Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто
Запел телефонный зуммер.
— Я слушаю, — ответил командир батареи. — Готовились к атаке… Примерно? Два взвода… Не может быть! Снопов… Красноармеец Снопов… Слушаюсь…
Закончив разговор, капитан улыбнулся.
— Благодарят нас. Штаб сообщает, что две роты самураев хотели снять наше боевое охранение. Не вышло. Давай завтракать. А вот воды нам до вечера не видать. Дорога она здесь, дорога!
* * *Николай старался понять, что происходит, но сильный стук в висках мешал ему сосредоточиться. Глаза видели отвесную стенку траншеи, бойко бегающего по брустверу черного паука, тонкий штык, конец которого терялся в каком-то желтоватом кругу.
Он помнил, что перед атакой японцев была сильная артиллерийская подготовка.
— Японцы! Близко! — закричал Андрей.
— Противник слева! — доложил телефонист.
— Банзай! — раздалось где-то впереди.
Капитан Гусев и Николай в два прыжка очутились рядом с Куклиным и Макаренко.
— Батарея, к бою! — крикнул капитан. Ясно было, что противник решил отбить высотку. Пользуясь темнотой, японцы вплотную подошли к наблюдательному пункту.
Команды капитана потонули в торопливой скороговорке пулемета. Андрей бил короткими и частыми очередями. Николай выстрелил. Толстый приземистый японец, подгонявший своих солдат пистолетом, пошел как-то боком, клонясь к земле.
«Этот далеко не уйдет», — подумал Николай, беря на мушку другого.
Пулемет Куклина внезапно замолк. Николай оглянулся. На бруствер выскочил японец с безумными глазами и завизжал. Андрей вышиб из его рук винтовку, но японец, падая, успел схватить его за горло. Оба свалились на дно траншеи. Николай швырнул гранату за окоп и бросился на помощь другу, но тот уже сам поднялся. В руках у него был окровавленный самурайский кинжал.
Капитан, не отрываясь от трубки телефона, стрелял из пистолета вдоль хода сообщения. Макаренко, раненный в плечо, одной рукой вгонял обойму в магазинную коробку.
— Огонь! Огонь! — кричал капитан.
С нарастающим воем приближались снаряды.
«Сюда!» — промелькнуло в сознании Николая, но не страх, а злорадство испытывал он.
Снаряды накрыли наблюдательный пункт, но, к счастью, ни один не угодил в траншею. На артиллеристов обрушились горы песка и комья земли.
— Ура-а! — донеслось сзади.
Это бойцы второго батальона бросились на японцев с фланга. Те заметались.
Капитан перенес огонь и первым выскочил на бруствер. Несколько японцев кинулись к нему. Капитан в азарте боя не рассчитал момента: преждевременно бросился в контратаку с горсточкой артиллеристов.
В груди Николая похолодело: командир батареи не выстрелил, а швырнул пистолет в голову японца. Николай бросился вперед, как-то боком отбил плоский штык от груди Гусева, ударил прикладом по лицу ближайшего солдата, но сам отлетел в сторону и упал…
Николай вздрогнул: кто-то положил на его плечо тяжелую руку. Подняв голову, он увидел капитана Гусева.
Капитан присел рядом на пустой снарядный ящик, отставил в сторону японскую винтовку, которую принес с собой, и протянул открытый портсигар.
— Закури.
Капитан, кажется, первый раз заговорил с Николаем на ты. Николай видел, что пальцы командира батареи дрожат, но не так сильно, как у него.
— Махорки хочется. Говорят, крепче.
— Не завернуть сейчас.
— Что это? Страх? — спросил Николай, когда закурили.
— Страх не страх, а нелегкое дело штыковой бой. Я шестой раз схожусь врукопашную, и после всегда такое состояние…
— А у меня голова болит. Круги желтые перед глазами, — виновато пожаловался Николай.
— Еще удивляешься! Тебя офицер лопатой по каске ударил. Больше часа без сознания лежал.
Николай взглянул на свою каску, лежавшую у его ног. На ней была продолговатая вмятина с трещиной посредине.
— Здорово!
— Попади чуть в сторону — разрубил бы плечо… Папиросы хватило ненадолго. Закурили по второй.
— Выручил ты меня сегодня, — вдруг сказал капитан. — В пистолет попал песок. Стал стрелять — заело… Если бы не ты, конец мне.
Капитан замолчал. Николай не знал, что ответить. Да и зачем говорить об этом?
— Вот одно непонятно, — продолжал капитан. — Почему у нас любят говорить о самураях в восторженном тоне? «Они такие, они сякие», — передразнил он кого-то и плюнул с досады. — Ни черта нет в них геройского! В атаку прут пьяными! Хотя вообще-то японская армия не слабая… Драться могут.
Постепенно нервы успокаивались.
— Давно куришь? — спросил капитан.
— Раньше не курил.
— А сегодня двух папирос не хватило? — усмехнулся Гусев. — Ну, ничего. Покончим с японцами и бросим.
— Товарищ капитан, вы… нарочно вызвали огонь батареи на себя? — спросил Николай.
— Да, — ответил капитан, бросив окурок на дно траншеи и аккуратно придавив его носком сапога. — Иначе нас смяли бы. И вот что, Снопов. Хоть, может, сейчас и не совсем время говорить об этом, а скажу. Сам ты работаешь хорошо, в бою молодец, а с комсомольской работой у тебя слабина. А ведь в тебя поверили, избрали тебя секретарем комсомольской организации. Тебе обязательно надо бывать на огневой позиции. Правда, иные говорят, что во время войны не лекции читать, а врага бить надо. Неверно это. В бою нужны твердые, убежденные люди. У тебя есть агитаторы среди комсомольцев. Надо подсказать им, чтобы поинтереснее проводили беседы. Они ведь другой раз замечательнейшую историю так расскажут, что блохи с тоски дохнут! Понимаешь меня?
— Я слушаю, товарищ капитан.
Страшно хотелось пить, но вода была только в одной фляге и ее берегли для раненого Макаренко, который лежал на дне окопа.
— Почему ты, Снопов, ни разу не написал письма девушке? Неужели не дружил ни с одной? — спросил Гусев после небольшой паузы.
— Было… Напишу скоро.
Андрей, дежуривший около стереотрубы, доложил:
— В тылу у японцев наблюдается пыль, судя по скорости, идет колонна автомашин.
— Японцы подбрасывают новые силы. Теперь уже и днем… Значит, скоро будет решительная схватка, — заключил Гусев.
* * *Во время совещания командного состава в штабе полка японская артиллерия открыла сильный огонь по расположению второго батальона.
Заместитель командира полка майор Шилов как ни в чем не бывало продолжал разбор боевых действий.
Майор Кушнарев и капитан Гусев нервничали, прислушиваясь к нарастающему грохоту разрывов.
Вдруг поднялся сам командир полка.
— Тут у нас есть товарищи, — начал он сердито, — которые полагают, что если бой ведется без них — он проигран. Я говорю о вас, товарищи Кушнарев и Гусев. Если не надеетесь на своих людей — грош вам цена: не сумели подготовить. Заместители должны действовать самостоятельно. Командир второго батальона майор Кушнарев не надеется на своего заместителя, а Гусев — на командира взвода управления. Это же безобразие.
Командир полка подал знак Шилову продолжать занятие и сел.
Гусев внешне успокоился, но невольно все время прислушивался к канонаде. В грохоте десятков орудий он различал выстрелы короткоствольных пушек — глуховатые, отрывистые — и чувствовал: батарея работает ровно, методично.
Совещание закончилось под утро.
Гусев вышел из палатки, позвал Андрея и пошел на наблюдательный пункт.
Недалеко от переднего края он увидел две тени, осторожно пробирающиеся к траншеям. Это показалось подозрительным.
Подав знак Андрею быть наготове, капитан поставил пистолет на боевой взвод и ускорил шаг. Подкравшись вплотную к неизвестным, он узнал в них своих телефонистов Алексеева и Журбу.
— Вы откуда? — строго спросил он.
— Лейтенанта относили. Ранило его.
— Лаченко? Когда?
— В самом начале. Он хотел идти к командиру роты. Тут как начали стрелять, — рассказывал Алексеев, волнуясь, — его и ранило. В спину ранило.
Из сбивчивого доклада, в котором было больше почтения к своему командиру, чем смысла, стало понятно: ранен командир взвода управления и по приказанию Снопова телефонисты унесли его.
— Кто на наблюдательном пункте? Кто управлял огнем?
— Снопов.
— Сильно ранило лейтенанта?
— Худо ему, — вмешался Журба.
— Лейтенант управлял огнем?
— Нет. Не успел.
— И Снопов там один остался? — Да, товарищ капитан. Один!
— За мной! — приказал Гусев и побежал. Перевалив через гору, он спрыгнул в траншею.
— Стой! Кто идет? — тихо, но властно раздался голос Снопова из глубины.
— Свои!
— Кто? Пропуск!
— Это я! — ответил Гусев и назвал пропуск.
— Подходи один.
— Как дела? — спросил капитан издали, давая Снопову возможность узнать его по голосу.
Снопов стоял спиной к стенке у стереотрубы. Одной рукой держался за телефонную трубку, а другой сжимал пистолет лейтенанта. Рядом лежали гранаты.
