Рустам Агишев - Луна в ущельях
— Почему не ушла в общежитие? — спросил он после долгого молчания, и Зойка угрюмо сказала:
— Жила немного… хрен редьки не слаще… Да и невестке трудно одной с пацанчиками. Как-никак племянники.
Зойке было трудно говорить. Она вдруг ткнулась лицом в его похудевшие, выпирающие под простыней колени. Он осторожно гладил ее вздрагивающие плечи.
4
Так и застала их вошедшая внезапно Дина. Глаза ее расширились. Вадим не отнял руку. Зойка вскочила и, вытирая рукавом мокрые щеки, выбежала из палаты.
— Что с ней? Что здесь происходит? — тихо спросила Дина. Она придвинула стул, села, привычно приложила холодноватую ладонь к его лбу, но не выдержала и повторила более требовательно: — В чем дело, Вадим?
Он мягко отвел ее руку:
— Ничего особенного, Дина. Разговаривали. Что-то ее расстроило. Она хорошая… Давай лучше помолчим.
Она чувствовала перемену и отказывалась что-нибудь предполагать. Неужели сбывается томившее ее последние дни предчувствие нависшей над ней беды? И потом недавний сон: будто несет она Вадима через степь на руках, торопится, бежит, а он с каждым шагом почему-то уменьшается, становится легче и легче… и вот он уже совсем маленький и начинает вдруг твердеть, превращается в розовую поливиниловую куклу…
Она проснулась тогда в холодном поту. Какое же еще осложнение дала жизнь, что он тут надумал и при чем Зойка? Но опять-таки не в этом, не в этом сейчас дело…
— Я приехала за тобой, — стараясь говорить прежним тоном, сказала Дина. — Сейчас принесут твои вещи, и ты одевайся, Вадим. Поедем ко мне. Будешь жить в кабинете отца. У нас целых три комнаты, — поспешно добавила она, будто он не знал об этом.
«А Зойка живет в одной комнате с братом и его семьей, вот ведь как все устроено нескладно», — подумал Вадим, а вслух сказал: — Спасибо, Дина. Я с удовольствием воспользуюсь первой частью твоего предложения, но жить буду у себя на Бруснинке.
— Почему?
— Не хочу обременять тебя и твою семью.
— Какие глупости! Или ты раздумал на мне жениться? Ведь ты — мой жених.
Она перешла на шутливый тон, и он принял это.
— Разумеется, нет, не раздумал, — сказал Вадим, усмехаясь, — только ты сама не захочешь за меня идти… — Он вовремя остановился и сказал не то, что хотел. — Маршруты геологов долги и опасны — мама твоя в конечном счете права.
— А Зойка пошла бы в маршруты с тобой? — с усилием сказала она.
Он помедлил:
— Почему бы и нет?
Вадим встал, подошел к окну. Там, далеко за городскими кварталами, поднималась гряда сопок. Мысленно он уже был там, на незнакомых тропах, где Бабасьев, Байгильдин и другие его товарищи проводили дни и недели, жили в палатках, бурили мерзлую землю, нащупывали рудное тело. Геолога неудержимо тянуло туда, к Большому Пантачу. Он крепко стиснул зубы. Громадные, безмолвные, заснеженные сопки кажутся недоступными и все-таки покоряются воле человека. И ему покорялись. А сам он совсем невелик, и болезнь его — такое маленькое в сущности происшествие. Что же все-таки сказать Дине?
— Вот ты ушла с геологического, — сказал Вадим, не оборачиваясь, но спиной чувствуя малейшее ее движение (сейчас она подняла глаза и вся напряглась), — а в Байконуре, может быть, уже тренируются на центрифуге геологи. Тебе не завидно? Не жалеешь, что ушла?
Дина помолчала.
— Нет, не жалею, Вадим. Я не создана для подвигов. Это не правда, что женщина во всем должна быть равна мужчине. Этого никогда не будет. Это не нужно. Женщина должна иметь свой круг профессий. К тому же все тяжелые работы скоро будут выполнять роботы, в том числе и работу геолога, — не без усилия пошутила она.
— По маршруту пойдет робот?
— Никаких маршрутов. С воздуха машина исследует недра и фиксирует наличие тех или иных полезных ископаемых, вот и все!
— И прогнозы тоже робот будет составлять?
— С большей даже точностью, чем опытные геологи. Ведь с фосфоритами наш безупречный папка дал маху, А машина не ошибется.
— Это все из области фантастики, милая, — сказал Вадим, и в голосе его прозвучала откровенная насмешка. — А в реальности поисковику еще долго придется вкалывать по долинам и по взгорьям да кормить таежного гнуса. Конечно, не всем такая романтика по сердцу.
Дина глядела на него, и в ней росла тревога: что у него на душе?
— Послушай, Вадим, — начала она, пытаясь изменить разговор, — что-то уж очень ты сегодня стараешься поругаться. Видно, это неспроста. А я вот возьму да и не поссорюсь! Только и всего. В химии, ты думаешь, нет романтики? Ого! Еще сколько! Когда-нибудь я расскажу тебе о полимерах… впрочем, все это потом. А сейчас… — Она пропустила входящего с узлом санитара и добавила: — Буду ждать в приемном покое.
Проводив ее взглядом, Вадим понял, что настал конец не только пребыванию его в больнице, но и еще чему-то бесконечно дорогому для него, единственному. И если раньше хотелось скорее уйти, то теперь он многое бы отдал, чтобы остаться сейчас, чтобы не искушать свою судьбу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Собственно говоря, культурная жизнь в Каргинске била ключом, жаловаться не приходилось.
За всем даже не уследить, особенно если работаешь и не хочешь слишком распыляться. То назначена защита диссертации о борьбе с клещевым энцефалитом (но это, собственно, мало интересует ее, Ильзу); то художники проводят отчетную выставку; то оперная студия при народном театре выпускает «Паяцев»; то премьера в драме или оперетте. В город приезжают всесоюзные и даже европейские знаменитости, лауреаты различных конкурсов. Конечно, если бы им не платили высоких гонораров, они бы еще подумали, приезжать или нет. Но им платили, а воздушные лайнеры позволяли, позавтракав в Каргинске, обедать в Москве… Она бы тоже не прочь так поездить.
Вот к спорту она равнодушна. Футболы, даже первоклассные, — это не ее стихия, а концерты, конечно, другое дело. В филармонии теперь устроили симфонический абонемент, и в течение сезона можно прослушать что-то серьезное и профессиональное.
Образовался и круг людей, посещающих концерты, довольно хорошего тона. Сравнительно, конечно. Бывает, что и тут появляются дамы с огромными декольте и множеством разных дешевых камешков. Это уже совсем плохо. Общеизвестно ведь, что в концерте полагается строгое платье, украшений в меру, тона мягкие. В Москве сейчас смеются над такими излишествами. В зрительных залах некоторых театров и на иных вернисажах там умели по-настоящему оценить изысканную ткань ее платьев, предельно лаконичный фасон, чувство стиля. У нее всегда было особенное чувство стиля. А вообще-то это для нее вовсе не главное. Прежде всего она настоящая музыкантша, и, несмотря на всю завистливость, люди признают это.
Поэтому ей и позвонили вчера из филармонии. Да, сами позвонили, представьте себе. Сообщили, что, возвращаясь из заграничного турне, в Каргинске остановится и даст всего три концерта Государственный Большой симфонический оркестр.
Это было событие, взбудоражившее весь город. Ведь не каждый может поехать в Москву и послушать выступление прославленного коллектива. Билеты раскуплены за неделю вперед, а обладатели льготных абонементов ходят именинниками. Одним словом, мало кто остался в стороне. Разве что Дина. Зачем ей концерты Константина Иванова, когда такое творится с Вадимом… Тогда он не поехал с ней. Ушел из больницы один пешком.
Дина два дня не выходила из дому, лежала лицом к стене на своей широкой тахте, застланной пестрым ковром, и оборачивалась только для того, чтобы закурить новую папиросу. Ильза Генриховна неслышно ходила по комнатам и делала вид, что ничего не понимает, а внутренне торжествовала, что так вовремя подсунула Зойку. И тут же, беспокоясь за дочь, стала настойчиво звать ее на концерт.
— Рассеешься, послушаешь серьезную музыку, — говорила она, — и хандру твою как рукой снимет. Я это на себе не раз испытала.
Дина, убившая день на бесплодные поиски (Вадим словно в воду канул), наконец согласилась. Без пяти восемь мать и дочь — обе высокие, статные, в гладких закрытых темных платьях — неторопливо пробирались сквозь празднично одетую толпу к своим местам. На шее Ильзы белела доставшаяся ей еще от матери нитка жемчуга, которую она надевала только в особо торжественных случаях. На Дине длинные, тяжелые, тоже старинные серьги. На них обращали внимание, здоровались, улыбались; к особому своему удовольствию, Ильза нередко ловила и завистливые взгляды.
Не успели они сесть, как к ним подошел оказавшийся в одном ряду Игорь Лебедь в безукоризненном костюме и в модных черных туфлях. Ловко поменявшись местами с одиноким старичком, он оказался рядом с Ильзой, а потом пересел к Дине. Ей, впрочем, было сейчас не до него. Уткнувшись в программу, она по-прежнему думала о Вадиме. Куда он мог исчезнуть?
