Григорий Медведев - Энергоблок

— Может, пойдемте вместе к председателю исполкома, и я ему все расскажу? Досконально. Тут не понять нельзя. А? — еще раз взмолился Палин, заметив, как по лицу майора мелькнула тень легкой досады.

— Эти дела, товарищ Палин, надо через «верхи» делать. Мы при вашем атомном блоке состоим... Такие дела... Не было бы блока, и этого городка, и нас бы тут не было. Так ведь? — Он весело посмотрел на Палина, чуть наклонившись вперед, и теперь уже и вовсе было видно, что Палина он всерьез не воспринимает. Это чувствовалось и в голосе — несколько шутливо-панибратском.

Палин заметил это и, будто пытаясь еще раз удостовериться, упавшим голосом спросил:

— Лекцию-то надо читать?

— Ну конечно, конечно же! — В лице и голосе майора были увертливость и насмешка, и какая-то рафинированность выговора. Особенно в этом «конечно, конечно» с нажимом на «ч».

В это время в дверь постучали, и вслед за тем в комнату просунулось очень отекшее еще сегодня с утра, а теперь и здорово заплаканное лицо Сони. Увидев мужа, она как-то ошалело ворвалась в кабинет, плотно прикрыла за собою дверь и даже несколько раз потянула, чтобы удостовериться, что закрыта хорошо.

— Извините, пожалуйста! — сказала она майору подобострастно.

Палин же растерянно смотрел на жену, как на совершенно чужую женщину. Из-под высокой, грязноватого цвета шляпки горшочком выбились непричесанные, похоже, волосы. Джерсовое пальто, почему-то теперь только Палин заметил, здорово замусоленное и поблескивающее на вздутиях живота, груди и бедер, облегало ее, будто бочку, и казалось с чужого плеча. И ноги: острые почему-то, какие-то сиротливые коленки, по-мужски очерченные икры...

Рот ее вдруг как-то уродливо растянулся, из амбразурок глубоко сидящих глаз по малиновым от недавнего плача щекам полились обильные слезы. Глядя на Палина и истерично ломая себе пальцы, она запричитала:

— Товарищ начальник милиции-и-и! Отпустите-е его-о, ирода проклятого! Совсем о семье не думает! Жена больная, крошечка сын... Выращивать еще-е-ех! Господи! Даром, что начальник радиационной безопасности...

Она вдруг взъярилась, и от гнева у нее даже неожиданно высохли слезы:

— Тебе доверили дело, а ты безответственный га-а-ад! Не думаешь ни о семье, ни о государстве! Толечко свою дурь ублажаешь!.. Товарищ начальник! — вдруг решительно обратилась она к майору, который несколько в смущении наблюдал за сценой: — Отдайте мне его на поруки! Больше такого не повторится... Клянусь я!.. Он ведь двадцать пять лет, почитай, отстукал, атомную бомбу делал... — Сонины глаза в каком-то полубезумии с примесью обожания обожгли Палина. — Он хороший, вправду, товарищ начальник...

Видно было, что она гипнотизировала майора, и тот, невольно тронутый ее волнением, как-то внимающе кивал ей в такт ее выкрикам, вздрагивая лицом и то тараща, то пряча глаза.

— Да-да-да... Да-да-да... — бормотал он в ответ.

Какое-го время Палин сидел словно в отупении, безучастно глядя на жену. То ли невольно, а может, по какой-то внутренней закономерности движения его взбудораженной души перед мысленным взором Палина стали возникать вдруг картины из прошлого.

...В городском саду играет духовой оркестр... Грустная музыка далекого вальса .. По-теперешнему — очень наивные слова... И все равно дорогие... Круглая, огороженная высоким деревянным частоколом, танцплощадка, прозванная «тетеревиный ток» из-за частых пьяных драк...

Но для него это было место памятно. Там он впервые увидел Соню...

Рябой на фоне неподвижной листвы диск луны. Струящаяся, будто с крон деревьев стекающая музыка... Соня танцует. Стройненькая, белокурая... Рассыпчатый шелк волос...

«Березка...» — подумал тогда Палин.

Большие ясные доверчивые глаза... Березка, Березка... Он так и звал ее до того самого дня...

Ах, если бы праздничная комиссия, инспектируя территорию склада, по невежеству своему не сделала тогда предписание сдвинуть в одно место бочки с радиоактивными жидкими отходами солей плутония и пятого урана... Если бы... Тогда все для них с Соней было бы иначе...

Но произошло... Сдвинутые вместе, бочки образовали критмассу...

Значительно позднее Палин узнал, что всего лишь четырех килограммов плутония этих веществ в чистом виде достаточно, чтобы обеспечить ядерный разгон. В сдвинутых бочках было гораздо больше...

Взрыв на складах был очень мощный, хотя и не достиг полных параметров атомного.

Позже подобное явление получило название СЯР — самопроизвольный ядерный разгон...

Попавшие в эпицентр погибли сразу. Не меньше бед принесло и радиоактивное облако, низко пронесшееся над городом, лесами и полями.

Сонечка Палина, лаборантка объектовской ТЭЦ, и две ее подружки по дороге домой были накрыты облаком взрыва в полутора километрах от места аварии. Оставшийся путь доехали на рейсовом автобусе.

Спустя час — температура, рвота, понос, отеки. С неотложкой отправили в медсанчасть...

Доза, ею полученная, составила двести пятьдесят рентген. Кроме того, надышалась и наглоталась активности внутрь. Вся распухла. Выпали волосы...

Палин неделями дежурил у ее изголовья. С содроганием смотрел на жену. Милой Березки больше не было... На койке лежала отекшая, облысевшая и сильно постаревшая женщина. Лишилась сна. Лежала с открытыми глазами, тупо уставившись в пространство перед собой...

— Сонечка, милая, — просил Палин, — усни хоть немножко.

Пустые серые глаза. Глухой голос:

— Нету сна, Вова... Мне кажется, я никогда не спала. Странно думать, что где-то спят люди... А ты храпел ночью...

Палин покраснел. Соня пристально посмотрела на мужа и твердо сказала:

— Бросай меня, Вовка. Зачем я тебе такая?..

— Никогда! — ответил Палин.

Соня вдруг сильно побледнела и потеряла сознание.

— Ей вредны эмоции. Положительные тоже... — сухо сказал лечащий врач. — Нервная система еле дышит...

Лечили тогда примитивно. Давали есть сырую печень, кололи витамины и... покой... А там, куда кривая вывезет... Вся надежда на природные силы организма.

Соня ела сырую печень через силу. Плакала. Все время тошнило. Палин отирал слезы и кроваво-красный печеночный сок, при разжевывании выступавший по углам рта и струйками стекавший вниз.

Перед аварией Соня была беременна на третьем месяце. После облучения произошел выкидыш...

Отходили Соню с трудом... Вернулась домой — другой человек. Отеки, вялость. Потеряла интерес к работе, жизни. Безразличие к людям, вещам, родному дому...

Медленно, очень медленно возвращались к ней какие-то, крохи прежних сил и энергии. По существу, она стала глубоким инвалидом. Моча долгое время была радиоактивной. Неспокойная кровь. Стойкая лейкопения...

Сильно кружилась голова. Ноги плохо слушались. Заново училась ходить. Помощь Палина отвергала, говоря:

— Если не веришь, что научусь сама, лучше уж сразу закопай меня...

Ходила, держась за стену дома. Палин шел рядом, страховал.

Неожиданно врачи посоветовали рожать. Может быть, роды встряхнут организм и дело быстрее пойдет на поправку. Но легко сказать!.. Долгие годы — хроническая лучевая болезнь, привычные выкидыши...

Сашку родила в тридцать шесть. Очень слабенький. Синюшный. Еле выходили...

В довершение ко всему у Сони внезапно открылась сахарная болезнь. Высокое давление. Частые гипертонические кризы, никудышные нервы, слабое сердце...

И вот теперь она, Сонечка, милая белокурая Березка, которую он сразу и на всю жизнь полюбил тогда, с обостренным чувством опасности пытается таким вот своеобразным бабьим способом выручить его, Палина, своего мужа, уберечь семью, гнездышко свое...

У Палина сжалось сердце. Он встал, обнял ее за плечи.

— Успокойся, Сонечка, прошу тебя!

Майор тоже встал и со смущенным выражением на лице вышел из-за стола.

— Не надо так переживать... Не надо, прошу вас, успокойтесь...

— Что мне делать? — довольно грубо спросил Палин майора, держа всхлипывающую Соню под руку. — Отсидеть пятнадцать суток или штраф?..

По лицу майора пробежала тень, но он сдержался и, глядя на Палина несколько задумчиво, сказал:

— Вы все же пройдите в исполком... — и, заколебавшись, добавил: — А об остальном после... Потом... Зайдете завтра...

Он проводил их до двери, плотно закрыл ее за ними, и лицо его сразу приняло откровенно озабоченное выражение. Подумал вдруг, что зря «клюнул» на это место и переехал так близко к атому. Оказывается... И его вдруг не на шутку охватило серьезное беспокойство за детей своих...

6

Майор Дронов в задумчивости стоял у зарешеченного окна. Тревога не проходила. Смотрел сквозь решетку на маленький заброшенный внутренний дворик, окаймленный П-образным зданием милиции и глухим деревянным забором.

Взгляд Дронова метался по замкнутому пространству двора, упираясь то в деревянные стены здания, обшитого ссохшейся от времени доской с шелушащейся белесоватой синей краской, то в забор, как-то неровно просевший на грунте, то скользил по прибитой дождями нехоженной рябоватой корке подсохшей пыли...