-то, — одобрительно крякнула старуха.
Николай Жуков в ответ только усмехнулся.
Вошел обвешанный оружием казак.
— Готовы, ваше благородие!..
Николай вышел во двор. Рябой казак набросил на его плечи черную бурку, придержал беспокойного жеребца, подал стремя. Николай вскочил в седло, подъехал к окну.
— Не скучай, Наталочка. Готовься к свадьбе.
Ударил жеребца и умчался.
…Светало. Шафрановая заря чуть теплилась на еще синем звездном горизонте. Разгораясь, она окрашивала снежные пики гор в огнисто сверкающие блестки.
Наташа очнулась, соскользнула с постели. Присела на крыльце, тихо посвистела. Угрюмый, с волчьим блеском в глазах пес подбежал к ней, лизнул горячим языком руки.
— Морж, Морж! — ласкала собаку легкая девичья рука.
Но каждый раз, когда Наташа хотела подняться, Морж угрожающе скалил желтые клыки. Наташа садилась, и Морж, помахивая пушистым хвостом, растягивался у ее ног. Вся стая собралась у крыльца. Собаки расселись полукругом.
— Морж, Морженька! — ласкала Наташа вожака стаи.
Медленно тянулось время. Сквозь приоткрытую дверь доносилось всхрапывание Дормидонта.
Наконец Наташа решительно поднялась, сняла с гвоздя уздечку. Но не успела сделать шага, как Морж бросился на нее с глухим рычанием, вскинул на плечи когтистые лапы, прижал к перилам.
Наташа изловчилась, с размаху ударила удилами Моржа по морде.
— На место! — властно крикнула она.
Волкодав виновато вильнул хвостом, отошел в сторону. Наташа отодвинула железный засов, выбежала за ворота. Рядом с ней трусил Морж. Гнедой жеребец, уткнувший морду в дымокур, почуяв чужого, всхрапнул. Не зная, как подступиться к одичавшему коню, Наташа опустилась в высокую траву, Морж растянулся у ее ног. Таежный гнус облепил девушку. Нестерпимый, обжигающий зуд растекался по телу. Отмахиваясь от мошкары, она ползком добралась к дымокуру и притихла. Жеребец отбежал в сторону. Гнус насел на него со всех сторон. Он долго хлестал себя хвостом по бокам, мотал шеей, ляскал зубами и, не выдержав, снова подошел к дымокуру. Наташа сидела, не шелохнувшись. Жеребец обнюхал ее и успокоился. Наташа привстала, потрепала конскую шею. Осторожно накинула уздечку, вложила удила в рот.
Заскрипели ворота. Собачья свора с лаем выкатилась со двора. За ней, вращая одичавшими глазами, выбежал Дормидонт.
— Взять! — крикнул он собакам и, звеня уздечкой, сломя голову кинулся к дымокуру.
Наташа схватилась за гриву, вскочила на неподседланного коня. Тот взвился на дыбы, затанцевал, но сбросить всадницу не смог. Припав к горячей конской шее, девушка ударила по бокам каблуками. Жеребец закинул голову и понес, подчиняясь крепкой руке.
