Александр Жуков - Высоко в небе лебеди
— Андрей Петрович.
— Очень приятно.
«Пора заканчивать, а то…» — Анисенко уперся кулаками в скамейку.
— Вы уже уходите?
Было в голосе женщины что-то теплое, успокаивающее, отчего Анисенко потерялся и неумело соврал:
— Сидишь тут целыми днями, руки от безделья затекают, — и подумал, что так оно и есть, только вот сейчас, в эту минуту, он про них почему-то забыл.
— Вы слесарем работаете?
— Откуда знаете?
— Работала на заводе. Да вы подвиньтесь поближе, а то мне приходится напрягать горло, а оно у меня тоже больное. — Женщина выждала, пока Анисенко переберется ближе. — Когда я видела вас на процедурах, мне запомнились ваши руки. У лекальщиков всегда такие вот, красноватые, крепкие подушечки пальцев. И кожа на руках темная от въевшегося масла и металла; говорят, не только свинец, но и сталь въедается в кожу.
— Это верно, — немного осмелел Анисенко, откинулся на спинку скамейки и вздохнул; ему захотелось стать таким же вот спокойным, расслабленным, как Лида, — говорят, что тот, кто работает с металлом, сам становится железным. Я когда в цех пришел, над такими словами посмеивался. Целый год ходил — руки в ссадинах да заусенцах. А потом они так притерпелись, что ничего их уже не берет.
— Просто вы стали аккуратнее, сноровка появилась. Хотя если так все объяснять, скучно становится. Можно дообъясняться до того, что вся наша жизнь, наши чувства и настроения — это лишь химические реакции.
— Кроме химии, я по телевизору слышал, в нас еще и электричество есть, — как-то по-домашнему, словно сидел за столом на кухне, а жена хлопотала у плиты, заметил Анисенко и подумал, что в эту пору его сын, поди, закрылся в своей комнате и гоняет музыку, а жена закручивает банки с компотом; любит она готовить впрок и огурцы, и помидоры, и разные варенья.
— Много в нас разных разностей, известных науке и неизвестных. Я вот, как уеду, так на пятый день начинает казаться, что дома меня кто-то ждет. А там — пустая квартира…
— Мы вам не помешаем? — напротив скамейки приостановилась пара: у него в руках была гитара; его спутница в тонких черных брюках, желтой майке с насмешливым любопытством посмотрела сначала на Лиду, потом на Анисенко.
— Мадам, уже падают листья, — парень опустился на скамейку рядом с Анисенко, пристроил гитару на колено:
Я возвращаю ваш портрет,Я вас без памяти люблю…
— Молодой человек, мы и без слов все поняли. — Лида ободряюще улыбнулась Анисенко. — У нас к вам маленькая просьба: спойте этот романс серьезно. Может, для вас он звучит странно, глуповато, но было такое время, и люди выражали свои чувства, как умели. Звучало это примерно так. — Лида прикрыла глаза, сложила ладони лодочкой и тихо, но так, что у Анисенко мурашки по спине побежали, пропела:
Я возвращаю Ваш портрет,Я о любви Вас не молю…
Парень вопросительно посмотрел на спутницу, та капризно передернула плечами: «Выкручивайся сам, мне это неинтересно». Он мягко тронул струны, склонил голову набок и прислушался к бархатному звуку, словно хотел отыскать в нем интонации Лидиного голоса, а потом повернулся к ней и виновато улыбнулся:
— Извините, но у меня так не получится, да и, вообще, я из этого романса только две строчки и знаю.
— И то хорошо, а вот мы с Андреем Петровичем современных песен, к сожалению, совсем не знаем, — она слегка коснулась плеча Анисенко, — пойдемте, а то я что-то озябла.
Они вышли на освещенную аллею. Анисенко все старался приноровить свой шаг к Лидиному короткому, раздумчивому; оказавшись под фонарями, он обеспокоенно осмотрелся: нет ли рядом знакомых, но тут же подумал: «Откуда здесь знакомые?..» Он посмотрел на Лиду, погруженную в свои мысли; его жена сейчас, наверное, досматривала программу «Время», чтобы узнать погоду на завтра; когда диктор скажет о Западной Украине, она наверняка подумает: «Как там мой Анисенко?» «А я тут… Нет, пора идти в корпус», — Анисенко прибавил шагу, но тут же услышал за спиной:
— Андрей Петрович, я за вами не успеваю.
Лида догнала его и взяла под руку.
— Теперь не убежите.
— Привет соседу! — из кустов вынырнул главный инженер с двумя девочками, оценивающе осмотрел Лиду и разочарованно причмокнул.
— Кто это?
— Живем в одной комнате; подсунули тут… — Анисенко вспомнил самовлюбленные рассказы соседа о вольготной жизни, о левых деньгах, которых за месяц иной раз «набегает с три оклада»; сейчас эти рассказы почему-то раздражали еще больше, чем тогда.
— Такие люди обычно считают, что обладают особым талантом устраиваться в жизни. Я раньше им завидовала и мужа ругала, что он по восемь — десять часов корпит над чертежами за одну зарплату, которой этим «деловым людям» хватает на два вечера в ресторане.
— Где работает ваш муж?
Лида внимательно посмотрела на Анисенко и ответила не сразу.
— В проектном институте. Он ушел от меня и, кажется, счастлив. Хотя все, что он имеет, как я теперь понимаю, он мог бы иметь и со мной.
— Вы говорите как-то… — Анисенко замолчал, подбирая нужные слова, — словно я ваш родственник.
Лида мягко улыбнулась.
— Мой корпус налево, — и легонько оттолкнула Анисенко, — завтра увидимся. Непременно, если даже и не захотим. Здесь ведь как в коммунальной квартире, каждый день все встречаются по нескольку раз.
Анисенко согласно кивнул и послушно зашагал к своему корпусу.
«Ну и что? Чего я испугался-то?» — он прислушался к шуму на кухне, похоже было, что жена проворачивала мясо для котлет; Анисенко подумал, что вот сейчас зайдет в туалет, разорвет фотографию на мелкие кусочки и все.
«А вдруг она у нее единственная?» — Анисенко достал фотографию из конверта, уголки ее слегка потрескались, да и вся она отливала желтизной.
— Анисенко! — донеслось из кухни.
Он поспешно сунул фотографию под подушку.
— Дрыхнешь, что ли, — Наталья заглянула в комнату, увидела его растерянное лицо, — ты чего такой, словно кур воровал?
— Придумаешь тоже, — Анисенко отвернулся к стене.
— Вставай, черт чудной, там такое мясо попалось, что я всю руку вывернула.
— Так бы и сказала, а то сразу митинговать.
— По первому слову бежать должен.
— Что я тебе — Тузик, что ли? — уже в коридоре беззлобно огрызнулся Анисенко.
— Не нравишься ты мне сегодня.
— Лучше бы стопку налила.
— А мне кто нальет? Я и глажу ему, и стираю… Мужик нынче такой пошел, шагу бесплатно не ступит. В цехе вон ящик с места на место задаром не передвинут.
— На профсоюзном собрании, что ли? — Анисенко неловко нажал на ручку мясорубки, ее крепление сорвалось; он локтем задел тарелку с мясом, и она сочно шлепнулась на пол.
— Ну, горе горькое, — Наталья правой рукой, словно нащупывала опору, пошарила по кухонному столу, наткнулась на тарелку и замерла. Едва Анисенко заметил это, бросил мясорубку и выскочил в коридор; уже оттуда он услышал, как с сухим треском вдребезги разлетелась первая тарелка, потом вторая, третья…
«Дура-баба!» — с некоторым восхищением подумал он, прислушался к наступившей тишине и весело заметил:
— Хорошо хоть нынче тарелки дешевые стали.
Анисенко знал, что через минуту-другую жена расплачется, а потом возьмет веник и, тихая, подавленная, будет сметать осколки, затем наденет свое выходное платье в зеленый горошек и, зло обронив: «скучно с тобой, Анисенко», на весь вечер уйдет к подругам. Раньше он принимал это, как должное, поскольку был тугодум и завидовал тем мужикам, которые и анекдот расскажут так, что заслушаешься, и на стороне гульнут — жена не узнает, и половину премии в заначку отложат — комар носа не подточит; конечно, его обижало, что жена искала веселья на стороне, и чтобы как-то успокоить себя, он шел в кладовку, доставал инструмент, раскладывал его на маленьком откидном верстачке и мастерил полку соседу или клетку для канареек; зная, что жена вернется часам к десяти, он к этому времени аккуратно сметал стружки, протирал пол мягкой тряпкой, ложился на диван и включал телевизор, — все это походило на маленький семейный спектакль, в котором каждый знал свою роль назубок. Но сегодня, едва за женой захлопнулась дверь, Анисенко достал из-под подушки фотографию, прислонил к глиняной собаке, лежавшей на телевизоре, и издалека посмотрел на миловидную девушку с перекинутой через плечо тяжелой косой.
«Ишь какая!»… — довольный, засмеялся Анисенко и, едва прикрыл глаза, как услышал хрипловатый Лидин голос: «Знаете, я немного завидую вашей жизни. Да-да, у меня все было разбросано, все на скорую руку. Конечно, в моем возрасте говорить об этом глупо, но вам я скажу: не встретила человека, с которым можно было бы так вот, как с вами, смотреть на озеро, слушать, как шуршат волны, и знать, что и завтра будет так же, и послезавтра…
