Григорий Терещенко - Гранит

— Ну, я-то имею немалый опыт самостоятельного вождения. Знаю здесь каждый водоворот, каждую мель.

— Вот и хорошо, — согласился Григоренко. — Это ваша лодка?

— Нет, Файбисовича.

Оксана Васильевна завела мотор и повела моторку посредине реки. Одной рукой держала руль, другую опустила в воду.

Вскоре лодка медленно повернула влево, в приток Днепра — Гатку. Здесь и вправду были сказочные берега. Широко раскинули кроны огромные ветвистые дубы, за ними теснились заросли молодой ольхи, орешника...

Перед Григоренко и Оксаной Васильевной открывались картины извечной борьбы между рекой и берегом. Могучие столетние дубы стальными корнями, кажется, несокрушимо держат крутые обрывы. Здесь, в дни паводка, река неистово борется с деревьями, стараясь вырвать из их цепких объятий хотя бы песчинку, другую... И так из года в год... Пока из-под ног лесных великанов вода не вымоет песок, глину, землю. И пока не упадут в расцвете сил, застонав от боли, эти исполины в воду.

Недалеко от такого дуба, который навеки погрузился в омут, Оксана Васильевна пришвартовала лодку.

С ее полных губ не сходила улыбка. Григоренко откровенно любовался ею.

— Сергей Сергеевич, вот вам спиннинг. Надо на уху рыбы наловить. Я попробую вон у того дуба, а вы — здесь, с лодки.

— Не лучше ли вместе? — спросил Григоренко.

— Нельзя. Рыбу нужно ловить в одиночестве, — возразила Оксана Васильевна.

— Я думаю, что красивая женщина — наилучшая приманка. .. потому и прошу, чтобы вы были со мной.

— Ой, не говорите так, а то я, чего доброго, останусь,— отшутилась Оксана Васильевна, спрыгнула на берег и направилась с удочкой к облюбованному ею месту.

Прошло с полчаса. Григоренко неумело забрасывал блесну, но даже плохонькие окунишки обходили ее. Вдруг крючок зацепился за ремешок часов. Сергей Сергеевич снял их с руки и положил рядом на сиденье. Закидывал спиннинг еще и еще, но все напрасно.

Не клевало и у Оксаны Васильевны. Она уже собралась было перейти на другое место, как вдруг ее поплавок вздрогнул, стал торчком и поплыл от берега. Оксана легонько дернула и почувствовала, что на крючке порядочная рыбина. Удилище согнулось дугой.

Григоренко не выдержал и крикнул:

— Да тащите ее! Быстрее тащите!

Но Оксана Васильевна и не думала следовать его совету. Она дала рыбе походить, потом стала медленно подводить ее к берегу. Наконец в воде засеребрился чешуей крутобокий лещ. Он устал и едва шевелил хвостом. Оксана подтянула его поближе, схватила за жабры.

— О! Смотрите, какой красавец!.. Сергей Сергеевич, скажите, пожалуйста, который час, я хочу запомнить это мгновение! — крикнула она.

Григоренко опустил руку на скамью, где должны были лежать часы. Но их там не было. Заглянул под сиденье, поискал на дне — нет.

— К сожалению, вы не узнаете время, когда поймали леща.

— Не понимаю!

— Мои часы пропали.

Оксана Васильевна бросила леща в лодку и спросила:

— Как это могло случиться?

— Вот здесь они лежали... ну и... — стал растерянно объяснять он.

— Да вы, наверно, нечаянно сбросили их в воду.

— Видимо, так. Откровенно говоря, жалко. Именные. ..

— Сейчас вы их получите, — улыбнулась Оксана Васильевна. — Отвернитесь.

— Что вы? Вода холодная. Не стоит...

— Отвернитесь, вам говорят!

Быстро, не глядя на Сергея Сергеевича, она стала раздеваться. Ее движения были ловкими и красивыми. Мягкие русые волосы упали на округлые плечи. Она собрала их в пучок, надела синюю резиновую шапочку, расправила плечики купальника и прыгнула в воду. Только волны разошлись. Долго была под водой. Наконец вынырнула. Разжала руку — на ладони плоская ракушка... Разочарованно посмотрела на нее и отбросила.

— Оксана, залезайте в лодку. Да пропади они пропадом! — не на шутку взволновался Григоренко.

— Еще раз нырну... — и, глубоко вдохнув, ушла под воду.

Снова на ладони ракушка.

— Оксана, залезайте в лодку! Ну, прошу вас. Разве так можно? Простудитесь, холодно ведь!

Улыбнулась, ни слова не сказав, снова нырнула.

«Вот отчаянная! Как только покажется, силой затащу в лодку», — решил Сергей Сергеевич.

Вынырнула, смеется. В руках — часы.

— Сергей... тащите скорее меня... в лодку. Уф!.. Больше не могу...

Оксана действительно замерзла и устала. С помощью Григоренко она забралась в лодку. Поднялась на ноги, всем телом припала к нему, прошептала:

— Ну, согрей же...

Он чувствовал, как дрожит ее сильное молодое тело. Крепко прижал к груди. Обнял. Нашел ее губы. И они замерли в жарком поцелуе...

Над рекой опускался тихий летний вечер. С неба на гладь воды упали первые звезды и утонули в чистой, прозрачной глубине, а лодка все стояла в небольшом заливчике у дубовой рощи...

В понедельник Остапа и Сабита, по распоряжению директора, перевели в бригаду Лисяка.

«Лисяковцы» уже работали, когда друзья спустились на нижний горизонт. Увидев новичков, о которых им говорил бригадир, они выключили отбойные молотки и окружили прибывших.

— Вот, принимайте. Нас обоих в вашу бригаду направили, — сказал Остап, подавая руку Лисяку.

— Агитировать прислали? — смерил тот Остапа оценивающим взглядом. Кепка набекрень, из-под нее выбивается черная прядь, глаза беспокойные — так и бегают по сторонам, в уголке рта — папироска. — Слыхал, слыхал твое выступление! Трепаться умеешь! О-очень сознательно выходит!

— Зачем агитировать... Бурить мы пришли.

— От Самохвала чего сбежал?

— Это мое дело. Есть у меня счеты с ним!

— Бабу не поделили! — хихикнул Роман Сажа и скосил глаза на ребят: засмеются ли?

«Лисяковцы» загоготали. Сажа, довольный, подмигнул.

— Это — наше с ним дело, — снова спокойно ответил Остап.

— Самохвал — парень что надо, напрасно от него ушел, — будто не слыша, сказал Лисяк и тут же перевел на другое: — Послушай, откуда ты появился на комбинате? А?

— Из тюрьмы.

— Брешешь! Не похоже... Слишком лижешь начальству. ..

Остап сжал кулаки и сдержанно ответил:

— Такого за собой не замечал. А вот кое-кто из твоих дружков...

— Это ты про Самохвала?

— Просто так, к примеру говорю.

Лисяк с любопытством взглянул на Белошапку:

— Правду говорят, что ты человека убил?

«Самохвала, конечно, работа, — подумал Остап.— И все намеками. Даже своим дружкам правды не говорит».

— Подлюку и сейчас прибью! — сказал громко, со злостью.

— Вот как!.. — выступил вперед Сажа. — Горилку пьешь?

— Случается.

— Так, может, мы с тобой еще столкуемся?.. Ну, давай свою бралку, агитатор! — Он поймал руку Остапа и хотел ее сжать посильней. Но Белошапка ответил таким пожатием, что Сажа побагровел от натуги и боли. Однако ему было стыдно уступать перед дружками, и он все сильнее жал Остапу руку. — Мы и не таких фраеров видели!

Остап не сдавался. Руки обоих словно окостенели. Рукопожатие обернулось своеобразным поединком. Кривая улыбка, напоминавшая скорее гримасу боли, исказила лицо Романа.

— Здоровый, черт! Ничего не скажешь!

Остап отпустил его руку.

— Здорово! — похвалил и Лисяк. — Но запомни: найдется сила и на твои клещи! Так что...

Остап ничего не ответил на эту угрозу. Сажа, чтобы перевести все в шутку, скинул кепку и пошел по кругу.

— Ну, детишки, по рубчику?! Обмоем это дело!

— Не сейчас! — остановил его Лисяк. — Успеем. Сегодня план нужно дать. Иначе что скажут агитаторы?.. Да вон и нормировщица сидит с хронометром. Дожидается, пока мы тут треплемся!.. Чего стали? За работу!

Остап посмотрел в ту сторону, куда кивнул Лисяк, и увидел Зою. Она действительно сидела на глыбе гранита с папкой на коленях и молча наблюдала за ними. Была бледной и какой-то растерянной. Смотрела, как показалось Остапу, только на него.

На сердце стало тяжело. Неужели каждый день он будет встречаться с ней, говорить, притворяться равнодушным? Если бы знал, что она здесь работает, не согласился бы переходить к «лисяковцам». А может, еще не поздно? Пойти к директору — и попросить. Здесь останется Сабит. А он махнет снова на строительство! Работа знакомая, и с Зоей не придется встречаться. Не будет растравливать себе сердце...

Эта мысль стала еще более настойчивой, когда в обед нашел в кармане своей спецовки записку: «Белая шапка, если метишь на бригадирство — разбригадирим сами!»

«Это уже Лисяк старается. Боится, значит, за свое место. Не хочет расставаться с бригадирством... Дурной! Не знает, что не меня должен бояться, а себя... Я работать пришел, а не за должностями...»

Глава шестая

В дверь постучали.

— Заходите! — крикнул Григоренко и удивился: на пороге стояла Люба. Она всегда заходила без стука, а на этот раз постучала. Странно. Наверно, случилось что-то особенное.